Российский шотландец Патрик Гордон
Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”
С.БУНТМАН: Ну что же, мы начинаем очередной выпуск нашей программы, совместной с журналом «Знание — сила», и сегодня к большой радости Дмитрий Федосов. Добрый день.
Д.ФЕДОСОВ: Здравствуйте.
С.БУНТМАН: И мы сегодня будем говорить о Патрике Гордоне, о российском шотландце, о шотландском россиянине. Замечательный совершенно человек и продолжается работа. И, наконец-то, вот уже сколько теперь, 10 лет, Дим?
Д.ФЕДОСОВ: Ну, около того, да.
С.БУНТМАН: Да. 10 лет мы получаем том за томом, получаем дневник Патрика Гордона. Это ценнейший документ, по всем параметрам ценнейший документ и для российской истории.
Д.ФЕДОСОВ: Да и европейской.
С.БУНТМАН: И европейской, как документ эпохи. И такой, вот, с одной стороны, военный герой барокко, если можно так сказать, вообще, Патрик Гордон.
Д.ФЕДОСОВ: Ну, в том числе.
С.БУНТМАН: В том числе. Важнейшая фигура.
Д.ФЕДОСОВ: Сдержанного северного барокко.
С.БУНТМАН: Ну да. Да-да-да. Который стоит в ряду с очень многими героями событий европейской истории, истории противостояния с Турцией, с империей. И это очень важно для того, как, все-таки, может быть, мы недооцениваем как частями своими. Россия вовлечена и вовлекалась не только в европейскую политику, в которую она потом вошла, и в военную политику. А просто, вот, настройка жизни, такое общее, очень многих общих явлений через Патрика Гордона.
Д.ФЕДОСОВ: Да-да. Ну, я прежде всего очень рад, что есть возможность такая замечательная почтить память этого человека именно на этих днях. Потому что не далее как неделю назад ему исполнилось 375 лет, достаточно круглая дата. Кстати сказать, до сих пор и в научных изданиях есть разнобой — не так давно меня поздравляли друзья 31 марта. Я говорю: «Приятно, конечно, но это по старому стилю». Уже на одной из московских радиостанций, по-моему, не на вашей объявили юбилейную дату. Но, дело в том, что это 31 марта по юлианскому календарю, стало быть, 10 апреля по новому.
С.БУНТМАН: А юлианский — он же жив был в Британии до середины XVIII века.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Именно так, да. До 1751 года, до 1752-го, если мне память не изменяет. И поэтому именно дневник Гордона ведется, собственно говоря, по старому стилю по большей части кроме польского периода, о котором тоже можно сказать несколько слов. Но прежде я бы хотел сказать вот о чем. Ведь, Гордон возник не на пустом месте. Это человек, который принадлежит вообще к военному, воинственному народу, ибо шотландцы прославились, мы знаем, давно по всему миру в разных армиях. И ныне составляют шотландские полки гордость британской армии. Но даже на фоне этих традиций род Гордонов, можно сказать, принадлежит к числу одних из самых заслуженных именно по военным своим достижениям. Ну, приведу такой пример. Вот, скажем, к концу XIX века по статистике того времени имя Гордон, фамилия достаточно распространенная, но не из самых распространенных в Британии, была на 50-м месте по частоте употребления. А по военным заслугам, по силам своим представительства в британской армии на пороге Первой мировой войны, Гордоны были на 7-м месте. Причем, в разных родах войск.
И таким образом, мы видим эту традицию, в общем, от первого возникновения этого рода в XII веке, когда он из небытия появляется в королевских грамотах шотландских. Есть разные легенды, конечно. Ну, скажем, одно время считалось и до сих пор об этом можно прочесть в клановых историях, что Бертран де Гордон, один из ранних Гордонов уложил стрелой из арбалета не кого-нибудь, а Ричарда Львиное сердце при осаде замка Шалю в Лимузене. Ну, это, скорее всего, апокриф, тем более, что имя этого человека по-разному приводится. Но факт остается фактом, что Гордоны именно происходят из пограничного края первоначально тех самых мест англо-шотландской границы, где шла тысячелетняя, я не оговорился, война с VI века, с первых вторжений англов на территорию нынешней Шотландии. И вплоть до конца XVI века. Поэтому понятно, в какой среде они росли. Собственно, их вскормила война. И хотя потом их сердцем и средоточием стала Северо-восточная Шотландия, как и поныне, откуда родом и сам Патрик, из графства Абердиншир близ городка Элан (в 1635 году, напомню, он появился на свет). Вот уже к этому времени Гордоны давно прославились на службе разных совершенно корон, монархий, в разные эпохи, на разных фронтах и на море в том числе.
Ну, достаточно сказать, что первый Гордон, который в России упоминается из мне известных, это Уильям Гордон, человек, который из английского города Халл, ну, по-старому Гулль. Вот, возглавлял экспедицию по северному морскому пути в поисках северо-восточного прохода — это первые годы XVII века, остались довольно известные об этом сведения. Потом он был на датской службе уже в 10-е годы, и погиб вместе со своими двумя судами, будучи главой экспедиции, снаряженной датским королем, в Северной Америке.
После него это была целая волна военных, даже до нашего Патрика, на Руси уже с 10-х годов в роте знаменитой Бельских немец 1613 года, откуда предок Лермонтовых в том же составе. Вот там были Гордоны, да и в дальнейшем, и когда Патрик приезжает в Россию в 1661 году, к тому времени это имя уже было у нас известно.
С.БУНТМАН: Он приезжает в Россию в 1661 году. Но до этого у него такая, серьезная биография. Значит, год рождения — 1635-й его.
Д.ФЕДОСОВ: Да-да.
С.БУНТМАН: Когда он покидает родину, которая, если мы вычисляем, все его отрочество — это, в общем, такие, суровые времена.
Д.ФЕДОСОВ: Весьма-весьма. Это смутное время, это так называемые Войны трех королевств, или гражданские войны в Британии. Ну, напомню, что 1649 год — это казнь короля Чарльза I, или, по-старому, Карла, как у нас его иногда называют в литературе.
С.БУНТМАН: Я, все-таки, предпочитаю латинизировать.
Д.ФЕДОСОВ: Ну, тут можно долго об этом говорить. Но поскольку сам Гордон пишет «Чарльз», то как-то вкладывать в его уста германизированную версию… Я, кстати, во время перевода не вникал.
С.БУНТМАН: Да-да-да. Я читал предисловие, но это повод для такой…
Д.ФЕДОСОВ: Да, отдельный вопрос, несомненно. Ну, надо сказать, что Гордоны — это роялистский клан, и практически все они стояли за короля.
С.БУНТМАН: Они католики, причем.
Д.ФЕДОСОВ: Не все. Но, в частности, ответ…
С.БУНТМАН: Но, вот, Патрик Гордон — католик.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Без сомнения. Причем, католик истовый. И забегая вперед, одна из его главных заслуг духовных — это открытие первой в Московии католической церкви после его челобитной 1684 года. Он, по сути, сделал то, что не удалось на протяжении многих десятилетий ни святому престолу папскому, ни германскому императору, ни польскому королю. Хотя, при их поддержке именно он это сделан.
Но это было потом. А тогда, конечно, католику… То есть мало ему было политических сложностей, когда он 16-летним юношей уехал в 1651 году на корабле из Абердина в Данциг, польский Гданьск. Как раз в те недели буквально, когда армия Кромвеля вторглась в Шотландию, разбила роялистов и, в итоге, военной силой покорила страну. Хотя, при изгнанном короле, при изгнанном огромном количестве роялистов и при дальнейших восстаниях господство гигантское.
С.БУНТМАН: А наследник, Карл II уже?..
Д.ФЕДОСОВ: Да, он короновался в Шотландии.
С.БУНТМАН: Он короновался.
Д.ФЕДОСОВ: Как раз в том же году, да.
С.БУНТМАН: Да. Где полагается.
Д.ФЕДОСОВ: Да-да-да. Но Гордон был тогда слишком еще зелен, чтобы воевать за короля. Хотя, отец его и дядя участвовали в этой борьбе. А просто-напросто вождь их клановой ветви Гордонов был схвачен ковенанторами, протестантами и после заключения в Эдинбурге казнен.
Так что Гордон оказался изгнанником, и, собственно говоря, поприще свое он начал, отнюдь, не военным, а учился он в Иезуитской коллегии в Браунсберге — это ныне Бронево в Польше, недалеко от нашей Калининградской области. Это было солидное католическое заведение, и вообще известно, что иезуиты всегда и в XVII веке, и в другие эпохи давали великолепное образование.
С.БУНТМАН: Ну, это была одна из изначальных задач, Игнатия Лайолы — образование и обучение как часть контрреформации.
Д.ФЕДОСОВ: Конечно. И, вот, 2 года Патрик, хотя и не закончил этого заведения, учился там. И это сказалось, конечно, на его кругозоре, на его вере, на его познаниях. Потому что он великолепно владел латинским как устным, так и письменным. И как ни странно, немецкий, собственно, он выучил уже после, как и польский. То есть живя в Польше, вернее даже в прусской части, германоговорящей, ведя замкнутый образ жизни в коллегии — они говорили там по-латински исключительно. Поэтому как он пишет сам, «дух мой не мог выдержать столь замкнутого образа жизни», и вот он покидает коллегию, по сути, тайком. Ну, можно сказать, бежит даже оттуда. И после скитаний по Польше, довольно долгих, поддается уговорам шотландских офицеров, которые вербовали тогда армию для Карла X Густава, короля шведского, а он готовил известное вторжение в Польшу 1665 года, то самое, которое начало Первую Северную войну и вот этот Польский потоп, ужасную страницу польской трагичной истории. И, вот, Гордон попадает в этот водоворот сразу. Начинает он даже не рядовым, а, по сути, служителем ротмистра Гардиана — не Гордон, а Гардиан, это другая шотландская фамилия.
С.БУНТМАН: Да, кстати, здесь Саша спрашивает. +7 985 970-45-45 — это смски. Этимология фамилии «Гордон»?
Д.ФЕДОСОВ: Да, вы знаете, она не установлена точно. В пограничье шотландском есть такое местечко Гордон. Но тут…
С.БУНТМАН: Тут непонятно, что из-за чего.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Речку в честь Димитрия назвали Доном как в Сатириконе, или наоборот. Это, скорее всего, нормандское название. И не случайно я упоминал здесь Де Гордона раньше. Есть похожие соименные местечки во Франции. Скорее всего, это связано с нормандским завоеванием и вот этим англо-нормандским проникновением в Шотландию. Хотя, конечно, в дальнейшем…
С.БУНТМАН: То есть это не кельтский род?
Д.ФЕДОСОВ: Ну, дело в том, что они настолько переженились и перемешались… Они же стали, по сути, галльским кланом и проникли далеко своими владениями в горную Шотландию и, в общем, считались одним из горных кланов, что потом сказалось в якобитском движении, конечно.
Вот. Но возвращаясь к нашему раннему периоду, вот он поступает вначале, как я сказал, по сути, денщиком ротмистра Гардиана, а в дальнейшем, ну, не совсем повздорив, но решив, что ему лучше служить независимо от ротмистра, отдельно, он записался простым рейтером, кавалеристом в полк конной герцога Саксен-Лауэнбургского, один из германских полков на службе тогда у шведов — а у них армия во многом состояла на немецких наемниках и на шотландских, конечно, тоже.
И, вот, он проходит всю эту иерархию, по сути, с нижнего чина. И напомню, что он дослужился уже в России до полного генерала и стал бы, наверное, фельдмаршалом — ну, просто тогда у нас не было фельдмаршальского чина. Поэтому он достиг самых больших высот и, в общем, воевал в армии трех корон. Не с той точки зрения, что он воевал в шведской армии долго, в армии трех корон.
С.БУНТМАН: А в трех разных.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Я имею в виду корону еще также польскую и корону российскую.
С.БУНТМАН: Я напоминаю, Дмитрий Федосов. Вопрос, который был в интернете. Такой, любопытный как всегда перенос понятий, ретроспективный такой, опрокинутое в историю представление о службе, верности и прочем: «Как он служил в России, когда он служил у таких натуральных российских врагов как шведов и поляков?»
Д.ФЕДОСОВ: Разумный вопрос, но это, собственно говоря, случалось сплошь и рядом. И я вам более этого скажу, может быть, вы удивитесь: в первые 3 с лишним небольших года своей службы, будучи молодым и горячим еще даже не офицером, а просто рядовым, он попадал 6 раз в плен ко всем воюющим сторонам. А воевали тогда между собой, ну, по сути, все на Польшу ополчились со всех сторон — это и шведы, и князь Ракоци трансильванский, это и Россия потом с 1654 года, это и в дальнейшем Бранденбург, который изменил полякам, вассал курферст Бранденбургский и стал воевать за шведов. То есть, по сути, Польша была окружена со всех сторон, и вот Гордон несколько раз попадал в плен и к имперцам, австрийцам, которые поддерживали поляков на завершающем этапе войны. Но в те времена это было в порядке вещей. То есть существовал кодекс, выработавшийся еще в 30-летнюю войну, о пребывании определенном в плену, по истечении которого, соответственно, человек, если его не выкупали и не обменивали, мог смело принять…
С.БУНТМАН: То есть он мог делать выбор уже?
Д.ФЕДОСОВ: Да. Это было в порядке вещей, это был кодекс военной, да и рыцарской, можно сказать, чести. И Гордон этим занимался неоднократно, и, в общем, ни одна из сторон не ставила ему это на виды, в вину, когда он возвращался под ее знамена. И, напротив, он вот так, снуя из стороны в сторону, набрался боевого опыта. И, конечно, это совершенно отдельная богатейшая часть его биографии, вот эта первая война, потому что она у нас наименее известна. У нас как-то больше писали, хотя, тоже неполно и с ошибками о его российском периоде, что понятно. А, вот, польский-то как раз был наименее известен, в том числе и польским историкам. И там просто невероятные похождения и приключения, которые нет просто возможности… Я просто хочу зачитать один небольшой пассаж касательно его воинской службы.
С.БУНТМАН: Да. Сразу: когда он начинает вести дневник?
Д.ФЕДОСОВ: Ну, вообще-то, начинает он, что тоже, в общем, не совсем было ясным до того, как дневником занялись непосредственно, вел он записки, по сути, с первых дней службы. Другое дело, что они горели, пропадали, правились им самим в течение многих лет и восстанавливались. Но он сам пишет, к примеру, что битва под Варшавой знаменитая 3-дневная 1656 года, что «я был на военном совете (а тогда он воевал за поляков), и слышал все, и записал в тот же день». То есть эти записки были.
Вот такой эпизод яркий из 1657 года. Здесь он как раз приводит следующий пассаж. Речь идет о том, что финны, служившие на шведской службе, где он тогда тоже находился в лейброте фельдмаршала шведского Дугласа, тоже его соотечественника-шотландца. И вот в лесу он как-то со своими друзьями-сотоварищами по роте, шотландцами набрел на 30 или 40 финнов, которые грабили польский обоз шляхецкий. «Выбор добычи, — пишет Гордон, — был таков, что мы, видя, как они берут лишь самое ценное, решили подобрать то, что останется после них. Пока мы, не сходя с коней, наблюдали, двое из оных финнов вывели из топи прекрасную девицу, наряд и манеры коей уверили нас в ее благородстве. Едва добравшись до суши, один из них принялся срывать с нее одежду так, что она осталась в белой фланелевой юбке и корсаже с серебряными петлями. При виде серебра финн немедля сорвал корсаж и, прельстившись тонкостью фланели, вздумал стащить и юбку. Девушка беспрестанно кричала и плакала, что могло бы расстроить и камень. И видя по мундирам и обличию, что мы выше тех мошенников, воззвала к нам о помощи. Сердце мое растаяло от жалости. Я соскочил с коня и стал увещать финна и стоявших рядом его приятелей словами, что у них вдоволь богатой добычи под рукою, что следует вспомнить о давших им жизнь матерях и что открывать наготу женщины недостойно христианина и человека. Все сие было напрасно.
Юная шляхтянка поняла, что я готов за нее постоять и укрылась за моей спиною. Когда финн хотел схватить его снова, я по-дружески отстранил его руками. Тут он так треснул меня по шее, что я с трудом устоял на ногах. Однако, придя в себя и не имея привычки сносить подобные вещи, выхватил палаш и отвесил ему удар по макушке. Тот свалился наземь, причем, 7 или 8 его приятелей, будучи ближе всех, разом напустились на меня. И, вот, все его товарищи соскакивают с коней, начинают ему помогать и, благодаря превосходству в отваге, как он пишет, ловкости оружия, а также узкой позиции, мы стали их теснить. Почти каждый верный выпад выводил их людей из строя, и, наконец, они обратились в бегство. Мы загнали их далеко в лес и завладели их лошадьми, огнестрельным оружием». Вот, храбрые шотландские палаши, о которых он пишет здесь и в других местах, в общем, служили ему добрую службу. Причем, в буквальном смысле, потому что оружие, которым он пользовался… Он упоминает, например, о шотландских пистолетах, о шотландских палашах и что особенно занятно, из его записок следует, что, скажем, во многих частях и польской, и шведской армии мерилом для пивных пайков была шотландская пинта.
С.БУНТМАН: Шотландская пинта именно, да?
Д.ФЕДОСОВ: Шотландская. Это, вот, показывает влияние и количество шотландских офицеров, которые там служили и, собственно, часто они, ну, либо были боевыми товарищами, либо, наоборот, выручали друг друга, оказавшись в плену. То есть как пишет один современник, что шотландцы никогда не бывали совершенно разбиты, потому что в то время как одни одерживали победу, другие, будучи в плену, пользовались тем, что соотечественники…
С.БУНТМАН: Ну и потом невозможно быть окончательно разбитыми, находясь практически везде.
Д.ФЕДОСОВ: Это правда. И в этой среде он вырос, он получает первый свой младший офицерский чин прапорщика от шведов, а именно пфальцграфа Адольфа Иоганна, младшего брата шведского короля. И в дальнейшем уже на польской службе он с большим отличием продолжал свое поприще под знаменем князя Ежи Себастьяна Любомирского, одного из первых магнатов Польши, великого коронного маршала и польного гетмана, от которого, кстати, российским войскам доставалось. В частности, Чудновский поход 1660 года волынский, где капитулировала целая русская армия боярина Шереметьева. Это дело рук Любомирского, прежде всего. Ну и, конечно, великого гетмана Потоцкого. Но последний был слишком стар уже к тому времени.
Так вот, Гордон в этом походе против русских в 1660 году командует сдвоенной драгунской ротой князя Любомирского и отличается в сражениях против русских войск. И, собственно, за этом следует весьма странная цепь событий, которая приводит его, спустя какой-то год после этой капитуляции, на побежденную сторону. Потому что он пытался вначале устроиться на австрийскую службу, потом решение о вербовке новых австрийских полков было германским императором отменено, и он поддается на уговоры плененных в Чудновской битве русских шотландцев — полковника Дэниела Кроуфорда, в частности, его соотечественника и русского посланника в Польше Замяты Леонтьева. И вот так он оказывается на русской службе в 1661 году. Прибывает к нам и поступает в чине майора в тот самый пехотный полк Кроуфорда, то есть в новый для себя род войск.
С.БУНТМАН: Дмитрий Федосов. Любопытный вопрос от Ильи. Дело в том, что помимо Гордонов, которые чаще всего шотландское происхождение везде имеют, он говорит: «В каждом местечке есть свой Гордон, еврейская фамилия».
Д.ФЕДОСОВ: Да, это совершенно так. Это, кстати, загадка историческая.
С.БУНТМАН: Да, это любопытно. Очень любопытно.
Д.ФЕДОСОВ: Никто это не объяснил до конца. Одна из версий, на мой взгляд, достаточно вероятная — что это анаграмма «Гродно». Поскольку в Гродно, как известно, была большая еврейская колония всегда, якобы, для еврейского языка «Гордон» более удобопроизносимое.
С.БУНТМАН: То есть здесь другое расположение гласных?
Д.ФЕДОСОВ: Да, да-да-да. Есть такая версия. Другая, конечно, куда менее убедительная, что это, якобы, произошло потому, что один из лордов Гордонов в британском парламенте защищал еврейские права. Ну, это, конечно, скорее, красивая легенда, поскольку речь идет о XVIII веке уже.
Есть и другие объяснения. Но я думаю, что не могу ответить на этот вопрос непосредственно. Единственное, что может приблизить к ответу, так это то, что в Речи Посполитой шкоты, ну, если по-польски, то жиды сосуществовали. Причем, торговали и те, и другие. В отличие от России, как раз шотландцы в Речи Посполитой были больше торговцы, чем военные, хотя и военных тоже было много. И даже слово «шкот» обозначало мелкого торговца.
С.БУНТМАН: Дмитрий Федосов. Мы продолжим через 5 минут нашу программу «Не так».
НОВОСТИ
С.БУНТМАН: Мы продолжаем. Дмитрий Федосов, мы говорим о Патрике Гордоне. И как раз мы оставили Патрика Гордона в тех обстоятельствах, когда он в 1661 году поступает на русскую службу.
Д.ФЕДОСОВ: Да. И, вот, он прибывает через Ригу и Псков, и Новгород обычным путем того времени. И надо сказать, что его первые впечатления о России были убийственны просто. Я не хочу быть голословным, это место, которое я сейчас хочу зачитать, было вырезано во всех предыдущих изданиях.
С.БУНТМАН: А начали в XIX веке, да?
Д.ФЕДОСОВ: Да, даже в XVIII веке. Еще вице-канцлер граф Остерман там нанял человека, который начал переводить. В общем, это долгая история, стоит отдельной передачи, но вот, что он пишет сразу по приезде. «Канцлер, то есть дьяк посольского приказа оказался весьма бесчестным малым и день за днем отделывался от нас в ожидании взятки, какова здесь не только обычна, но и считается обязательной. (Речь идет о получении жалования за выезд от государя). Ничего о том не ведая, я дважды или трижды выражал ему возмущение, не получил вразумительного ответа и подал жалобу боярину, который с легким укором дал ему новый наказ. Сие рассердило дьяка еще более, и он по-прежнему нами пренебрегал. Но когда и после повторного ходатайства и приказа мы не добились удовлетворения, я в третий раз отправился к боярину и весьма откровенно заявил, что не знаю, кто же обладает высшей властью, он или дьяк, ибо тот не повинуется стольким приказаниям. При этом разгневанный боярин велел остановить свою карету — он собирался выезжать из города в поместье — вызвал дьяка, схватил его за бороду и встряхнул раза 3-4 со словами, что «если я пожалуюсь снова, он велит бить его кнутом». И, вот, Гордон возвращается — а надо сказать, что это время было введения медной монеты на Руси, которая приравнивалась к серебру и шла вначале 4 к 1-му, а потом и 15 к 1-му. И, вот, Гордон разражается такой тирадой: «Люди в России угрюмы, алчны, скаредны, вероломны, лживы, высокомерны и деспотичны, когда имеют власть. Под властью же смиренные, даже раболепные, неряшливые и подлые. Однако, при этом кичливые и мнят себя выше всех прочих народов». Вот это то, что из всех изданий немецких, англоязычных и русских исключалось. Но учитывая, что дневник, собственно говоря, переводился в том числе и по личному указанию государя-императора Николая I, то понятно почему это произошло. И, вот, Гордон впадает в депрессию, и хотя он исполняет служебные обязанности и постепенно поднимается по служебной лестнице, то есть он нанимается майором, потом через 2 года, в пределах 2-х лет он подполковник, затем полковник в 1665 году и так далее. Но он далеко не сразу оправился от потрясения, ну, потому что, конечно, тогда Россия для иностранцев была совсем не то, что сейчас. И записки его современников, мемуары о России, такие как Олеарий, Нернберг, Коллинз, да, собственно, кого ни назови, все полны очень резкими высказываниями и сетованиями о нетерпимом и враждебном отношении к иноземцам, в том числе к христианам, католикам, которых считали за нехристей и прочее-прочее.
С.БУНТМАН: Но это было так.
Д.ФЕДОСОВ: Но надо сказать, что свойственно шотландцам, в целом, и Гордону, в частности, очень чутко реагировать на окружающую среду, изменения в ней. И не случайно шотландцы по всему миру так хорошо приживались, далеко не только в англоязычном мире. Вот, они умудрялись сочетать несовместимое, то есть блюсти свои традиции и принимать традиции, и мириться с ними окружению, окружающей среде. И, вот, не далее как 1 января будущего года Гордон пишет, что «я собрал всех стряпчих приказа к себе и преподнес соболей, кому по паре, кому по одному в зависимости от их чина. И после этого они прониклись ко мне великим доброжелательством, и готовы были дать ход любому из моих дел в приказ». Вот.
И мало-помалу он, действительно… Разный, собственно, имел опыт в России, на разных уровнях. Карьера его не была головокружительная, отнюдь. То есть получив полковника в 1665 году и съездив от царя с письмом к королю Чарльзу II в Лондон в 1666-67 годах, он надолго застревает в южнорусских и украинских городах, особенно в Севске без всякого повышения в чине. И, вот, переломным как раз годом и эпохой, можно сказать, это Чигиринские походы, Русско-турецкая война 1677-78 годов. Но я напомню, что Чигирин — это гетманская столица правобережной Украины, уникальная крепость на правом берегу Днепра. Ну, мы помним, что левый берег вошел в состав русского государства после так называемого воссоединения 1654 года, из-за этого началась русско-польская война. Киев отошел к России, по крайней мере, фактически тогда, хотя и не был признан долго Речью Посполитой и западными державами. А, вот, Чигирин как раз был на правом берегу, то есть фактически под властью Польши, но под всегдашним и прямым, и очень грозном ударом Османской империи и вассала империи Крымского ханства.
И, вот, было, собственно, 3 Чигиринских похода. Но 2 из них особенно, когда огромные турецкие войска осаждали дважды эту крепость. В 1677 году ее удалось отстоять, в 1678-м когда Гордон как раз особенную роль играл в обороне, город пал. Причем, это очень печальная история, поскольку все было сделано, чтобы его отстоять. И подошла к городу огромная русско-украинская армия под началом боярина князя Григория Ромодановского и украинского гетмана Самойловича. И вот что происходит. Гарнизон во главе с воеводой Ржевским, который вскоре погибает и Гордон берет на себя командование гарнизоном как старший из офицеров в последние уже дни. Отбиваются из последних сил от огромной османо-татарской армии, которая насчитывает не меньше, чем под Веной 5 лет спустя в 1683 году, под началом тех же самых полководцев во главе с Кара-Мустафой. То есть это цвет османской армии, гигантские силы. Ну, соотношение было где-то 12-10 к одному.
И, вот, Гордон додержался до подхода русских войск, которые разбили авангард турок, стоят в 5 верстах. И вместо того, чтобы подойти на помощь, чтобы хотя бы войти в город, вдруг Гордону приходит распоряжение боярина его оставить. В это время турки подводят подкоп — они славились как минных дел мастера, взрывают стену нижнего города, обороняемую казаками. Врываются в нижний город. Но даже тогда Гордон не оставил надежд и уверенности даже отстоять его, и такой, вот, яркий эпизод: когда уже многие бежали из города, он велел подать к ужину свой серебряный столовый прибор, никуда не намереваясь уходить. И послал боярину письмо: «Если мне дадут 5 или 6 тысяч добрых солдат, я их выбью отсюда».
Но все начинают бежать, приходит указ покинуть город. Ну, не указ, а приказ (поскольку он был не царский). И Гордон буквально последним как капитан с гибнущего судна, подполя пороховой магазин, который, взорвавшись, уносит жизни по меньшей мере от 2 до 4 тысяч турок, покидает город. Причем, он пишет тоже очень ярко, хочу коротко процитировать, что он буквально последним выбирается. Не умея плавать (он не мог переплыть реку Тясмин), и, вот, «дойдя до старого частокола у ворот, я видел, как турки снуют по мосту с головами христиан, коих они захватили при выходе из реки на дальнем берегу. Сие крайне меня поразило, но я знал, что уже нет другого пути кроме как прорываться. Будучи совсем один, я перепоручил себя всемогущему богу, поднялся на дамбу в 20 или 30 шагах от моста с палашом в одной руке и пистолетом в другой. На мосту я натолкнулся на 5 или 6 турок с саблями наголо и головами христиан в левой руке. Выстрелив по ним из пистолета, я прорвался и побежал направо по верху дамбы». Но он здесь не упоминает, хотя это должно было, конечно, случиться. Он унес с собой не только оружие личное, но и записки свои. Потому что вот эта уникальная летопись, хроника осады совершенно удивительная.
С.БУНТМАН: Вообще поразительно, как он носил записки. Да, какие потери мы можем предположить в записках. Но то, что ему удавалось сохранять… Вообще это, если в скобках сказать, вот эта привычка записывать.
Д.ФЕДОСОВ: Вплоть до того, что количество ядер, выпущенных каждый день.
С.БУНТМАН: Да. Эта привычка записывать — это распространено? Это правило? Или это некое условие быта тогдашнего? Или это из ряда вон выходящее?
Д.ФЕДОСОВ: Вы знаете, и да, и нет. Смотря о каких вещах идет речь. На Западе записки, дневники были достаточно широко уже распространены. Хотя, больше, все-таки, в такой, обработанной, мемуарной части изданной. Ну, например, для сравнения — вот, я интересовался, скажем, этим на британском и польском материале — в Польши существует около дюжины дневников того времени. Но беседуя с польскими историками, я узнал, что не один из них с Гордоном не может сравниться, с подробностью его польских описаний. Ну а в России это вообще был новый жанр.
С.БУНТМАН: Ну, конечно.
Д.ФЕДОСОВ: Частных записок такого рода, причем, записок сложносоставных. Тут, ведь, не только поденные записи — тут документы, тут письма, тут рассуждения о разных предметах. То есть это сложная довольно по жанру вещь. Просто никому не приходило в голову. Единственное исключение для конца XVII века — начала XVIII — это так называемые записки Афанасия Желябужского. Но как обратил внимание не так давно маститый американский историк Пол Бушкович, они могут частично принадлежать Желябужскому, поскольку он умер в 1692 году, когда эти записки только начинались.
Так вот, ничего подобного в России того времени не было. Были летописи, были, естественно, многообразные документы государственные, были отписки царю и так далее. Но так вот день за днем записывать свои впечатления — ну, просто было не принято и в этом уникальность этой хроники.
С.БУНТМАН: Замечательно. Мы сейчас чтобы успеть, мы пройдем сейчас по, скажем так, самому последнему допетровскому, по петровскому времени Патрика Гордона.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Ну, надо сказать, что уникальным образом, то есть, казалось бы, потерпев поражение, не отстояв город, он получает генерал-майора, поскольку царские власти видели, что он сделал, собственно, и что никакой вины его в гибели Чигирина нет. И назначается не куда-нибудь, а в Киев, важнейшую русскую пограничную крепость. Напомню, что в царском именовании как тогда говорили, титуле государь Киевский следовал сразу вслед за Московским. И поскольку город был пограничный и еще не признанный за Россией, конечно, крепость была важнейшей. И вот в течение 7 лет Гордон живет в Киеве как один из командиров гарнизона. Именно ему мы обязаны новым устройством киевских укреплений, на которые потом не посягнули ни турки с татарами, ни даже шведы в период нашествия Карла XII. И это, кстати, очень важная вещь. Вот это то, о чем у нас почти не пишут и о чем я должен сказать обязательно. Гордон был одним из лучших военных инженеров России своего времени, это совершенный факт. Он одним из первых у нас, хотя, это была не новость на Западе, вводил так называемые бастионные начертания, вот эту новую западную систему. Именно так он работал в Киеве.
С.БУНТМАН: Какую? Такую, вобановского толка?
Д.ФЕДОСОВ: Да, абсолютно. С Вобаном они современники.
С.БУНТМАН: Эти утюги всевозможные.
Д.ФЕДОСОВ: Да-да-да. Кронверк он построил в Чигирине.
С.БУНТМАН: Да. Чтобы не было мертвых зон для обстрела.
Д.ФЕДОСОВ: Он так и пишет в Чигирине, что «задача моя была держать противника как можно дальше и как можно дольше». То есть он даже стоял за то, чтобы отстоять передовые старые укрепления в нескольких сотнях саженей от самих укреплений. Но его никто не поддержал в гарнизоне. То есть это система глубоко эшелонированной обороны.
Это, конечно, для России того времени была большая редкость. И не случайно его назначают в том числе инженером в Киев, поскольку правительство знало, как писал гетман Самойлович, что он, Патрик к осадному времени зело надобен, то есть очень нужен.
Ну а в дальнейшем что происходит? В 1686 году он посещает Британию еще раз по частным делам, по своему наследству, по маленькому свою поместью Охлекрис в Абердиншире. И затем он возвращается, и надо сказать, что он, ведь, до конца так и не смирился с тем, что ему суждено в России умереть. Ну, кто его может осудить за то, что он любил свое отечество и хотел на склоне лет туда вернуться? И вот он постоянно одолевает царские власти ходатайствами и при Голицыне с Софьей, и при Петре уже, хотя, в меньшей степени, ну и при Алексее Михайловиче еще раньше с тем, чтобы покинуть русскую службу. Его удерживают всеми…
С.БУНТМАН: Как бы он пригодился. В 1689 году непосредственно по изгнанию короля Якова.
Д.ФЕДОСОВ: Абсолютно. Тогда как раз и не хватило умелых полководцев. Сам Гордон, кстати, очень об этом сожалеет.
С.БУНТМАН: То есть он пишет, да?
Д.ФЕДОСОВ: Пишет: «Как жаль, что мой государь, то есть король не удержал тогда в Шотландии — тогда бы я явил, действительно, знаки своей службы и то, на что я способен». И, вот, получается так, что он, что очень важно, вот это переломный тоже год, 1689-й, когда, помните, дуэль Петра с регентшей Софьей, его сводной сестрой. Когда Петр — а эта сцена в дневнике у Гордона описана — бежит, предупрежденный о стрелецком возмущении, из Преображенского в Троице-Сергиеву Лавру, и следует это месячное противостояние. И, вот, в записках Гордона это важнейшая, собственно, глава. И Гордон на гребне этого противостояния, когда еще оно далеко не было предрешено, поскольку стрелецкий гарнизон из 20 полков — это 20 тысяч человек — в Москве во главе с Шакловитым, начальником стрелецкого приказа еще держит сторону Софьи, то есть огромная военная сила. Вот, Гордон в этот миг в начале сентября, в первых числах, получив указ от Петра из Троицы, уводит иноземных офицеров в Троицу.
С.БУНТМАН: Причем, определяющее во многом это событие.
Д.ФЕДОСОВ: Да. «Наш уход в Троицу, — пишет он, — был кризисом всего дела, поскольку все стали высказываться в пользу младшего царя». И с тех пор он, естественно, не разлучен с Петром. Такая, яркая совершенно вещь, это факт, что первый визит, когда-либо нанесенный русским монархом иноземцу где-либо и когда-либо, был петровский визит Гордона. Было это 30 апреля 1690 года, хотя, как часто пишут и как я в свое время ошибочно писал, не в Немецкой слободе пока в доме Гордона, а это было в одной из деревень на Москве-реке, куда они отправлялись в речное путешествие.
С.БУНТМАН: То есть раньше всех Лефортов?
Д.ФЕДОСОВ: Да. Ну, и, кстати, в Немецкой слободе в дом Гордона тоже Петр явился раньше всех. Это совершенный факт и это очень показательно. Потому что это вообще неслыханная вещь, чтобы русский государь посещал иноземца у него дома.
Ну и в дальнейшем, конечно, они были неразлучны, Гордон получает полного генерала после второго крымского похода, собственно, еще до их знакомства. И стал бы фельдмаршалом, еще раз говорю, если бы тогда такой чин у нас существовал.
Ну и последняя его заслуга, последняя не по значению, а по времени, это стрелецкий бунт 1698 года.
С.БУНТМАН: Об этом отдельно спрашивали в интернете.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Это человек, который, по сути, подавил этот бунт. То есть да, боярин Шеин был формально главнокомандующим. Но дело в том, что боярин Шеин и по возрасту, и по опыту военному годился в сыновья Гордону. И, собственно, Гордон выиграл бой под Новым Иерусалимом, под Воскресенским монастырем. Он дважды ездил в стан повстанцев, рискуя жизнью в общем-то, поскольку любая шальная пуля могла его уложить. И я думаю, что это очень яркое доказательство его репутации в русских войсках, в том числе не иноземных войсках, а стрелецких. Что никто не выстрелил в него, не дерзнул. А, ведь, могли бы, поскольку есть сведения, что стрельцы шли Немецкую слободу рубить и вообще не жаловали немцев, мягко говоря.
С.БУНТМАН: Гордон — это была какая-то отдельная вообще фигура, совершенно. Насколько он был во всех смыслах этого слова славен?
Д.ФЕДОСОВ: Ну, надо сказать, что, во-первых, он дослужился до высших чинов, доступных иноземцев в московском государстве. И вот, знаете, я беседовал с одним известным русским историком, коллегой моим не так давно, и он говорит: «Ну что, Гордон?» Он, ведь, ни одного, по сути, полевого сражения не выиграл, никогда не предводительствовал большим войском. Ну, это историк достойный, но историк гражданской, политической жизни России того времени. Потому что совершенно понятно, что иноземец не мог предводительствовать русским войском в XVII веке. Во-первых, потому что он выехал на нем, он никогда не принимал присяги по все дни своей жизни служить государю, а только временно. Во-вторых, он — иноверец, католик. Поэтому он мог играть только вспомогательную роль. Но в этой вспомогательной роли он, конечно, проявил себя в полном блеске.
Ну, надо сказать, что Гордон среди прочего крестный отец русской гвардии. Именно он термин «гвардия» впервые применяет преображенцам и семеновцам в 1689 году, когда они, еще эти юные, необстрелянные потешные даже до своего формирования в полки последовали за Петром в Троицу. Это было в 1689 году, за 11 лет до присвоения имени лейб-гвардии этим полкам. Ну, собственно говоря, не удивительно, потому что эти полки вербовались, в частности Преображенский, из Гордонового Бутырского полка. То есть в дневнике есть прямые сведения, что юный царь затребовал опытных солдат, а не просто потешных ребяток. Опытных, обстрелянных людей из Гордонового Бутырского полка, около 40 человек осенью 1688 года. То есть это прямое образование Преображенского полка.
Это среди его прочих услуг. Ну и вообще, он не только один из самых известных шотландцев в России всех времен, но я думаю, что он один из самых известных членов шотландской диаспоры вообще в мире, можно сказать и так, по заслугам своим, потому что, ну, уж довольно одного того, что Петр многократно его посещал во время его последней болезни, сам закрыл ему глаза, рыдал.
С.БУНТМАН: Это было когда?
Д.ФЕДОСОВ: Это 1699 год, ноябрь. Он не дожил одного дня до шотландского праздника, который у него упоминается в дневнике много раз. И я думаю, что достойным завершением моего выступления будет следующее. Ведь, Гордон, скорее всего, один из главных авторов нашего Андреевского флага и ордена Андрея Первозванного. Потому что совершенно очевидно исторически и внешне, что эти наши государственные символы вдохновлены шотландскими образцами и орденом Чертополоха, и Андреевским флагом шотландским. И понятно, что Гордон как старший из иноземцев при Петре имел на него прямое влияние, в том числе и в этом отношении. И, собственно говоря, это влияние признано в опубликованном мною не так давно первом и старейшем подлинном уставе ордена Андрея Первозванного. Там сказано, что «мы сей наш новый орден учредить и прозвать за благо изобрели, наипаче для того, что в шкотской земле он тамо угасился, то есть пресекся». Речь идет о свержении Стюартов, там орден перестали жаловать и, вот, Россия, как бы, подхватывает тоже как вотчина святого Андрея.
С.БУНТМАН: С одной стороны, такая, очевидная вещь, но которую надо понять и прочувствовать. И что вот этот самый косой крест, который представляет собой, ну, можно сказать негатив.
Д.ФЕДОСОВ: Да, абсолютно. Отражение зеркальное шотландского флага.
С.БУНТМАН: Только у нас голубее, чем такой, глубокий синий фон шотландского флага.
Д.ФЕДОСОВ: Абсолютно. Ну, в геральдике нет различия, кстати, голубых оттенков.
С.БУНТМАН: Нет. Только лазурь — она и есть лазурь.
Д.ФЕДОСОВ: Лазурь и серебро.
С.БУНТМАН: Что серебро на лазури, что лазурь по серебру.
Д.ФЕДОСОВ: А, вот, очень любопытно, кстати, откуда у нашего ордена Андрея Первозванного, у кавалеров зеленая мантия, у ордена, где цвета — лазурь и серебро. Так дело в том, что у шотландского ордена чертополоха зеленая мантия. Ну, согласитесь, совпадений слишком много.
С.БУНТМАН: Нет, ну и время, ясный стык такой, непрерывность истории. Сергей Сидоров спрашивает: «Где захоронен Патрик Гордон? Правда ли, что на Введенском кладбище или его могила утеряна?» Он из Лефортово.
Д.ФЕДОСОВ: Хороший вопрос. Да, скорее всего, на Введенском кладбище. Хотя, надо сказать, что да, когда ломали этот первый, основанный им католический храм, который он основывал как свою собственную усыпальницу в Лефортове, в Немецкой слободе, в начале 70-х годов XIX века прах и Лефорта, и Гордона был перенесен (хотя, Лефорт — протестант, конечно, не католик) перенесен, действительно, на Введенское кладбище. Хотя, по-немецки там написано «Oberst Gordon», то есть полковник, что довольно странно для немцев. Некоторые предполагают, что это не он, а его сын, хотя, скорее всего, конечно, это он. Но, вот, интересно, что плита надгробная сохранилась. Хранится она не где-нибудь, а в соборе Василия Блаженного Покровском, что на рву. Правда, к сожалению, не выставлена, а находится там в подклете. Но я, вот, говорил в свое время с директором Исторического музея Александром Ивановичем Шкурко и он, вроде, благосклонно к этому отнесся, что хорошо бы эту плиту выставить. Ну, почтить память этого человека и, по крайней мере, под спудом ее держать, по-моему, не очень хорошо.
С.БУНТМАН: Не стоит.
Д.ФЕДОСОВ: И досадно, да. Так что да, прах его, скорее всего, на Введенском, а плита, соответственно, в сердце Москвы.
С.БУНТМАН: Вот много разных и любопытных каких-то вещей нам писали. Например, «Был ли он хорош собой в юности? Лена».
Д.ФЕДОСОВ: Ну, вообще говоря, польские шляхтянки за ним бегали — это из дневника точно совершенно известно. Но, ведь, для этого не надо молодому военному быть очень привлекательным. Есть портреты, кстати, где он, правда, уже в поздние годы.
С.БУНТМАН: Он там осанист.
Д.ФЕДОСОВ: Да, он был очень изранен, конечно, как настоящий боевой офицер, и в том числе пулю в лицо получил под Чигирином. Да, он, судя по всему, был недурен и очень, кстати, обходителен. Он прекрасно общался с дамами.
С.БУНТМАН: Детей сразу. У него сыновья были?
Д.ФЕДОСОВ: У него было множество детей, но из них пережили детство только пятеро, от двух браков. И, кстати сказать, его второй сын Джеймс Яков — очень любопытный человек. Он был первым по рождению русским мальтийским рыцарем. Причем, в отличие от боярина Шереметьева, который не мог быть мальтийским рыцарем как православный человек, он имел мальтийский крест, и как женатый человек. Вот, Джеймс Гордон был, действительно, принят в орден Святого Иоанна в 1706 году, и так именуется Московито, то есть московский уроженец. И он же был, кстати, графом Римской империи за заслуги отца. Но, вот, к сожалению, в России по мужской линии род их пресекся уже в середине XVIII века, а мог бы быть один из славнейших родов российских.
С.БУНТМАН: Дмитрий Федосов. Можно купить где-то книжки настоящего Гордона на русском языке?
Д.ФЕДОСОВ: Ну, предыдущие тома все разошлись. Вот, последние, пока вышедшие совсем недавно, еще есть, в частности, издательстве и «Наука» на Калужской. Но так, в интернете, насколько я видел, торгуют им основательно.
С.БУНТМАН: Да. Ребят, можно в интернете, вообще можно купить.
Д.ФЕДОСОВ: Да. Но продолжение следует — сейчас пятый том и шестой еще будет.
С.БУНТМАН: Замечательно. Успехов, и держим кулаки, чтобы… Действительно, это удивительный документ. Мы не говорили, но это отдельный разговор о том, что за язык, что за рукопись…
Д.ФЕДОСОВ: Ну, может быть, как-нибудь по дневнику мы отдельно и поговорим.
С.БУНТМАН: …как с ним было работать, что там было любопытного. Но давайте мы это оставим на другой раз. Всего доброго.
Д.ФЕДОСОВ: Спасибо.
