Революция 1905 года — 100 лет спустя
Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”
С.БУНТМАН — Это наша совместная программа с журналом «Знание — сила», и мы продолжаем нашу серию «К юбилеям событий»: революция 1905 года. Мы ее открыли, как и сам 1905 год, открыли и «Кровавым воскресеньем», и таким вот рассмотрением судьбы Гапона, фигуры чрезвычайно интересной. Но сейчас мы продолжаем и тоже с Олегом Будницким. Здравствуйте, добрый вечер!
О.БУДНИЦКИЙ — Добрый вечер!
С.БУНТМАН — И сегодня мы уже переходим к другим личностям и к другим событиям 1905 года. А вообще, что такое весна 1905 года?
О.БУДНИЦКИЙ — Вы знаете, я бы, наверное, стал говорить об осени 1904…
С.БУНТМАН — Ага.
О.БУДНИЦКИЙ — …которую в России тогда в политическом смысле сочли весной, каковой она на самом деле и была. И вообще, если уже соответствовать названию программы «Не так!», то вот как раз о российских революциях, о российском революционном движении и революции 1905 года в особенности очень многое было не так написано в советской историографии, а в постсоветской было написано очень мало.
С.БУНТМАН — А почему, потому что неинтересно было?
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, вы знаете, другие интересы возникли: биографии императоров и всякие прочие сюжеты. Понимаете, то, что называется «наелись», извините за просторечие, российские историки историко-революционной тематики. Сколько можно было изучать труды основоположника, постановления съездов и деятельность пламенных революционеров? Передозировали, что называется, и поэтому стали заниматься другими сюжетами, которые были табу раньше, и потом, открылись массы новых архивов, очень много занялись историей собственно говоря советской, действительно, когда стало возможно работать с материалами, скажем, фондов ЦК КПСС — это было гораздо более интересно для историков, чем обращаться к истории революционного движения. И там, как мне кажется, очень многое предстоит переосмыслить. Не столько даже какие-то новые факты — обнаружить, скажем так, информацию, точнее, о новых фактах в архивах — сколько переосмыслить. Сейчас этим занимаются: вот только что вышла книга, подготовленная учеными Института Российской Истории Академии Наук, «Взгляд на революцию 1905 года сто лет спустя» — я, к сожалению, еще ее не видел, хотя сам в этом институте работаю. Но… а так, в общем, незаметно, чтобы что-то серьезное, выдающееся было написано. Более того, я не могу припомнить даже какой-нибудь капитальной книги, вышедшей по революции 1905 года, и в советскую эпоху. Парадокс заключается в том, что единственная такая фундаментальная монография, посвященная революции 1905 года, вышла в Штатах. Тогда написал ее профессор Нью-Йоркского Университета Абрахам Эшер, так и называется «Революция 1905 года в России», в двух томах, такие солидные тома, они вышли в 88-м и 92-м годах прошлого столетия.
С.БУНТМАН — Уже… Уже… уже вот когда… хорошо… и они в Россию не попали?
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, они попали…
С.БУНТМАН — Переведены были?
О.БУДНИЦКИЙ — Нет, нет, нет, нет, это только на английском…
С.БУНТМАН — Нет?
О.БУДНИЦКИЙ — Да, только на английском, в России они есть, конечно, в библиотеках, но…
С.БУНТМАН — Да, но я имею в виду, широкому читателю, которому необязательно читать по-английски.
О.БУДНИЦКИЙ — Нет, не переведены, но Эшер, он, понятное дело, тогда доступа серьезного к российским архивам не имел по этой проблематике: доступ иностранных ученых был очень ограничен, еще в большей степени, разумеется, чем тогда советских. И поэтому вот такая парадоксальная ситуация на данный момент, что настоящей истории революции 1905 года, написанной, во всяком случае, на русском языке, российским историком, на мой взгляд, нет, настоящей истории.
С.БУНТМАН — Так что же не так в подходах, если мы начинаем с весны, ну, там, астрономической осени, перед самой революцией — что же, в принципе, не так?
О.БУДНИЦКИЙ — Не так? Первое — начнем с начала…
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — Это начало идет: когда она началась? Стандартно январь…
С.БУНТМАН — 9 января по старому стилю.
О.БУДНИЦКИЙ — 9 января. Но, знаете, очень трудно понять, когда начинается революция, на самом деле. И здесь точки зрения есть достаточно разные. Одни историки считают, что революционные события начались в 1899 году — студенческие волнения. И, кстати говоря, не случайно среди участников студенческих волнений в Петербургском университете были три такие личности, как Борис Савинков, Иван Каляев и Георгий Носарь — будущий председатель Петербургского совета рабочих депутатов. Именно оттуда начались их проблемы, закончившиеся понятно чем. Во всяком случае, для Каляева виселицей, для Носаря впоследствии расстрелом — в 1918 году…
С.БУНТМАН — Ну да.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. А для Бориса Савинкова — загадочным падением…
С.БУНТМАН — …в пролет.
О.БУДНИЦКИЙ — …в пролет лестницы здания на Лубянке. Другие считают, что — и я думаю, что здесь есть зерно истины — что стартовая точка тех событий, которые впоследствии привели к революции — это 15 июля 1904 года: убийство Плеве. Убийство Плеве — это был министр внутренних дел, напомню, Владислав Константинович фон Плеве — министр внутренних дел был ключевой фигурой всегда в российском правительстве и реально он определял режим, скажем так. И на эту тему я могу рассказать такой исторический анекдот — ну, анекдот не в смысле «смешная история», а в смысле «реальное историческое событие».
С.БУНТМАН — В смысле, в старом, первоначальном смысле.
О.БУДНИЦКИЙ — В первоначальном смысле этого слова, да. Когда-то Павла Николаевича Милюкова, будущего лидера российских либералов, арестовали за речь, которую он произнес на неправильную тему в неправильном месте в неправильное время. Он, значит, сидел, и за него ходатайствовал учитель Василий Осипович Ключевский. Было решено Милюкова освободить, но перед этим с ним решил побеседовать Плеве. И Плеве с ним беседовал довольно доброжелательно и спросил его: «Ну, а что бы вы стали делать, если бы мы предложили вам пост министра просвещения?» На что Милюков сказал: «Нет, вы знаете, вот ваш бы пост меня устроил, ибо только на этом посту можно что-то реальное сделать». Плеве несколько опешил, немножечко пригрозил Милюкову, но, в общем, Милюкова выпустили, он уехал за границу читать лекции, а также писать статьи в главном органе русских либералов. Так вот, Плеве был последний министр из тех, которые пытались, в общем-то, затормозить развитие, политическое развитие России, подморозить Россию. Так, Плеве убили. В обществе это вызвало восторг. Никакого осуждения революционного террора среди общественности не заметно было в начале века. Напротив, полный восторг. И вслед за Плеве был назначен не человек таких же взглядов, а был назначен князь Петр Данилович Святополк-Мирский, человек иных воззрений, даже ушедший с должности товарища, т.е. заместителя министра внутренних дел при Сипягине, который был тоже таким человеком, консервативным, хотя, может быть, не в такой степени, как Плеве, и он служил там виленским генерал-губернатором, и Святополк-Мирский был человеком воззрений либеральных, если мерить их вот по общепринятой шкале, в той степени либеральных, в какой, конечно, может идти речь о бюрократии, царской бюрократии в таком, классическом. Святополк-Мирский откровенно сказал Николаю II, что он не придерживается взглядов своих предшественников и что он считает, что нужно примириться со страной. А то, сказал он, Россия поделиться на поднадзорных и надзирающих за ними. Он считал, что нужно сделать, собственно говоря, важнейший шаг — это перейти к той или иной форме народного представительства. Выборность.
С.БУНТМАН — Да. Да.
О.БУДНИЦКИЙ — И ему это виделось в таком ключе, что часть Государственного совета, который назначался императором, будет избираться. Избираться, причем будут выборные от земств.
С.БУНТМАН — Какой тогда уже был по численному составу Государственный совет к этому времени, к 1904? Порядок какой — это уже сколько примерно там было?
О.БУДНИЦКИЙ — Вы знаете…
С.БУНТМАН — Ну, много там было, было уже…
О.БУДНИЦКИЙ — К сожалению…
С.БУНТМАН — Его же все увеличивали, начиная с…
О.БУДНИЦКИЙ — Да, но я, к сожалению, не помню точную цифру…
С.БУНТМАН — …начала XIX века.
О.БУДНИЦКИЙ — …а примерную говорить не хочу.
С.БУНТМАН — Ну, т.е., я почему это спрашиваю? Почему — если выбирать часть…
О.БУДНИЦКИЙ — Да.
С.БУНТМАН — То могло ли это быть как-то не просто декорацией?
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, видите ли, во-первых, это принципиальный шаг. Проблема…
С.БУНТМАН — Сам по себе, так сказать.
О.БУДНИЦКИЙ — Конечно. Конечно. Не власть назначает, а избирают земства. Так? Это колоссальный шаг, принципиальный. И всегда должен существовать первый шаг. Причем, я хочу напомнить, что Россия была абсолютной монархией. Т.е., это в XX веке, в Европе начала ХХ века это был полный нонсенс, в общем-то. И при всем при том, что огромное большинство населения России, с моей точки зрения — и в этом отношении царские трактаты были совершенно правы — не было совершенно готово к демократической системе. Напомню, что подавляющее большинство было крестьянами, которые до сих пор жили общинами и, скажем, которым без получения паспорта у исправника нельзя было отлучаться от своего места жительства дальше, чем на 30 км. Понимаете? Я напомню, что не было ни телевидения, ни радио, то что читателями газет были жители, в основном, городов и преимущественно крупных, и политического, скажем так, образования минимального, какой-либо готовности к участию вот в таком демократическом процессе у подавляющего большинства населения, конечно, не было. И, забегая вперед, скажу, что когда либералы и, в общем-то, революционеры, настаивали на четырехвозке, т.е. всеобщее, равное, тайное, прямое избирательное право — это, в общем, была утопия. Это была утопия. И рассчитывать на то, что люди сознательно выберут своих представителей по такой системе, надо было быть очень наивными людьми. И если для революционеров это был лишь лозунг и способ внести некую дезорганизацию в существующие порядки и совершить революцию, то для либералов для некоторых это была или наивность, или мечта, или способ, может быть, шантажа власти, давления на власть. Поэтому первый шаг, о котором говорил Святополк-Мирский, возможно, мог выпустить пары и мог бы несколько, скажем так, канализировать энергию вот такую, антиправительственную, представителей части общества и наиболее организованной его части — это земцев, т.е. люди, которые реально участвовали в каких-то, по крайней мере, хозяйственных и культурных делах, т.е. имели хотя бы минимальный опыт реальной практической работы. Это не были, в отличие от многих лидеров российских либералов, университетские профессора, которые прекрасно знали теорию, но вряд ли смогли бы реально управлять даже какой-нибудь деревушкой, потому что там нужны совсем другие навыки. Поэтому, еще раз подчеркну, что этот маленький шаг мог привести к далеко идущим последствиям. Что еще сделал Святополк-Мирский кроме выдвижения этой идеи? Какая судьба ее постигла, я сейчас скажу. Он, фактически, разрешил земский съезд. Впервые в истории России, он прошел в начале ноября 1904 года, в Петербурге, причем в последний момент как бы это разрешение, вроде бы, которое, как бы, дали, но на самом деле не дали, и, в общем, решили так, что вот они собираются в виде частного совещания на частных квартирах. Они действительно совещались на частных квартирах, благо квартиры были вполне достойные по тем временам как у российских либералов… кстати говоря, эти вот земцы — это, в основном, землевладельцы, помещики.
С.БУНТМАН — Да. Да.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Они собирались, в частности, на квартире у Владимира Дмитриевича Набокова, отца Владимира Владимировича, более сейчас известного, чем его некогда знаменитый папа, на Большой Морской, и там была пешеходная дистанция: вот, 5-7 минут до Зимнего дворца.
С.БУНТМАН — Да уж.
О.БУДНИЦКИЙ — Там проходили заседания. И земский этот самый съезд сформулировал требования такого рода, чтобы было представительство и чтобы… вообще, нужно собирать учредительное собрание. Земцы оказались, в общем-то, гораздо радикальнее, чем можно было бы о них подумать, судя по их имущественному положению, социальному происхождению и т.д. Это показывало, что, действительно, архаическая система управления себя изжила, что даже те, кто считался всегда опорой власти, они не желают жить в бюрократическом самодержавном государстве, когда те или иные решения принимаются без какого-либо участия людей вполне грамотных, образованных, многие из которых имели опыт реальной практической работы. Надоело, понимаете? Действительно, это не отвечало задачам, безусловно, развития страны. И вот после этих самых… земского съезда начинается знаменитая банкетная кампания.
С.БУНТМАН — Да. Да. Вот. Вот. Кстати, тоже абсолютно недооцененный, как-то обнесенный вниманием, я бы сказал, период.
О.БУДНИЦКИЙ — А, конечно, ну, ведь в нашем понимании — в нашем, я имею в виду тех людей, которые учились в советской школе; а наверное большинство слушателей все-таки заканчивало еще советскую школу, хотя, надеюсь, что немалая часть слушателей и училась совсем в другое время — так, ведь то, что не связано с револьверами, бомбами, красными знаменами, баррикадами — это уже как бы не революция. Это как бы не… точнее, это как бы не борьба с существующим строем. Банкетная кампания, при всем том, что у некоторых она вызывала ироническое отношение, даже у самих участников. Напомню, что люди собирались, скажем, в ресторанах — ведь легальных форм таких собраний не было, а собраться в большом количестве в ресторане никто не запрещал. И во время этих банкетов в ресторанах произносились те или иные речи, вырабатывались те или иные формулировки — в общем, это были митинги. Только сопровождавшиеся теми или иными закусками, ну, и, наверное, какими-то напитками. Насчет иронического отношения — это я вспомнил фрагмент из воспоминаний адвоката Михаила Мандельштама, и впоследствии члена ЦК партии кадетов, и потом он там и в социал-демократическом движении каким-то боком участвовал. Василий Алексеевич Маклаков, когда там обсуждался вопрос о том, как себя вести, если полиция будет разгонять… кто-то говорил: «Ну, вот вспомните Французскую революцию, собрание в зале для игры в мяч, когда они отказались расходиться, заявив, что мы здесь находимся по воле народа…», Маклаков сказал: «Ну не могу же я, сидя в ресторане, сказать, что я здесь нахожусь по воле народа…». Вот, но так или иначе, это была форма заявления своих требований, это была демонстрация, причем открытая, они не скрывались, да? Открытая демонстрация значительной части общества, демонстрация того, что они не хотят того, что есть, а хотят перемен. И что вы думаете? Николай II — он, в общем, согласился было с проектом Святополка-Мирского. И, опять-таки говоря в сослагательном наклонении, совершенно неизвестно, что бы было, если бы те, скажем так, меры, которые потом дали «под дулом револьвера», как написал один историк, не начали подавать потихонечку без всякого револьвера, а просто под влиянием мнения, выраженного земцами, мнения, выражаемого, в общем-то, элитой интеллектуального общества на этих самых банкетах, если бы эти меры не были бы предприняты некоторые — привлечение людей к участию в управлении страной, и началось бы с декабря 14-го года. Неизвестно, случилось бы тогда 9 января или не случилось.
С.БУНТМАН — А даже если бы и случилось, можно было бы предположить, что реакция была бы другая, несколько другие последствия были бы. При более широком, скажем… большей открытости, более широкой возможности как-то по-другому свои гражданские протесты тоже выразить.
О.БУДНИЦКИЙ — Совершенно верно, и, возможно, были бы некие посредники между вот этой массой и властью…
С.БУНТМАН — Вот! Вот-вот-вот! Вполне возможно, была б какая-нибудь комиссия, какая-нибудь процедура,
О.БУДНИЦКИЙ — Конечно.
С.БУНТМАН — …разбор этого, следствие даже, возможно, было бы…
О.БУДНИЦКИЙ — А комиссия возникла после расстрела 9 января, о чем я сейчас тоже скажу. Так вот, этот проект Святополк-Мирского через некоторое время государь показал — у которого явно душа не лежала, в общем-то, к одной части этого проекта — показал великому князю Сергею Александровичу, к которому он, в общем, прислушивался — его дядя — и Витте. Витте, этот лукавый царедворец, вот, который очень потом лихо изображал происходившие события в своих воспоминаниях под выгодным для себя углом зрения — он, как и Сергей Александрович, не советовал Николаю идти по этому пути, показывая, что это, в общем, постепенно приведет к отказу от самодержавия. И когда 12 декабря 1904 г. вышел указ «О мерах к совершенствованию существующего порядка», то там вот этого момента о включении выборных от земств в Государственный Совет не было. Там были обещания дать несколько больше вольностей и прав земствам, старообрядцев улучшить положение, которые в России по-прежнему преследовались, и некоторые другие, в общем, вполне хорошие, нормальные, правильные меры предлагались, но их было уже недостаточно, общество хотело другого.
С.БУНТМАН — И выбито было самое главное, наверное, звено.
О.БУДНИЦКИЙ — Совершенно верно. А уже когда случилась катастрофа 9 января, вот тогда была создана комиссия по рабочему вопросу сверху, комиссия Шидловского, во главе стоял центра Шидловский, которая хотела выработать некоторые меры для, собственно говоря, урегулирования ситуации.
С.БУНТМАН — Скорее всего, это было уже поздно, и мы об этом поговорим после краткого перерыва.
НОВОСТИ
С.БУНТМАН — Мы продолжаем программу «Не так!», с Олегом Будницким, это наша совместная передача с журналом «Знание — сила», и мы говорим… уже теперь, собственно, 1905 год начался. Итак, прошло 9 января, и уже необходимо было какие-то меры принимать, чтобы и в этот момент тоже погасить или перевести в цивилизованные рамки выступление, как власти, кстати говоря, так и народ.
О.БУДНИЦКИЙ — В этот год была создана комиссия во главе с сенатором Шидловским для, собственно, уяснения рабочего вопроса и для предложения мер к урегулированию этого вопроса. 29 января ее создали, и вот что любопытно. Что первые в истории России выборы рабочих представителей были санкционированы сверху. В комиссии Шидловского должны были участвовать выборные от рабочих. Один человек от 500 рабочих Петербурга, и в выборах — можете себе представить — получилось так, что приняли участие впервые рабочие. В выборах приняло участие 145 тысяч человек, между прочим. И в значительной степени создание Совета рабочих депутатов в октябре 1905 года обязано тому, что в феврале была опробована модель вот таких вот всеобщих выборах на предприятиях Петербурга. Я думаю, что если б не было этого опыта, то, может быть, Совет и не возник бы, или возник бы в какой-то другой форме.
С.БУНТМАН — Так.
О.БУДНИЦКИЙ — Еще я хочу подчеркнуть, говоря о рабочем движении, что в обыденном сознании, в нашем, да, опять-таки, тех, кто учился в советских школах, рабочее движение — это всегда движение революционное. Это совершенно не так. Рабочее движение — это далеко не всегда революционное движение, и чаще всего не революционное движение. Рабочие боролись за свои прежде всего социально-экономические права, пытались решить свои социально-экономические проблемы. Действительно, их была масса, и то, что писали в советских фильмах, все было правдой. Или почти все. И что любопытно: что комиссия Шидловского — деятельность ее закончилась ничем, сразу хочу сказать: ее через, там, несколько недель, распустили в связи с тем, что не получалось реального решения вопроса, и те меры, которые предлагала комиссия, как-то уже были запоздавшими — в общем, распустили. Так вот, любопытно, что среди тех мер, которые комиссия Шидловского предлагала, было в числе прочего разрешение забастовок, узаконивание забастовок. Т.е., власти, уполномоченные властями, понимали, что забастовка — это нормальная легитимная форма урегулирования трудовых споров, говоря казенным языком, между наемным работником и предпринимателем. И что если забастовки будут введены в законодательное русло, будет им дана определенная юридическая форма, то это как раз может предварить, может предотвратить такие выступления, как выступление 9 января. Когда на каждом конкретном заводе рабочие могут тем или иным способом выяснить отношения с предпринимателем, совсем тогда не нужен будет священник Гапон и массовое шествие с иконами…
С.БУНТМАН — Да, массовое шествие с петицией с непредсказуемым или скорее, даже с предсказуемыми негативными последствиями.
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, да. Да. Ну, тем не менее, деятельность комиссии Шидловского закончилась ничем, а тем временем произошли еще некоторые важные события. Одно из важнейших было убийство Сергея Александровича 4 февраля 1905 года. И здесь — я немножко импрессионистически говорю: то о либералах, то о рабочих, но, видите, все происходило одновременно, и расчленить эти вещи можно только условно.
С.БУНТМАН — Тут очень важно ухватить общее даже, общее в разном вот…
О.БУДНИЦКИЙ — Да. Понимаете…
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — И вот, либеральное такое движение, выступление рабочих, причем совершенно происходящее независимо от политических каких-то деятелей, и те же социал-демократы и эсеры, они как бы вскочили в уже уходящий поезд рабочего движения. Ведь гапоновское движение не было организовано никакими революционными, там, партиями, оно было совершенно необычным для них и неожиданным. А параллельно эсеры делают свою работу — как их кто-то потом назвал, «профессионалы красного цеха». Так, они убили Плеве, и, как мы видим, это повело, в общем, с точки зрения революционеров, к позитивным результатам. И они не собирались останавливаться на достигнутом. 4 февраля был убит Сергей Александрович. Это потрясло, по некоторым сведениям, и императора лично — не только потому, что был убит его близкий родственник, это показало, что добрались до царской фамилии. Лопухин, тогдашний директор департамента полиции, он писал даже впоследствии в мемуарах, что все последующие шаги, включая булыгинскую думу, были сделаны потому, что император почувствовал угрозу для себя лично. Я не думаю, что это так, хотя какая-то, может быть, доля истины в этом есть. Но именно в феврале был сделан ряд серьезных шагов. И здесь, кроме убийства Сергея Александровича, повлияла беседа императора с министром государственных имуществ Ермоловым, сановником разумным, опытным и умеющим внушить к себе доверие даже у не очень доверчивого императора Николая II. Ермолов советовал предпринять какие-то шаги в направлении созыва народного представительства, ну, в таком, я бы сказал, старомосковском ключе. Он говорил: понимаете, страна безмолвствует, слышны голоса только вот этих вот горлопанов — ну, я немножко утрирую, конечно, стиль речи Ермолова — слышны голоса либералов, слышны голоса радикалов, а народной массы голосов не слышно. А ведь подавляющее большинство народа совершенно не хочет того, чтобы власть царя как-то сокращалась. Нужно призвать выбранных, вот, от разных сословий и прежде всего от крестьян — опоры трона, и чтобы народное мнение себя выразило в поддержку царской традиционной власти и вообще традиционных институтов российского общества. Так или иначе, но был дан рескрипт на имя Булыгина, нового министра внутренних дел… кстати, не могу, не привести опять-таки такой забавный эпизод: кресло министра внутренних дел было очень горячим в то время — горячим в буквальном смысле этого слова: ну, представьте себе — убили Сипягина, убили Плеве, причем когда хоронили Плеве, то там была масса траурной материи, и кто-то из современников спросил у служителя: «Откуда столько, вообще, траурной материи?» Тот сказал: «От Сипягина осталось. Вот, покойный министр, значит, не велел убирать». Понимаете? Так значит, потом Святополк-Мирский, который был либералом, он, когда его уволили в отставку, уволили грубо, уволили, в общем, по-хамски, называя вещи своими именами: ему не дали не ордена, что полагалось в таких случаях, ни какого-нибудь титула. Так он пил за завтраком шампанское от радости, что он ушел живым с этого поста.
С.БУНТМАН — Живым, да, что не вынесли его с этого поста, да.
О.БУДНИЦКИЙ — Вот, так, и, вообще, это место не пользовалось популярностью, да и впоследствии, когда Витте формировал — забегая вперед, скажу — первое правительство в России — действительно, первое правительство, которое формировал премьер-министр — то не так легко было находить людей на некоторые посты, потому что боялись. Боялись, был такой размах терроризма, что люди опасались идти на правительственную службу. А чтоб мои слова не показались голословными, я вот приведу такую цифру: за 1905-07 год террористами было убито и ранено около 4,5 тысяч государственных служащих различного уровня. И среди них было очень немало высокопоставленных. Итак, был издан рескрипт на имя Булыгина, и была объявлена подготовка к выборам в законосовещательную Думу. Это был шаг вперед, но шаг, опять-таки, в значительной степени запоздалый: общество хотело уже другого. И что еще произошло? Понимаете, одновременно с рескриптом Булыгину общество было призвано выражать открыто свое мнение и пожелание и направлять их верховной власти. Т.е., сверху было фактически санкционировано что-то вроде свободы слова и свободы собраний.
С.БУНТМАН — Ну почти, да.
О.БУДНИЦКИЙ — И началось массовое выражение этих самых мнений. Понимаете? На страницах газет, собрания различные, принятие тех или иных резолюций — т.е., люди были вовлечены в то, что называется политический процесс.
С.БУНТМАН — Интересно, вообще, все повторяется. Всегда было такое ощущение, что революционеры — и эсеры, и большевики, и другие — что они очень внимательно читали историю Французской революции и во многом себя вели так же — от этого и воззвания всевозможные, которые также называются, речи, повторяющие калькой… А интересно, власть читала эту историю, потому что созвать сословия, как это сделал Людовик XVI… поставить либерального министра, потом созвать сословия и предложить перед созывом Генеральных штатов всем вносить в скорбные свои тетрадочки — эти, cahier douloureux — вносить требования, которым сопровождались все депутаты. Понятно, к чему это привело.
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, кстати говоря, выборы предполагались бессословными — выборы в законосовещательную Думу. Но… или точнее, всесословными. Но что касается знания Французской революции — безусловно да. Безусловно да. Банкетная кампания — это аналог 1848 года во Франции.
С.БУНТМАН — Ну, это понятно, ну это в какой-то степени, это революционеры.
О.БУДНИЦКИЙ — А что касается власти…
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — …то почему Владимира Александровича назначили, собственно говоря, командовать в январе 1905 года, потому что кто-то сказал, что он очень начитан в истории Французской революции и знает, что нельзя идти на уступки, а то будет хуже. Ну вот, на уступки не пошли, стреляли, видите, получилось, что французский опыт…
С.БУНТМАН — Там еще много других страниц, в этом опыте французском…
О.БУДНИЦКИЙ — Да, это точно. Совершенно верно, и если говорить об этом, то позднее, опять-таки, забегая вперед, скажу, что когда Витте говорил императору уже накануне издания Манифеста 18 октября, что вот надо издать какой-то документ, манифест, который дарует обществу то, что оно хочет, и возглавить это освободительное движение. Чтобы царь стал во главе этого движения, чтобы сверху шло то, что хочет общество, и чтобы оно забыло о своих нехороших вожаках. Так что… и, опять-таки, тут вспоминается 1791 год, если память мне не изменяет, когда кто-то в Национальном собрании сказал, что Людовик XVI возглавил революцию.
С.БУНТМАН — Ну да, ведь это выражалось не только в том, что он появлялся на балконе Тюильри в красном колпаке, что его заставляли делать, а действительно, была идея революционной монархии, т.е. преобразовательной монархии — модернизацию должен был возглавить монарх.
О.БУДНИЦКИЙ — Да. И Людовик высказался в том смысле, что тормозят принятие тех или иных важных решений, нужно решительнее.
С.БУНТМАН — Конечно, да, да.
О.БУДНИЦКИЙ — Решительнее.
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — Правда, это все равно кончилось тем, что ему отрубили голову, в общем, но тем не менее, был такой любопытный исторический эпизод, и вообще, я вам хочу сказать, что если почитать даже не тексты различные статей, там, аналитических и прочее — переписку личную людей между собой. Особенно после революции 1917 года. Поразительно, как там много аналогий со временем Французской революции. Они все время ждут Бонапарта. Слово «термидор» там, я не знаю, встречается в каждом втором письме…
С.БУНТМАН — Да, да.
О.БУДНИЦКИЙ — Если, кстати говоря, посмотреть на чекистов, например, то они все время цитируют деятелей Французской революции. Знаменитое высказывание Мартина Лациса, что не надо устанавливать вину конкретного человека, установите, к какому классу он относится, каково его происхождение и прочее — это в Казани то, что было…
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — … «Красный меч» и т.д., и потом еще там перепечатал несколько раз. Так ведь это парафраз Робеспьера. Есть же его речи в привязке закона о терроре, когда Робеспьер говорил, что вопрос не в том, чтобы установить вину врагов революции — надо установить их адреса. Вопрос в том, чтобы их уничтожить.
С.БУНТМАН — Да.
О.БУДНИЦКИЙ — И тут у Лациса были предшественники, и если, скажем, чекисты назвали свое звено «Красный меч», то ведь Сен-Жюст говорил, что между народом и его врагами должен быть меч.
С.БУНТМАН — Да. Ну, с другой стороны аналогичная ситуация, которая рождает очень часто аналогичные действия и слова — но они уже знали, от этого тоже никуда не деться.
О.БУДНИЦКИЙ — Безусловно. Безусловно.
С.БУНТМАН — Ну, так как же… и, вот, произошло, произошло убийство Сергея Александровича, произошли какие-то шаги, но что мы можем еще сказать про весну 1905 года? Все-таки важнейшие ее вехи?
О.БУДНИЦКИЙ — Значит, самое важное, что произошло весной 1905 года — начинают возникать союзы. Союзы, которые были как бы профессиональными, но на самом деле это была форма организации интеллигенции для натиска на власть. Первым возник «Союз инженеров и техников», и потом пошли «Академический союз», «Союз адвокатов» и т.д. и т.п. А в начале 1905 года возникает «Союз союзов», организация, объединяющая в себе все эти как бы профессиональные союзы — я еще раз говорю «как бы», потому что адвокаты, например, никогда не обсуждали свои профессиональные юридические дела, они обсуждали, как изменить существующий строй в России. И этот «Союз союзов» и стал той самой силой, которая возглавила, по существу, революционное движение. Председателем его был… стал Павел Николаевич Милюков. Именно «Союз союзов» впоследствии, в октябре 1905 года, организовывал эту самую знаменитую всероссийскую октябрьскую политическую стачку. Там уже подключились и революционные различные партии, но опять-таки натиск на самодержавие возглавляла либеральная интеллигенция. Хотя слово «либеральная» далеко не всегда подходило к русским либералам. И если, скажем, главную партию, впоследствии образовавшуюся, российских либералов — это, немножко забегая вперед, партию кадетов — мерить по европейским стандартам, то они были, конечно, радикалами. Потому что требования, там, скажем, в программе принудительного отчуждения помещичьих земель, хотя бы и за выкуп…
С.БУНТМАН — Ну это уж, да… это уж как радикально, да…
О.БУДНИЦКИЙ — … и другие всякие вещи. Но по российской шкале на фоне эсеров, социал-демократов и т.д. они были, вообще, голуби, так? Выглядели голубями, хотя фактически, повторяю еще раз, это, так сказать, противоречие тому, чему… что много лет изучали в советских школах, если уж мы говорим, что сейчас не так через почти 15 лет после крушения советской власти, это то, что во главе революционного движения была интеллигенция по существу, а не вот эти самые пролетарии, и ни о какой гегемонии пролетариата, о которой столько писали в различных книжках, конечно, там и близко не было.
С.БУНТМАН — Причем это еще не та интеллигенция, которая… и уже не та, и еще не та интеллигенция; это не совсем те люди, скажем, 60-80-х годов XIX века, это немножко другие. И не те, которые в 17-м году будут уже, скажем, там, слоем ниже. То есть, здесь не недоучившиеся студенты, не вот эти вот люди. Нет?
О.БУДНИЦКИЙ — Нет, нет, безусловно. Это…
С.БУНТМАН — Это вот другого, вот если нащупать… Это, скорее, похоже на европейских интеллектуалов, скорее…
О.БУДНИЦКИЙ — Конечно. Совершенно верно…
С.БУНТМАН — Профессионалы…
О.БУДНИЦКИЙ — Ну, не совсем… Не совсем
С.БУНТМАН — Ну, профессионалы…
О.БУДНИЦКИЙ — Вот профессионалы — да, безусловно…
С.БУНТМАН — Прежде всего — профессионалы…
О.БУДНИЦКИЙ — Это состоявшиеся люди. Состоявшиеся — это университетские профессора, а университетский профессор в царской России — это было совсем не то, что сейчас, да?
С.БУНТМАН — Ну да.
О.БУДНИЦКИЙ — Это не был полунищенствующий человек, где-то там бегающий по подработкам, это был человек, достаточно материально обеспеченный и очень уважаемый. И если это были инженеры, так ведь на визитных карточках писали: «Инженер такой-то». Да, это был профессионал высокого класса и зарабатывающий хорошие деньги. Т.е., это были состоявшиеся люди, которые были недовольны тем, что их, как маленьких детей, не допускают, собственно, к тем делам, которые их лично касаются.
С.БУНТМАН — Ну, вот процесс взросления, мы будем за ним следить в программе «Не так!», весь этот юбилейный год революции 1905 года, там будет много и любопытнейших событий, и интереснейших личностей. Спасибо, Олег Будницкий, программа «Не так».
О.БУДНИЦКИЙ — Спасибо!
