ПСКОВСКАЯ СУДНАЯ ГРАМОТА

Новости

ПСКОВСКАЯ СУДНАЯ ГРАМОТА, свод законов древнего Пскова и связанных с ним земель, составленный на основании отдельных постановлений псковского веча, господы (совета бояр), княжеских грамот, норм Русской Правды и обычного права. Древняя ее часть относится к н. XIV в., последняя переработка произведена между 1462 и 1476. До нашего времени Псковская судная грамота дошла в единственном списке. Псковская грамота делится на две части, которые подразделяются на несколько отделов. 1-я часть ее разделяется на три отдела.

В I отделе перечисляются различные виды суда. По псковскому закону было пять видов суда: 1) суд князя и посадника; 2) суд псковских выборных судей; 3) суд владычного наместника; 4) братчинный суд; 5) суд веча. 1) Суд князя и посадника был одним и тем же: ни князь не мог судить без посадника, ни посадник — без князя. Князь и посадник были представителями двух начал, неразрывно связанных: государственного и земского. Суд княжеский и посадничий производился у князя на сенях, и ему подлежали головщина, татьба, бой, грабеж и разбой. В псковских пригородах суд по этим делам принадлежал княжескому наместнику, который, впрочем, должен был судить в присутствии выборных от земщины посадников. 2) Суд выборных псковских, а по пригородам суд пригородских посадников и старост. Ему подлежали дела гражданские, как то: дела по займам, наймам, покупкам, наследствам и дела о поземельном владении. Впрочем, в последних участвовал и князь; в грамоте сказано: «А коли имуть тягатся о земли, или о воде, а положат двои грамоты, ино одни грамоты чести дьяку княжому, а другие грамоты чести дьяку городскому». 3) Суд владычного или епископского наместника (в Пскове не было своего епископа, и Псковская епархия зависела от Новгородского епископа) производился по делам как церковным, так и гражданским, когда они касались лиц духовных или вообще тех, которые принадлежали к церковному ведомству. В этом суде не участвовали ни князь, ни посадник, ни земские суды; впрочем, нельзя сказать, чтобы он производился совсем без участия светских людей: при нем всегда находились два особых пристава, назначаемых от общества. Но по тяжбам людей церковных с нецерковными суд назначался общий, т. е. такие тяжбы разбирались, с одной стороны, князем с посадником или, судя по роду дел, городскими земскими судьями, а с другой — наместником владычным, и доход от суда делился ими пополам. Владычный суд основывался на Номоканоне (см.: Кормчая). 4) Суд братчины. Этому суду подлежали все дела и споры, возникшие на братчинном пиру; он производился выборным братчинным князем пира и судьями, которые судили на основании исконных народных обычаев. Приговоры братчинного суда приводила в исполнение сама братчина. Впрочем, по настоящей грамоте братчинный суд был очень ограничен. Мы знаем, что ни на один суд в Новгороде и Пскове нельзя было делать апелляции, но братчинный суд не пользовался таким преимуществом; его решениям подчинялись только те, которые были согласны с ними, — недовольные же братчинным судом могли переносить свой иск в общие суды. 5) Суд веча. Относительно его в Псковской грамоте упоминается только то, что на этом суде не должны были присутствовать ни князь, ни посадник. Приговоры этого суда решались только волею всего народа; но какие дела подлежали ему, об этом в грамоте ничего не сказано. Очевидно, что ему принадлежали только дела высшие, касавшиеся всего Пскова, а может быть, и частные, но такие, которые не могли решить ни князь, ни посадник.

По Псковской грамоте суд, кому бы он ни принадлежал, князю ли с посадником или другим, пользовался таким уважением, что каждое дело, решенное им, не подлежало апелляции и всякий приговор его всегда был окончательным; в грамоте сказано: «А которому посаднику сести на посадничество, ино тому посаднику крест целовати на том, что ему судит право по крестному целованию, а городскими кунами не корыстоватися, а судом не мстится ни на кого ж, а судом не отчитись, а праваго не погубити, а виноватаго не жаловати; а без исправы человека не погубити, ни на суду, на вечи… А не всудят в правду, ино Бог буди им судия на втором пришествии Христове. А тайных посулов не имати ни князю, ни посаднику». Неприкосновенность того или другого суда так сильно высказывается в Псковской грамоте, что по ней посадник или судья, оставляя свою должность, должны были предварительно окончить все дела, начавшиеся во время их службы, и новый посадник не имел права приступать к делам своего предшественника. Но псковский закон, признавая неприкосновенным суд властей, в то же время требовал, чтобы судьи были правдивы и беспристрастны. Обеспечение этого требования псковский закон находит в присяге, а потому по Псковской грамоте каждый судья, посадник или князь при вступлении в свою должность должны были целовать крест на том, что они будут судить вправду, — виновного не оправдают, а правого не обвинят и не погубят и т. п.

Во II отделе Псковской грамоты говорится о порядке суда. Суд по Псковской грамоте начинался жалобой или челобитьем истца, или иском самого общества в делах по преступлениям, на которые не было частных жалоб. По челобитью суд делал вызов ответчика через особых служителей, т. н. позовников, или приставов, которые были двух родов — княжеские и земские; первые назывались дворянами, а вторые — подвойскими. При каждом вызове в суд позовники непременно должны были быть от обеих сторон — от князя и от земщины, иначе ответчик имел право и не являться в суд. Позовникам назначалась особая пошлина, называемая ездом, или хоженым; количество этой пошлины соразмерялось с расстоянием, которое должны были проехать или пройти позовники для вызова ответчика в суд. Впрочем, закон не обязывает истца посылать за ответчиком непременно официального позовника, а позволяет ему в том случае, если тот не соглашается идти за ответчиком за определенную плату, нанять и постороннего человека и дать ему позывницу, т. е. грамоту, по которой ответчик вызывался в суд. Пристава, или позовники, как княжеские, так и земские, должны были быть люди честные и добросовестные, известные князю или посаднику как люди, вполне заслуживающие доверия. Позывница писалась княжеским писцом, и к ней прикладывалась княжеская печать. Если же княжеский писец не соглашался писать позывницу за определенную законом пошлину, то позывница могла быть написана и помимо княжеского писца и запечатана печатью церкви Св. Троицы. Получив позывницу, позовник отправлялся в то место, где жил ответчик, и там, у церкви, перед священником и всем народом прочитывал ее. Сюда же приглашался и ответчик, который по прочтении позывницы должен был объявить, что он в известный срок явится в суд. Впрочем, присутствие самого вызываемого при чтении позывницы не было обязательным для него и необходимым, и если бы он и не являлся, то было бы достаточно, чтобы позывница была прочитана у церкви перед священником и народом. Если ответчик по первому вызову не являлся в суд, то на пятый день по истечении назначенного истцу выдавалась новая позывная грамота «на виновного» (ответчика). С этой грамотой позовники снова отправлялись к ответчику и, прочитав ее, уже не давали никакого срока ответчику, а прямо вели в суд. Но при этом позовники не должны были мучить и бить ответчика, равным образом и ответчик не должен был сопротивляться позовникам, а если он противился им и бил их, то за это подвергался уголовному суду. Если же ответчик по первому вызову от суда скрывался, в таком случае на него выдавалась истцу бессудная грамота, т. е. он без суда признавался виновным, а истец утверждался в своем иске и признавался правым. Правая грамота писалась княжеским писцом и к ней прикладывалась печать князя, но она могла быть написана и неофициальным лицом и скреплялась или печатью князя, или же печатью церкви Св. Троицы. (Эта церковь имела весьма важное значение в Пскове; здесь были особые судьи, поверявшие всех судей, и печать ее могла заменять печать князя.) По Псковской грамоте при истце и ответчике допускались в суд и адвокаты, или, по-тогдашнему, пособники и стряпчие. Но этот институт не пользовался в Пскове большим доверием и допускался только с большими ограничениями, а именно: пособничество на суде допускалось только в таком случае, когда истцом или ответчиком были женщина или малолетний, или чернец (черница), или больной, старый, глухой и т. п. При этом Псковской грамотой было постановлено, что один стряпчий не имеет права участвовать в двух делах в один день. Во всех же других случаях по псковскому закону строго запрещалось приводить в суд пособников, для чего при дверях судебных палат всегда находились два подверника — от князя и от земщины, обязанностью которых было наблюдать, чтобы, кроме истца и ответчика, никто не входил в суд. За исполнение этой обязанности подверники получали по одной деньге с обвиненного. Если же истец или ответчик приходил в суд с пособником, который врывался туда силой, то за это его «сажали в дыбу», т. е. заковывали в колодки и взыскивали пени — рубль в пользу князя и 10 денег подверникам.

III отдел Псковской грамоты включает статьи о судебных доказательствах и судебных пошлинах. Судебные доказательства по Псковской грамоте были различны, смотря по характеру и различию самих дел. Во-первых, в делах по поземельному владению судебными доказательствами считались: 1) показания старожилов и окольных людей; 2) межевые знаки; 3) грамоты на право владения; 4) крестное целование; 5) судебные поединки, или поле, если свидетели истца и ответчика говорили разное и упорно стояли на своем. (В делах о поземельном владении поле между самими тяжущимися по псковскому закону не позволялось.) Во-вторых, в делах по займам и поклаже судебными доказательствами признавались: «доски» (то же, что у нас конторские, или счетные, книги), «рядницы» и всякие другие записи относительно займа или поклажи. Но каждая из записей только тогда имела законную силу, когда была написана при церкви Св. Троицы и когда копия с нее была оставлена в «ларе Св. Троицы». В подтверждение этих доказательств допускалось крестное целование, а также поле; впрочем, при закладе судебный поединок не допускался, а только крестное целование. В-третьих, в делах между господином и закупом судебными доказательствами признавались записи, или контракты, и сверх того, показания свидетелей. В-четвертых, в делах по татьбе, грабежам и разбоям судебными доказательствами считались показания свидетелей, крестное целование и поле. Чужеземцы, в случае иска по бою или грабежу, освобождались от представления свидетелей, но в таком случае тому, на ком они искали, предоставлялось или самому целовать крест, или заставить истца сделать это. От свидетелей во всех делах требовалось, чтобы они говорили «слово противу слова» с теми, за кого свидетельствуют; в противном случае их свидетельство не признавалось свидетельством. Истец и ответчик имели полное право заявлять на свидетелей противной стороны подозрение; в таком случае судьям предоставлялось решать, признавать ли подозреваемого свидетелем или не признавать. При доказательствах присягой или крестным целованием большей частью предоставлялось на волю истца, самому целовать крест или же требовать, чтобы это сделал ответчик.

Судебные поединки. По псковскому закону истцу или ответчику малолетнему, больному, престарелому, чернецу, чернице, попу, увечному и т. п. предоставлялось выставлять вместо себя на судный поединок наемных бойцов. При судебных поединках в Пскове соблюдалась некая обрядность, а именно: во-первых, они могли быть не иначе как в присутствии двоих приставов — княжеского и городского, которые брали за это с виноватого или побежденного 6 денег, если поединок состоялся, и 3 деньги, если поединщики мирились, не вступая в бой; во-вторых, побежденный на поединке платил пеню, или продажу, князю; в-третьих, если один из тяжущихся выставит за себя наемного бойца, то другой мог или сам идти на бой, или также выставить наемного бойца. Но сами тяжущиеся во всяком случае, бились ли они сами или выставляли за себя наемных бойцов, перед поединком должны были целовать крест; в-четвертых, победивший на поединке, как доказавший правоту свою судом Божьим, признавался оправданным, брал свой иск и, сверх того, как победитель, брал с побежденного все то, в чем он вышел на бой; в-пятых, в случае спора между двумя женщинами ни одна из них не могла выставлять за себя наемного бойца, а должна была сама выходить на бой. (В споре же с мужчиной женщина могла нанять бойца.)

Судебные пошлины, по свидетельству Псковской грамоты, различались по лицам, участвовавшим в суде, и по роду самих дел. Во-первых, князь и посадник получали от дел по разбою и грабежу по 4 деньги, а от дел по поземельному владению — по 10 денег; от печати по всем делам князь получал по 1 деньге; с того, кто силой врывался в судебную палату, князь получал пени — рубль. Во-вторых, судебные пристава, посылаемые для наблюдения за судебными поединками, получали по 6 денег, если поединок состоялся, а если поединщики, став на поле, мирились, то по 3 деньги. В-третьих, позовники, отправляемые для вызова ответчика в суд, получали «езду» по деньге на 10 верст, если ответчик вызывался по гражданскому делу, если же вызов делался по татебному делу, то позовники получали по 2 деньги на 10 верст. В-четвертых, княжеские писцы от позывницы и от бессудной грамоты получали по деньге, а от «правой грамоты» или судницы на поземельное владение — по 5 денег. В-пятых, подверники при судебных палатах получали от всех судных дел по 1 деньге с виноватого и по 10 денег с того, кто врывался силой в судебную палату. Пристава и позовники, как княжеские, так и городские, ездившие по двое, делились пошлинами пополам. Точно так же делили пополам пошлины и подверники, княжеские и городские.

2-я часть Псковской судной грамоты делится на 8 отделов, из которых в первом говорится об уголовных преступлениях, во втором — о поземельной собственности, в третьем — о займах, кредите и процентах, в четвертом — о наследстве и опеке (см.: Опека в Древней Руси), в пятом — о братчине, в шестом — о пайщиках, или «сябрах», в седьмом — о договорах, в восьмом — о торговле.

I отдел делится на две половины, из которых первую составляют законы о татьбе и грабеже, вторую — законы об убийстве, боях и поджогах.

Законы о татьбе, разбое и грабеже. Различие между грабежами, разбоем и татьбою, или простым воровством, в Псковской грамоте выражено в различии пени, назначаемой за эти преступления, а именно: за воровство Псковская грамота назначает 9 гривен пени князю, а за грабеж и разбой — 70 гривен. Кроме того, в Псковской грамоте резко отделены от простых татей церковные тати и конокрады, которые наказывались смертной казнью. Далее, в настоящем отделе говорится о порядке иска по татебным делам. Этот порядок был следующий: чтобы отыскать пропавшую вещь, хозяин ее должен был прежде всего заявить о пропаже местному старосте и соседним людям или мировым судьям (см.: Мировые суды) и членам братчины, если покража сделана на пиру. После явки о покраже если хозяин украденной вещи имел на кого подозрение, то должен был заявить об этом суду, и суд вызывал подозреваемого. Если подозреваемый желал оправдаться, то от него требовалась присяга на месте кражи. Если же у кого-либо находилась украденная вещь, то в таком случае, как и по Русской Правде, требовался свод, т. е. тот, у кого найдена вещь, должен был — если он утверждал, что купил ее, — указать того, у кого купил; если же он скажет, что купил на торгу и не знает, у кого именно, то должен был присягнуть в истинности своего показания, и если он не был прежде подозреваем в краже, то вполне оправдывался присягой и найденная вещь оставалась у него. Последнее узаконение противоречит Русской Правде. Если же тот, у кого найдена пропавшая вещь, представлял 4 или 5 добрых и честных свидетелей, которые подтверждали справедливость его показания, то он освобождался от присяги. А если у кого найдена была украденная корова или лошадь и тот утверждал, что она у него доморощенная, то должен был подтвердить это клятвой. Розыски по татебным делам производились следующим образом: когда у кого сделана кража, то обокраденный заявлял об этом и указывал, кого он подозревает в краже, тогда князь или посадник давал ему пристава, с которым он при посторонних людях делал обыск в доме подозреваемого. Если подозреваемый не пускал в свой дом обысчиков или мешал им делать обыск, то тем самым признавался виновным и приговаривался заплатить все судебные издержки, пеню и возвратить украденную вещь. Но если пристав и истец ложно показывали на ответчика, что он не пустил их к себе с обыском или что при обыске нашли у него украденную вещь, и если свидетели, участвовавшие в обыске, доказывали ложность этого показания, то пристав не считался приставом, а ответчик совершенно оправдывался в возводимом на него преступлении. Если тать будет на кого-либо клепать, то не верить ему, а делать обыск в доме того, на кого он клеплет, и когда по обыску найдется в этом доме поличное, то хозяин дома судился так же, как тать, а если не найдется поличного, то он не виноват. По псковскому закону назначались следующие наказания за кражу: обвиненный в краже в первый раз платил за украденного барана 6 денег, за овцу — 10 денег, за гуся, утку и курицу — по две деньги и, сверх того, по три деньги с каждой украденной вещи судье; за вторую кражу денежное наказание увеличивалось; обвиненный в третьей краже наказывался смертью; в законе сказано: «А в третий ряд изличив живота ему не дати».

Законы об убийствах, боях и поджогах. Эти законы показывают, что псковитяне уже во многом отступились от Русской Правды: в Псковской грамоте нет и упоминания о вирах, а говорится только о продаже, и притом продажа по псковскому закону взыскивается только с самого убийцы, а не с общины, и только тогда, когда убийца будет уличен; в статье сказано: «А где учинится головщина, а доличат коего головника, ино князю на головниках взяти рубль продажи». Подвергался ли головник какому другому наказанию кроме продажи — на это мы не находим никаких указаний в Псковской грамоте. Но, судя по характеру Псковской грамоты, вообще не отличающейся снисходительностью к преступникам и осуждающей на смертную казнь святотатцев, конокрадов и даже простых воров, уличенных в третьей краже, необходимо предположить, что за убийство по Псковской грамоте назначалась также смертная казнь.

В делах по боям и ранам псковский закон не довольствуется одними боевыми знаками, но требует от истца и ответчика свидетелей, которые в доказательство справедливости своих показаний должны были присягать и потом показывать «слово противу слова» с истцом и ответчиком; а если они что-либо недоговорят или переговорят, то их свидетельство не считалось свидетельством. Если бой был учинен на торгу или на улице при многих свидетелях, то для подтверждения показаний истца или ответчика требовалось представить не более 4 или 5 свидетелей. За побои назначалось денежное взыскание: продажа князю и рубль обиженному. Если же в бою участвовали многие, то все они вместе платили одну продажу князю и рубль обиженному. Поджигатели и изменники государству наказывались смертной казнью, но если против поджигателя или государственного изменника не было прямых улик, то истцу предоставлялось на волю: или самому давать присягу, или приводить к присяге ответчика.

II отдел Псковской грамоты (2-й части), включающий в себя законы о поземельном владении, начинается, во-первых, узаконением о земской давности. Это узаконение совершенно новое; мы не встречаем его ни в Русской Правде, ни в других памятниках. В Пскове назначалась 4- или 5-летняя давность, в силу которой владевший землей и водой бесспорно в течение 4—5 лет совершенно освобождался от притязаний на нее прежнего владельца. Но, что всего важнее, по псковскому закону давность назначалась собственно только относительно возделанных или застроенных земель, а именно, по псковскому закону только тогда нельзя было искать землю по прошествии 4—5 лет, когда захвативший обработал ее — засеял или застроил. Напротив, давность не признавалась за землями необработанными, хотя бы ими владел кто-либо ок. 100 лет. Во-вторых, в настоящем отделе помещен закон о суде по поземельному владению по грамотам. В Псковской грамоте узаконивается, что в случае тяжбы по поземельному владению обе тяжущиеся стороны должны представить свои грамоты на право владения спорной землей и привести к судьям межников, т. е. окольных людей, которым известны межи их земель. Судьи, осмотрев грамоты, отправлялись вместе с тяжущимися и их свидетелями на спорную землю и отводили ее межи. Если на это межевание не соглашались обе тягавшиеся стороны или же какая-либо одна из них, то судьи отводили им «поле», т. е. предоставляли решение спора судебному поединку, и если при этом одна какая-либо сторона соглашалась на судебный поединок, то ей выдавалась «судница», или правая грамота, на владение. Если же поле принимали обе тяжущиеся стороны, то судница выдавалась победившей, а побежденная признавалась виновной и присуждалась к платежу пени и пошлины в пользу князя, посадника, сотских и других судей — 10 денег. В-третьих, по псковскому закону допускался выкуп земель. Это также новое узаконение, не встречавшееся ни в одном из прежних памятников. Выкуп позволялся только тем, кто имел старшую, т. е. более давнюю грамоту на право владения землей; так, напр., если бы кто продал свою землю и умер, а наследники его пожелали бы приобрести ее снова в свое владение, то им позволяли выкуп. Если же последний владелец имел грамоту более давнюю, чем тот, кому предоставлялось право выкупа, то спор их решался судебным поединком или же владелец земли мог потребовать истца к присяге. В-четвертых, псковский закон признает и поместное, и вотчинное владение землей. Это опять новое узаконение: в Русской Правде нет указания на различные права владения землей. Псковский закон строго запрещает продавать поместные земли как не составляющие полной собственности владельца; в грамоте сказано: «Ежели помещик будет уличен в продаже земли или сада, данных ему на прокормление, то за это приговаривался выкупить их и таким образом возвратить их обществу и сверх того лишался кормления». В-пятых, между поземельными псковскими законами встречается узаконение о землях, которыми владеют несколько хозяев, т. н. пайщиков, или сябров, каждый своей долей в собственность по особым грамотам, или купчим. В случае суда по сябренному владению в судной грамоте сказано: «А кто с ким растяжутся о земли, или о борти, да положат грамоты старыя и свою купленую (купчую) грамоту; и его грамоты зайдут многых бо сябров земли и борти, и вси сябры станут на суду в одном месте отвечаючи ктож за свою землю или за борть, да и грамоты пред господою покладут, да и межников возмут и тои отведут у стариков по своей купной грамоте свою часть, ино ему правда дати на своей части; а целованью быть одному, а поцелует во всех сябров, ино ему и судница дать на часть, на которой поцелует». До нас даже дошла одна правая грамота о суде в сябренном владении, из которой видно, что этот суд производился перед псковским князем, двумя степенными посадниками и перед сотскими у князя на сенях, и на суде стояли все сябры и положили перед судьями свои грамоты, и судьи, прочитав грамоты, отдали их одному из сотских и послали его вместе с княжеским боярином осмотреть спорную землю на месте, и посланные досмотрели землю и нанесли ее на чертеж и, отведя по чертежу межи, представили судьям, которые спросили тяжущихся, признают ли они чертеж правильным или снимают с межников межничество. И когда тяжущиеся отвечали: снимаем, — то спросили истцов, кто у них старики, которым бы ведомо было, что спорная земля принадлежит истцам. И когда один такой старик был указан, то судьи спросили противную сторону, шлются ли они на указанного старика, и, получив утвердительный ответ от всех сябров противной стороны, утвердили спорную землю за той стороной, на которую указал старик, и отправили на место как самого старика, так и боярина с сотским, чтобы выделить утвержденную судом землю оправданной стороне. Сябренное владение землей было в обычае и у новгородцев, особенно в Заволочье, но по новгородским законам оно ничем не отличалось от обыкновенного единичного владения землей и в случае тяжбы суд по сябренному владению производился так же, как и по простому, — все сябры не вызывались на суд, а только тот сябр, у которого была какая-либо крепость или управа, объясняющая дело.

В III отдел вошли кредитные законы. Узаконения Псковской грамоты о кредите суть следующие: 1) о взыскании долгов после умершего; 2) о взыскании долгов между живыми; 3) о взыскании долгов по торговым сделкам; 4) о поручительстве; 5) о поклаже; 6) о долгах, обеспечиваемых свободой должника.

1. По псковскому закону кредитор только тогда мог взыскивать долг с наследников умершего, когда этот долг был записан в завещании умершего, хранившемся в ларе Св. Троицы. Далее, кредитор имел право взыскивать долг умершего, когда мог представить долговые записи или заклад, оставленный у него умершим в обеспечение займа. Равным образом и наследники умершего не могли взыскивать на других отданного в ссуду умершим, если после него не оставалось записей или заклада. Но если имение умершего находилось в общем владении с родственниками, то они могли искать долг даже без заклада или без записей; равным образом и с них кредиторы могли взыскивать долг без записей и без заклада. Если после умершего несколько кредиторов предъявляли свой иск по закладам или грамоты на дом или землю умершего, и притом если у одних был только заклад, а у других — записи, то все они должны были подтвердить свои иски присягой. При этом обычно предоставлялось кредиторам избирать из своей среды одного, который бы взял имение умершего, а остальных удовлетворил деньгами. Если бы наследники покойного захотели выкупить это имение, то последний владелец его, т. е. получивший его по записи или по закладу покойного, имел полное право не допускать их до выкупа.

2. О взыскании долга между живыми. Здесь, во-первых, говорится о займах с закладом. Если кредитор представлял и доски, т. е. долговые записи, и заклад, по которому он верил должнику, то имел право или сам целовать крест, или требовать, положив у креста доски и заклад, чтобы должник целовал крест. Заклад считался на суде достаточным доказательством долга даже тогда, когда не были представлены доски, т. е. когда долг не был нигде записан. При закладе никогда не присуждалось поле, или поединок. Предъявивший на суде один заклад или сам целовал крест, или, положив заклад под крест, требовал, чтобы должник целовал крест. Во-вторых, по псковскому закону позволялось давать ссуды и без закладов, по одним доскам, но не более рубля, а кто давал более, тот не имел права предъявлять иск по такому долгу. В-третьих, если бы кто стал искать того, на ком долг, и представил при этом заклад, а должник стал бы отпираться от долга и заклада, то в таком случае заклад оставался в пользу кредитора, а должник освобождался от долга. В-четвертых, если бы должник принес свой долг кредитору и стал требовать свой заклад, а кредитор сказал бы, что он денег ему не давал и заклада не брал, то тогда иск из долгового превращался в иск по поклаже, т. е. отдаче на сохранение, и решался или крестным целованием, причем предоставлялось на волю кредитора или самому целовать крест, или заставить сделать это истца, или же судебным поединком. В-пятых, если должник отпирался от долга и не являлся в срок на суд и если по этому делу кредитор нес какие-либо убытки, то все они падали на должника и в таком случае должника заковывали в железо и сажали в тюрьму. Но если кредитор, взяв у судей пристава для представления должника в суде, вместо этого брал с него долг силой, не представляя его в суд, то за это судился, как за грабеж, и приговаривался к плате пени в один рубль в пользу князя и платил вознаграждение приставу. В-шестых, псковский закон, подобно Русской Правде, допускает и проценты, но не определяет максимум их, как это сделано в Русской Правде. Впрочем, для предупреждения споров он требует, чтобы количество процентов прописывалось в записи, по которой делался заем, а также в записи должен быть обозначен и срок, на который дано в долг. В случае если должник не приносил долг в срок, то кредитор обязан был немедленно объявить об этом суду, а если он объявлял позднее, то в таком случае лишался прав на получение процентов за просроченное время. Равным образом, если кредитор требовал деньги с должника до срока, то лишался права требовать с него полные проценты. Если должник приносил сам деньги кредитору до срока, то процентов платил столько, сколько их приходилось по расчету, т. е. проценты уменьшались сообразно уменьшению срока займа.

3. Узаконения о взыскании долгов по торговле. В Псковской грамоте, так же как и в Русской Правде, сделано различие между простым займом и торговым, но только в Русской Правде, как мы знаем, взыскание торгового долга облегчалось для кредиторов; напр., кредиторы по Русской Правде освобождались от обязанности представлять в суде свидетелей по торговым займам, Псковская же грамота на долги по торговле смотрит совершенно иначе. По псковскому закону ищущий торгового долга по доскам должен был представлять еще «рядницу», т. е. долговую запись, из которой было видно, что деньги даны были в долг по торговле. Рядница эта должна была писаться при церкви Св. Троицы, и копия с нее, или, по-тогдашнему, «противень», должна была храниться в ларе Св. Троицы. Если рядница, представленная истцом, была «слово противу слова» с ее противнем, то долг взыскивался с ответчика, а если у них были разногласия, то суд отвергал долг и не удовлетворял кредитора.

4. Узаконения о поручительстве. По псковскому закону поручительство в займах допускалось только тогда, когда заем не превышал рубля, по займам же более рубля требовались заклад или запись. Поручитель по псковскому закону обязан был сам платить долг, если тот, за кого он поручился, отпирался от долга или не в состоянии был уплатить его. При этом было узаконено, что если кредитор требовал с поручителя долг, а должник представлял рядницу в уплате долга и если эта рядница была «слово противу слова» с копией ее, хранившейся в ларе Св. Троицы, то должник и поручитель освобождались от платежа по иску, в противном же случае они обязаны были уплатить по требованию кредитора.

5. Узаконения о поклаже, или о соблюдении. По псковскому закону, если взявший у кого что-либо на сохранение запирался в том, то давший на сохранение обязан был объявить перед судом, по какому случаю он отдал на сохранение. По этому объявлению суд предоставлял на волю ответчика или самому целовать крест, или заставить целовать крест истца, или же, наконец, решить дело поединком. По псковскому закону требовалось, чтобы тот, кто отдал свои вещи на сохранение, непременно имел запись, подписанную принявшим вещи на сохранение, в которой было бы подробно обозначено, какие именно вещи и сколько их отдано на сохранение, иначе иск по поклаже не принимался на суд.

6. О долгах, обеспечиваемых свободой должника. По Русской Правде должники, обеспечивающие свой долг личной свободой, назывались закупами и делились на закупов в кунах, или серебрянников, и ролейных закупов. В Псковской грамоте мы не встречаем ни одной статьи, в которой говорилось бы о закупах в кунах. Судя по тому, как вообще смотрит псковский закон на должников, мы должны заключить, что в Пскове вовсе не было закупов этого рода, а были только ролейные закупы, т. е. крестьяне, которые брали на известных условиях землю у землевладельцев. Они называются в Псковской грамоте следующими именами, обозначающими их занятия или промыслы: 1) изорники; 2) огородники; 3) хотечники, или кочетники. Изорники были теми же, что и ролейные закупы, т. е. брали у землевладельцев землю под условием денежной платы или работы. Изорники в Пскове обычно платили за землю землевладельцу половину своих доходов, поэтому они и назывались еще исполовниками. Огородниками назывались те, которые также под условием платы брали во временное пользование огород. Хотечниками, или кочетниками, назывались рыболовы, которые брали на себя рыбную ловлю в чьем-либо угодье с условием уплаты половины дохода владельцу угодья. Название «хотечник» происходит от слова «хотцы», особый снаряд для рыбной ловли, причем перегораживали реку кольями, а кочетник — от слова «кочет», ключ или колышек в лодке, на котором держится весло. Псковский закон резко отличает изорников, или ролейных закупов, от наймитов; он принимает их только как жильцов или арендаторов чужой земли, тогда как Русская Правда не отличает ролейных закупов от наймитов и говорит о них как-то темно и неопределенно; главное отличие изорников от наймитов было в том, что наймиты нанимались всегда на срок или на отряд, тогда как изорники получали землю бессрочно и оставались на занятых ими землях столько, сколько хотели. Равным образом и хозяин давал землю изорнику до тех пор, пока не находил для себя другого более выгодного жильца. Из этого основного условия вытекали и все отношения изорников к хозяевам. Отношения эти были следующие. 1) В отношении к землевладельцу, или хозяину, изорники, или крестьяне (см.: Крестьянство), признавались совершенно свободными — они всегда могли уйти от него, равным образом и хозяин мог всегда отказать им в земле. Здесь требовалось только, чтобы отказ как с той, так и с другой стороны был сделан в определенное время, а именно по окончании земледельческих работ (обычно «о филипповом заговенье»). Если же крестьянин уходил, пропустив срок, напр. перед весной или при наступлении ее, то обязывался уплатить хозяину весь тот убыток, который он понес, т. к. он не мог уже отдать свою землю другому. 2) Крестьянин мог жить на господской земле «без покруты», т. е. не получая от господина ничего, кроме земли, а также мог взять покруту, т. е. земледельческие орудия и рабочий скот, хлеб и даже деньги. Если крестьянин брал у хозяина одну только землю, то при расчете с ним платил только половину полученного им дохода, а когда хозяин давал крестьянину землю и покруту, крестьянин, оставляя хозяина, должен был возвратить ему покруту. А если бы крестьянин стал отпираться в получении покруты от хозяина, то закон в таком случае позволял хозяину представить 4 или 5 свидетелей, которые бы могли подтвердить справедливость его иска или же присягнуть. 3) Псковский закон за крестьянином, живущим на чужой земле, признает право собственности и свято охраняет его имущество. Хозяин земли не имел никакого права на имущество крестьянина, жившего на его земле. В случае если крестьянин убегал, не желая платить покруты, то хозяин имел право продать его имущество и из вырученных от этой продажи денег взять себе покруту; если этих денег недоставало, то он мог искать на крестьянине, когда его найдет. Но при этой продаже строго обеспечивалось имущество крестьянина. По псковскому закону в случае бегства крестьянина хозяин мог продать его имущество, не прежде как заявив предварительно о бегстве суду, потом должен был взять от суда двух приставов — от князя и от Пскова, а также губных старост своей волости и сторонних людей и при них продать имение крестьянина. В случае же если хозяин продавал имущество крестьянина незаконным порядком, то считался похитителем чужой собственности, и крестьянин имел право искать на нем, представив суду причину своей отлучки из дома. 4) Псковский закон, признавая за крестьянином право собственности, допускает иск с его стороны не только на посторонних людей, но и на господина, на земле которого он жил. Иски крестьянина на господина были следующие: а) когда господин присваивал себе крестьянскую собственность; б) когда господин не платил крестьянину долг. По первому иску господин должен был представить свидетелей из соседей, которые бы показали, что имущество, на которое крестьянин предъявил свой иск, принадлежит не крестьянину, а ему. Если же господин не мог представить свидетелей, то имение отдавалось крестьянину и, сверх того, господин обязывался оплатить все судебные издержки. По второму же иску крестьянин обязывался представить запись или счет, и суд производил дело уже по этим записям или счету. 5) Псковский закон охраняет крестьянскую собственность и по смерти крестьянина. По закону имение крестьянина переходило к его наследникам, которые при принятии наследства должны были удовлетворить его господина за покруту, а самовольно господин не имел права брать крестьянское имущество, в противном случае наследники крестьянина могли предъявить иск на господина и он судился как похититель чужой собственности. А если крестьянин умирал на селе господина, не оставив после себя ни жены, ни сына, ни брата, ни других родственников, которые бы жили вместе с ним, то господин мог удовлетворить себя за покруту известной частью из имущества крестьянина, не иначе как продав это имущество узаконенным порядком, т. е. в присутствии двух приставов, губных старост и сторонних людей, в противном же случае родственники крестьянина, жившие в других селах, могли искать на господине и требовать проданное им имение. 6) Обеспечивая и охраняя собственность крестьянина, псковский закон обеспечивает в то же время неприкосновенность прав собственности господина, который мог искать свое на крестьянине не только по записи, но и без записи. Так, если на крестьянине не было записано, что он взял у господина покруту, то в случае смерти крестьянина его наследники должны были заплатить господину за покруту, а если не было записей, то господин должен был представить 4 или 5 свидетелей и целовать крест на том, что покрута крестьянину была действительно дана им.

В IV отдел вошел закон о наследстве. Псковская грамота относительно наследства вводит много нового по сравнению с Русской Правдой. Она делит наследство на два вида: 1) наследство по завещанию; 2) наследство по закону.

Наследство по завещанию. Владелец имущества мог написать в завещании, кому и какую долю своего имущества оставлял. В завещании назначались душеприказчики как исполнители воли покойного согласно его завещанию, а также записывались все долги на покойном и долги его на других лиц. Завещание должно было быть составлено при священнике и свидетелях и, вполне утвержденное и скрепленное, должно было храниться в ларе Св. Троицы. По завещанию наследниками умершего могли быть как наследники по закону, так и те, которых без завещания закон не допустил бы к наследству. Первое наследство называлось «отморщиной», а второе — «приказом». Это название заимствовано из законодательства русского. По римским законам в завещании прежде всего назначался душеприказчик; далее завещатель писал в завещании, кому и сколько должен выдать по смерти его из оставшегося имущества душеприказчик, что называлось в римских законах «legatum», т. е. то, что приказано душеприказчику. Это слово и переведено в Псковской грамоте словом «приказ», но переведено, очевидно, неверно, потому что по Псковской грамоте завещатель не был стеснен назначением душеприказчика. Умирающий мог и без завещания передать свое движимое имение или грамоты на свои вотчины кому хотел еще при жизни. По закону только требовалось, чтобы эта передача делалась при священнике и сторонних лицах, свидетелях.

Наследство по закону. 1) Псковская грамота не ограничивает права наследства одной нисходящей линией, а простирает эти права на всех родственников нисходящей, восходящей и боковой линий. По псковскому закону не полагается даже делать различия относительно состояния наследников. По Русской Правде, как мы знаем, у смерда полными наследниками были сыновья, а дочери смерда получали из его имущества только часть; по Псковской же грамоте этого не было: по ней как сыновья, так и дочери признавались полными наследниками и у бояр, и у крестьян. 2) Псковский закон, допуская к наследству всех родственников нисходящей, восходящей и боковой линий мужского и женского пола, совершенно сравнял их в правах на наследство и, согласно Номоканону, оставил только одно различие, основанное на близости степеней родства, всем же родственникам одной степени дал совершенно одинаковые права на наследство — как мужчинам, так и женщинам, как замужним, так и незамужним. 3) Относительно наследства мужа после бездетной жены или жены после бездетного мужа псковский закон полагает, чтобы тот и другая были наследниками оставшегося имения только в пожизненное владение и до вступления во второй брак. Здесь этот закон формулируется иначе, чем в Русской Правде. По Русской Правде вдова делалась распорядительницей всего имущества своего мужа даже в том случае, когда после него оставались дети, а часть, выданная собственно ей, оставалась за ней и по выходе ее во второй раз в замужество; по Псковской же грамоте вдова получала наследство после своего мужа только тогда, когда он умирал бездетным, притом получала только в пожизненное владение и до второго замужества, стало быть без права отчуждения, не в полную собственность. Допустив такой порядок наследования, псковский закон должен был допустить и иск родственников бездетного мужа или жены по их смерти или по вступлении во второй брак. Но этот иск псковский закон допускает только относительно недвижимого имения, а может быть, и относительно денег и товаров, но отнюдь не относительно платья или домашней движимости, ибо закон прямо говорит, что иск относительно мужнина или женина платья не должен доходить до суда, а должен оканчивать добровольно отдачей платья «по душе» без всяких доказательств относительно того, все ли платье выдано или не все. 4) Права наследования жены после бездетного мужа или мужа после бездетной жены псковский закон допускает только тогда, когда муж с женой жили отдельно от мужнина отца и его семейства, когда они имели свое собственное хозяйство. В случае же если муж с женой жили в нераздельной семье мужнина отца, то наследование жены после бездетного мужа не допускалось; жена или ее родственники могли в таком случае требовать только свое приданое, и могли требовать даже судом. 5) Приняв порядок наследования, более или менее сходный с Номоканоном, Псковская грамота узаконивала и порядок исключения из наследства, согласный с Номоканоном, а именно: сын, отделившийся при жизни отца и не кормивший отца и мать до смерти их, лишался отцовского наследства. 6) Наконец, Псковская грамота указывает и на последствия, проистекавшие от принятия наследства, или на те обязательства, которые принимал на себя наследник. По псковскому закону наследник известного имения, вступая во все права собственника этого имения, в то же время вступал во все обязательства по нему. А поэтому, с одной стороны, он имел право начинать иск по всем долгам покойного на других, а с другой — обязывался отвечать по всем долговым искам на покойном, если только он не отказался совсем от наследства. Впрочем, такой отказ от всех прав на наследство закон допускал для наследников только в том случае, когда они жили с покойным не в одной семье и не при одном капитале.

V отдел Псковской грамоты говорит о братчине. По псковскому закону братчина судилась своим судом, имела своего выборного князя и судей и судилась по своим исконным обычаям и правам; общий закон уклонялся от вмешательства в дела братчины. Но Псковская грамота уже значительно сокращает права братчинного суда; по ней общий закон или общий суд только тогда не вступался в суд братчины, когда судимые братчинным судом были довольны решением его, а в противном случае они могли апеллировать в общие суды. Тем не менее и по Псковской грамоте объем братчинного суда был еще очень обширен; братчина судила дела даже по татьбе и убийствам и не платила никаких судебных пошлин.

VI отдел посвящен сябрам, или пайщикам. Сябрами, или правильнее шабрами, назывались владельцы общего капитала по долям, нераздельно, то же, что в наше время акционеры компаний. Сябренное владение по псковским законам могло быть и в движимом, и в недвижимом имении. Сябренное владение отличается от общинного, ибо в общинном владении доля общинника не составляет его полной собственности; напротив, в сябренном она составляла полную собственность сябра, которую он мог продать, заложить — словом, имел право на любой вид отчуждения. В движимом имении сябры могли владеть и по доскам, и без досок, но иск по владению без досок не принимался в суде. В случае исков между сябрами, по представлении на суд доски, предоставлялось ответчику или самому целовать крест, или положить свою доску у креста и предоставить целование креста истцу, или же, наконец, решить дело судебным поединком. Во владении недвижимым имением все сябры должны были иметь грамоты на владение своей долей и в случае иска по одной какой-либо доле сябренного владения все должны были представлять в суд свои грамоты, целовать же крест обязывался только тот сябр, против которого начат иск, ему же выдавалась и правая грамота.

VII отдел содержит сведения о наймах. Наймы по псковскому закону производились по записям или без записей и заключались или на отряд, т. е. до окончания известной работы, или на срок — на месяцы, годы. Нанявшийся на отряд по окончании работы имел право требовать с хозяина задельную плату «в заклич», т. е. публично на площади или на рынке. А если наймит подряживался на срок, то по окончании его имел право требовать с хозяина заработанные деньги. Если же он уходил от хозяина ранее срока, то имел право только на ту долю наемной платы, которая ему следовала за прожитое время, притом так, что подрядившийся на годичный срок имел право получить только за круглый год, если же он работал сколько-нибудь сверх года, хотя бы несколько месяцев или почти год, то не имел права на получение платы за месяцы, не составлявшие года. Равным образом, если наймит подряживался помесячно, то лишние сверх целых месяцев дни или недели также не принимались в расчет. Если же наймит уходил от хозяина, не окончив подрядной работы, и утверждал, что он окончил работу, и требовал плату за нее, а хозяин его, напротив, утверждал, что работа им еще не окончена, и если при этом подрядной записи у них не было, в таком случае хозяин или сам должен был целовать крест, или же заставлял целовать крест работника, положив у креста требуемую им плату. То же начало принималось в Псковской грамоте и относительно расчетов мастеров с их учениками: если мастер искал на ученике плату за учение, а ученик отпирался от нее, то или сам мастер целовал крест, или заставлял своего ученика целовать крест.

В VIII отделе речь шла о торговле и мене. По псковскому закону они признавались действительными только между людьми, находившимися в трезвом состоянии. Если же кто продавал, покупал или менял, будучи пьян, то имел право возвратить проданное или купленное, и закон в этом случае не полагал даже крестного целования. Вообще в Пскове требовалось, чтобы торговля и мена были совершенно свободными сделками, и о псковской торговле все иностранцы, бывшие в Пскове, отзывались как о самой честной. Даже при покупке скота в Пскове покупатель имел право требовать у продавца свои деньги и возвратить ему купленную скотину, если находил у нее изъяны, которых при покупке не замечал. Торговые сделки допускались при свидетелях и без свидетелей и за порукой, но в случае иска торговые сделки при свидетелях и за порукой имели на суде больше значения, чем сделки без свидетелей; купивший без свидетелей обязывался доказать факт покупки крестным целованием. В случае исков по торговым делам предоставлялось на волю ответчика, идти на судебный поединок или предоставить истцу целовать крест.