Первые дни войны 1812 года. Отступление русской армии
Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”
СЕРГЕЙ БУНТМАН: Мы продолжаем нашу серию 1812 года. И у нас в гостях Сергей Нечаев, который уже принес план кампании. Сережа, да?
СЕРГЕЙ НЕЧАЕВ: Да.
С. БУНТМАН: У тебя все в схемах, у тебя как та знаменитая толстовская диспозиция перед Аустерлицем, но у тебя как раз самое начало войны. У нас же приходится ровно 200 лет, как был перейден Неман, и как начались собственно боевые действия. И мы как раз сейчас попробуем разобрать самое начало. И это будет в продолжение того, что мы говорили и об отсутствии единого командования, и 2 основные армии, которые были, их было больше, конечно, и что меня, конечно, из нашей последней передачи особо потрясло, это чудеснейшая интрига — перекрестные начальники штабов, которые это… Чтобы служба не казалась сахаром, у меня такое ощущение, но, может быть, была и сложнее интрига, но это привело к интересным обстоятельствам.
С. НЕЧАЕВ: Ну, или метод сдерживаний и противовесов популярный у нас в стране.
С. БУНТМАН: Да, да. Именно этот термин с Алексеем Кузнецовым мы употребили тогда.
С. НЕЧАЕВ: Ну, карту я неслучайно нарисовал, потому что на самом деле очень много книг о войне 12-го года, но если их читать, не следя за происходящими событиями по карте, очень многие вещи становятся просто непонятны. Потому что я, допустим, уверен, что подавляющее большинство слушателей даже не отдает себе отчета в том, что война на самом деле при том, что в ней вроде бы участвовало дикое по тем временам количество войск, якобы 600 тысяч у Наполеона и так далее…
С. БУНТМАН: Там по разному считали еще ко всему. Но порядок тот.
С. НЕЧАЕВ: Но на самом деле она происходила на узенькой-узенькой полосочке. То есть вот если посмотреть по карте, ну, допустим, взять атлас Советского Союза всем известный, то на самом деле она происходила не по всей западной границе, вот как фашисты наступали в 41-м году…
С. БУНТМАН: Да, это очень большое заблуждение по войнам прошлых времен всегда.
С. НЕЧАЕВ: Да. А тут возникает проблема следующая: мало того, что наступление французов шло по узеньким-узеньким таким коридорчикам, при этом вот это дикое количество войск, на самом деле это создавало огромную проблему, потому что их надо было кормить, их надо было где-то селить. То есть это не то, что веерное такое наступление шло, а это шло наступление отдельными колоннами. И действительно огромное количество войск, потому что, ну, допустим, начнем с того, что граница тогда проходила по реке Неман. Да? То есть можно себе представить по карте, что это где-то бывшая наша Литва, то есть в районе Каунаса, который раньше назывался Ковно, и Вильнюса, который раньше назывался Вильно. То есть по сути, ну, Тильзит был чуть-чуть пониже по течению реки ближе к морю, то есть…
С. БУНТМАН: Тильзит — это уже восточная Пруссия.
С. НЕЧАЕВ: Ну, в районе Тильзита через этот Неман перешел корпус Макдональда, то есть это примерно человек тысяч 30, которых задача была идти на Ригу. Дальше вот в районе Каунаса-Ковно перешли реку, ну, так скажем, основные силы Наполеона, где-то порядка 200 тысяч человек. Потом если идти вверх по этой реке Неман в районе города Гродно… Я, кстати, сразу хочу оговориться, что я не буду называть малознакомые названия всяких деревень, потому что это ровным счетом никому ничего не говорит…
С. БУНТМАН: Нет. При подробном изучении это будет необходимо, а мы сейчас все-таки должны общую картину нарисовать.
С. НЕЧАЕВ: Будем оперировать только всем известными названиями крупных, серьезных городов. Так вот в районе Гродно через реку Неман перешла еще одна группировка такая порядка где-то 70 тысяч человек, которой командовал брат Наполеона Жером. Ну, и соответственно чуть-чуть южнее, ну, где-то вот примерно на границе между Украиной и Белоруссией нынешними на нашу территорию вошел австрийский корпус, потому что вот буквально накануне войны Австрия подписала союзный договор, и соответственно примерно 30-тысячный корпус под командованием князя Шварценберга вошел на нашу территорию чуть-чуть вот южнее в районе Бреста, Корбена, примерно вот в таких местах. Соответственно с нашей стороны тоже было, ну, в общем, так крупных армий 3. Да? Первая западная армия, так называемая, которой командовал Барклай-де-Толли, который на тот момент находился еще и в должности военного министра, значит, соответственно ему досталась самая крупная армия. Она находилась вот в теперешней Литве в районе Вильнюса. 2-ая западная армия под командованием князя Багратиона находилась чуть-чуть южнее, вот в районе Гродно. И 3-я так называемая обсервационная армия генерала Тормасова, она находилась в том месте, где на нашу территорию входил корпус Шварценберга. То есть получается, что если по численности, то армия Барклая насчитывала где-то примерно 120 тысяч человек. Ну, понятно, что эти все цифры, они блуждающие, масса споров среди историков, потому что этот корпус входил в состав этой армии, потом он был переброшен туда. Платов входил в состав этой армии, потом оказался в другой армии. То есть я говорю совершенно приблизительные цифры просто, чтобы было понятно. Да? Ну, и вот армия Тормасова насчитывала где-то примерно 45 тысяч человек, а армия Багратиона — ну, тоже где-то примерно 45, может быть под 50 тысяч человек. Говорит это все о том, что Наполеон наступал, ну, скажем так, тремя группировками, и им противостояли 3 русские армии. И на каждом направлении Наполеон имел очень существенное численное преимущество, поэтому естественно у Наполеона был первоначальный план как собственно и во всех европейских странах, где он воевал до этого, это быстренько организовать генеральное сражение, быстренько победить армию противника и тем самым завершить кампанию.
С. БУНТМАН: А вот проблема допустить — не допустить соединение русских армий?
С. НЕЧАЕВ: Это уже другой вопрос, потому что…
С. БУНТМАН: Потому что одно генеральное сражение — это значит генеральное сражение с одной из частей, с одной из армий…
С. НЕЧАЕВ: Ну, либо серия генеральных сражений, 3 армии…
С. БУНТМАН: Последовательно, да?
С. НЕЧАЕВ: У многих возникает вопрос: а почему, если русские знали о том, что война неизбежна, почему вроде бы такое огромное количество войск, а оказалось так рассредоточено? Потому что, ну, в общем-то, расстояние между армиями измерялись там сотнями километров, там по 100, по 150, по 200 километров. Почему? Ну, потому что естественно никто точно не знал, где конкретно Наполеон будет входить, и самое главное никто конкретно не знал, куда он дальше двинется, потому что…
С. БУНТМАН: Ну, да. Варианты и обойти могли, могли и промахнуться, и обойти, и это было…
С. НЕЧАЕВ: Да.
С. БУНТМАН: … не такое глупое решение, как может показаться сразу.
С. НЕЧАЕВ: Конечно. Потому что на самом деле, вот когда пишут о планах кампании, принято говорить, что там был план такой, план такой. На самом деле планов было около 40, наверное.
С. БУНТМАН: Да, мы говорили об этом.
С. НЕЧАЕВ: И на самом деле, если, вот допустим, сравнивать с шахматной партией, понятное дело, что перед игрой каждый шахматист предполагает себе, что он какую-нибудь там типа саранскую защиту будет играть.
С. БУНТМАН: Но все равно ждет первого… одного-двух ходов.
С. НЕЧАЕВ: Конечно. С каждым ходом противника меняются вводные, и соответственно первоначальный план по любому меняется.
С. БУНТМАН: Да, и обрисовывается только вот в начале…
С. НЕЧАЕВ: И что же стало происходить? Ну, вот допустим, как мы по новому стилю считаем, что 24 числа началась война, вот буквально…
С. БУНТМАН: Июня.
С. НЕЧАЕВ: Да. Буквально на следующий день вот эти основные силы наполеоновские захватили Ковно, Каунас, причем без боя, без ничего. Дальше следующая цель была Вильнюс, Вильно, который находился неподалеку. И Наполеон совершенно искренне думал, что русская армия будет давать сражение, потому что все-таки Вильно — это такой капитальный город, это серьезная столица, он рассчитывал, что русские будут ее защищать. И вот когда он пришел в это Вильно, оказалось, что накануне русская армия этот город преспокойно оставила и ушла. Это, в общем, было такое довольно серьезное первое разочарование для Наполеона. Дальше тут, наверное, имеет смысл сказать о таком человеке как генерал Фуль, потому что, в общем-то, во многом благодаря в кавычках ему война начала на первых неделях после своего начала складываться именно таким образом. Ну, человек в чине полковника служивший в прусской армии, неоднократно проигрывавшей Наполеону в сражениях, явился в Россию, тут же получил чин генерал-майора, и, не говоря ни слова по-русски, начал разрабатывать стратегию, как русская армия должна противостоять Наполеону. И придумал он следующий план. То есть если посмотреть опять на карту, то понятно, что вот есть за Литвой Латвия, в Латвии столица Рига, и Рига эта стоит на реке Даугаве, которая раньше в то время называлась…
С. БУНТМАН: Западная Двина.
С. НЕЧАЕВ: … Западная Двина.
С. БУНТМАН: Да.
С. НЕЧАЕВ: И вот получается, что если нарисовать с запада на восток такую прямую линию, то получается, что Ковно (Каунас), Вильно (Вильнюс) и Дрезден…
С. БУНТМАН: Ну, немножко все время севернее забирали, получается.
С. НЕЧАЕВ: Ну, практически чуть-чуть поднимались севернее, но по прямой линии мы утыкаемся в эту реку Западную Двину, где она делает вот такую небольшую петельку. И вот в этой петельке теоретик Фуль задумал следующее: значит, он предположил, что там надо построить укрепленные позиции, что вся русская армия вот в этот изгиб реки отделенный укрепленными позициями зайдет. Вот. Войска Наполеона подойдут, начнут бессмысленно штурмовать эти укрепления, а в это время 2-ая западная армия под командованием Багратиона подойдет сзади и ударит французам в тыл, и все закончится для нас хорошо.
С. БУНТМАН: Ну, неужели расчет был, что Наполеон даже при всем стремлении быстро решить кампанию, что он так будет оголять фланги и тылы?
С. НЕЧАЕВ: Нет, ну, понятное дело, что Наполеон тоже не шел одной колонной, у него тоже были прикрытия и слева, и справа. И вообще, кстати, существует очень интересная версия, к которой я тоже на самом деле склоняюсь, что наш император Александр I не такой был дурак, как иногда его любят показывать. И весь этот так называемый план Фуля на самом деле это не исключено, что это был отвлекающий маневр, специально сделанный для того, чтобы продемонстрировать Наполеону то место, где якобы русская армия будет давать генеральное сражение. Потому что ясное дело, что если бы серьезно готовились к осуществлению этого плана, то, во-первых, с этим планом был бы согласен, я так думаю, военный министр. Да? То есть без его одобрения вряд ли бы это происходило. А Барклай-де-Толли был категорически против этого плана. И 2-ое, если бы его всерьез собирались осуществлять, то, наверное, сделали бы какие-то подготовительные работы. А как выяснилось, что там все было, как водится у нас, начато, не доделано, брошено, практически сгоняли мирных жителей из соседних деревень, которые там что-то копали, но то есть явно складывается впечатление, что никто особо там каких-то сражений давать не собирался. И вот эта версия, о которой я сейчас говорю, она сводится к чему? К тому, что на самом деле советуясь со своим военным министром Барклаем-де-Толли, Александр I изначально подразумевал войну, подразумевающую отступление, заманивание, ну, эта так называемая скифская война. Да? И даже в ряде мемуаров фигурируют там такие высказывания, что типа мы можем отступать хоть до Волги, хоть до Камчатки.
С. БУНТМАН: Да, да. Но это каждый раз во многих пунктах. Я напоминаю, что Сергей Нечаев у нас в нашей программе. Но и ход войны это покажет, что во многих временных точках это окажется почти психологически непреодолимо, потому что нельзя вести вечно скифскую войну. Даже если ее задумать так очень серьезно, потому что это необычайное разложение собственной армии, потому что армии нужны даже стычки, нужно какое-то соприкосновение с противником, хоть не генеральное, но нужно какое-то соприкосновение просто для того, чтобы понять это.
С. НЕЧАЕВ: Конечно, неправильно предполагать, что русские армии вот так параллельно отступали, отступали, не вступая ни в какое соприкосновение с противником, а потом соединились под Смоленском и там дели бой. Конечно, стычки происходили постоянно. Вот эти авангардно-арьергардные бои, и в том числе вот все время забывают про эту 3-ю армию генерала Тормасова, а на самом деле 1-ую победу, вот такую, по сути, настоящую победу, когда была разбита целая саксонская бригада под Корбеном, когда был взят в плен саксонский генерал. Там порядка 2-х с половиной тысяч человек убито, там 2 тысячи человек взято в плен, там сколько-то пушек, сколько-то знамен, но реальная серьезная победа была одержана именно как раз людьми из армии Тормасова. И было это…
С. БУНТМАН: Это когда? Когда это было?
С. НЕЧАЕВ: … 27 июля.
С. БУНТМАН: Ага. Через месяц примерно.
С. НЕЧАЕВ: Да. Потому что у нас…
С. БУНТМАН: Уже это близко к Смоленску по времени, да уже?
С. НЕЧАЕВ: В это время да, уже армия Барклая прошла Полоцк и двигалась к Смоленску, а соответственно армия Багратиона, она так с юго-запада через Бобруйск и Могилев шла к Смоленску. Но понятно, что австрийцы не очень горели желанием там куда-то развивать наступление, там идти куда-то на Киев и прочая, прочая. То есть они действовали довольно вяло. Саксонский корпус Ренье, который должен был помогать австрийцам, он тоже был рассредоточен по довольно большой территории, и в результате генерал Тормасов этим воспользовался, и он там даже ухитрился в первый же месяц войны перейти в контрнаступление и вот нанести такое поражение. Но вернемся на основной как бы вот участок военных действий. Вот предположим, первоначально между 2-мя русскими армиями, между 1-й и 2-й расстояние такое, ну, порядка 100-150 километров. И когда стало понятно, что Наполеон с основными силами идет на 1-ю армию Барклая, а Жером, брат Наполеона, с 70-тысячной, такой достаточно мощной группировкой идет на армию Багратиона, то логика подсказывает, что эти 2 армии, отступая, должны как-то, ну, приближаться друг к другу. Но Наполеон, когда он увидел, чем это все дело чревато, он создал еще одну группировку под командованием своего такого железного маршала Даву, причем собрал ее из разных частей, где-то порядка 40 тысяч человек. И он двинул этого железного маршала с его людьми как раз в тот самый промежуток, который был между 2-мя русскими армиями. И дальше…
С. БУНТМАН: Цель действительно пройти быстро между армиями и как-то уже их разделить серьезно. Да?
С. НЕЧАЕВ: Да, вот если, допустим, посмотреть…
С. БУНТМАН: И если не зайти в тыл?
С. НЕЧАЕВ: Если посмотреть на карту, получается, что приказ императора для Багратиона звучал так, что ты должен отступать на Минск, потом от Минска ты должен как бы вот так на северо-восток на Борисов, и постепенно соединиться с армией Барклая-де-Толли. Но в этот-то как раз момент оказалось, что Минск уже занят вот этой группировкой Даву. И как бы не хотел Багратион выполнить приказ, он просто физически это не мог сделать, потому что со своими там 45 тысячами, и он имел 70 тысяч Жерома, которые давят на него с одной стороны, и 40 тысяч Даву, которые перекрывают ему как раз именно ту дорогу, по которой он должен был бы двигаться. И в результате получилась очень интересная история. То есть русские армии вместо того, что казалось бы, двигаться по направлению к друг другу, они стали двигаться в противоположном направлении…
С. БУНТМАН: Расходиться.
С. НЕЧАЕВ: … потому что Барклай был вынужден идти так вот чуть-чуть на северо-восток в сторону этой Дриссы, этого Дрисского лагеря, куда ему было предписано идти. А соответственно Багратион, когда он только сунулся к Минску, и оказалось, что он уже занят, и пройти туда невозможно, он пошел на юго-восток, то есть армии стали расходиться. Более того потом, когда Багратион попытался через Могилев двинуться опять на соединение с 1-й армией, там опять же оказалось, что город уже занят, и вот там произошло это знаменитое сражение под Салтановкой, которое… Вот сейчас я просто умиляюсь по телевизору по 3 раза, по 4 раза в день показывают вот этот сюжет про сражение под Салтановкой, как там генерал Раевский взял своего 10-летнего сына, как они пошли в атаку… Полнейший бред совершенно, потому что сам генерал Раевский ответил четко совершенно Батюшкову, который спросил его, а как, неужели, правда такое было? Он сказал: «Да, ну, что Вы! Эту всю историю придумали в Санкт-Петербурге. Это вообще бред. Сделали из меня какого-то римского героя». На самом деле никаких 10-летних сыновей, возглавляющих атаку, там не было. Но неважно. Факт тот, что состоялось сражение, и не смогла армия Багратиона пробиться через Могилев, и ей пришлось опять идти в обход. И в конечном итоге армии соединились только уже вот практически в самом конце июля под Смоленском. Но перед этим же тоже была масса всяких интересных событий. Допустим, тот же Барклай. Ну, хорошо. Отступил он. Он очень огорчил Наполеона, что не стал защищать Вильно. Отступил к этой Дриссе. Там было понятно совершенно, что ни о каком сражении не может быть и речи. Перешли на другую сторону Западной Двины, пошли в сторону Полоцка, потом в сторону Витебска. Существует такая версия, что Барклай-де-Толли очень якобы хотел дать генеральное сражение в районе Витебска. Вот. И в принципе даже есть определенные документы и письма, которые свидетельствуют о таком намерении. Но это опять же вернемся к нашей параллели с шахматистами. Можно предполагать все, что угодно, но каждый день меняются вводные, и соответственно планы меняются. А произошло следующее: Барклай-де-Толли был в полной уверенности, что он соединится с армией Багратиона. Он же не мог предположить, что там происходит в 100 с лишним… там почти в 200-х километрах от него. И вот, когда уже начали готовиться к этому сражению, прискакал адъютант по фамилии Меньшиков — кстати, какой-то дальний родственник того самого Меньшикова — и в ужасе совершеннейшем сказал, что ни о каком соединении нет и речи, что вот мы там застряли, нам приходится опять идти в обход. И естественно после этого Барклай принял решение никакого сражения не давать.
С. БУНТМАН: Конечно.
С. НЕЧАЕВ: Но как это было гениально сделано! Наполеон, он же уже практически был готов к сражению, и он видел перед собой в ночной темноте костры, что вот наконец-то русские остановились, наконец-то завтра утром я им покажу, как я показывал австрийцам, пруссакам и всем прочим. А утром после рассвета, когда двинулись, оказалось, что это просто горят костры, специально подожженные, это была имитация…
С. БУНТМАН: А в это время армия ушла?
https://www.stockpolymer.ru/catalog/moduli-dlya-pontonov/ Модули плавучести.
С. НЕЧАЕВ: А в это время армия ушла.
С. БУНТМАН: Сергей Нечаев. Мы продолжим через несколько минут.
С. БУНТМАН: Мы продолжаем нашу программу о самом начале войны 12-го года. Мы все готовились, готовились. Рассказывали о расстановке сил. Об отдельных людях говорили, но вот собственно пошли боевые действия, причем боевые действия чрезвычайно запутанного, витиеватого характера такого. Сергей Нечаев у нас в гостях. Напомню, что он автор книги о Барклае-де-Толли в серии «Жизнь замечательных людей». Но и неоднократно мы уже говорили в нашим программах с ним. Сейчас мы вот смотрим, как изменяется ситуация. В зависимости от этой ситуации и формируется, на глазах формируется та в кавычках скифская война, которая и получается. Да, Барклай — мы на этом и завершили — Барклай при определенных обстоятельствах был готов дать сражение, но выяснилось, что здесь совсем не так, не в том направлении вынуждена идти 2-я армия Багратиона, а не соединившись это давать… Это что? Приходите, я вас за ужином скушаю. Это прямо Наполеону давать, то есть подставлять себя под страшный разгром.
С. НЕЧАЕВ: Ну, конечно, не нужно понимать таким образом, что Барклай-де-Толли был какой-то робот, лишенный души, сердца. Конечно, он прекрасно… он был гражданином России, он прекрасно понимал, какое ужасное впечатление это отступление производит на армию, причем не только моральное. Да? А действительно там же от всех этих бесконечных переходов, там же доходило до того, что в день по 50, по 70 километров приходилось людям преодолевать. Это сумасшедшие марш-броски, которым бы сам Суворов позавидовал на самом деле. И армия страдала от этого страшно, причем не только французская, но и русская. И точно также в русской армии были мародеры, потому что нечего было есть, и точно также…
С. БУНТМАН: А почему нечего было есть? На своей территории отступаем. Это же даже не в восточной Пруссии как в 7-м году.
С. НЕЧАЕВ: А мы говорили уже об этом. Когда огромная масса войск, например, там 100 тысяч, там 150 тысяч идут по очень узкой дорожке, по какому коридору, ну, вот какой бы город, какая бы деревня не попадалась бы на пути, она просто физически не может обеспечить…
С. БУНТМАН: А регулярные поставки?
С. НЕЧАЕВ: Регулярные поставки — другой вопрос, но ведь мы тоже прекрасно понимаем, что всегда наши тыловые части во всех кампаниях отличались удивительной способностью приезжать не туда, куда нужно, и потом они просто физически не поспевали за быстро двигающейся армией. И ситуация действительно менялась с калейдоскопической быстротой, то есть можно было планировать завтра где-то быть вот там, приходили туда, а там оказывалось, что уже какие-то поляки или баварцы, или саксонцы это уже заняли. То есть на самом деле планировать что-то, было крайне трудно. С другой стороны, я понимаю, если бы один человек всем этим делом командовал, и если б он вот этой огромной массе войск, как это было с наполеоновской стороны… Да? Там был один главнокомандующий, который всем своим подчиненным давал такие, ну, более или менее такие четкие какие-то приказы. Но в русской-то армии, к сожалению, все было совсем не так. И когда в Вильно заявился император… Ведь по установленному в армии правилу при присутствии императора, кто становится главнокомандующим? Становится он.
С. БУНТМАН: Император. Да.
С. НЕЧАЕВ: Единственное исключение — это если он в письменном виде, в виде приказа и так далее.
С. БУНТМАН: Да, да. Мы это очень подробно разбирали в одной из наших передач…
С. НЕЧАЕВ: Но этого же ничего не было. И более того когда в районе Полоцка, когда война, в общем-то, пошла не совсем так, как Александру это все представлялось. Он просто напросто оставил армию и уехал преспокойно в Москву, но при этом уехав в Москву, то есть это, считайте, уже через месяц начала войны император уезжает и опять не оставляет конкретного указания на то, кто всем будет командовать. И ведь помимо того, что была масса сложностей и географического характера, и вот это огромное преимущество в численности, которое было пока на стороне Наполеона, была же проблема, прямо так скажем, саботажа со стороны очень многих русских офицеров, которые… Ну, проще всего найти виноватого. А кто виноват? Ну, конечно же, Барклай-де- Толли, потому что он немец, потому что он предатель, потому что ему недороги интересы России и так далее. Да? И начали на него показывать пальцем. Да ладно показывать пальцем! Его начали реально саботировать. И в конечном итоге Барклай, будучи военным министром и будучи командующим всего лишь одной армией, он вынужден был убрать, например, начальника своего штаба Паулуччи, такого товарища, который тоже ни одного слова не знал по-русски, но, тем не менее, очень любил руководить войсками. В конечном итоге, вот он взял на эту должность себе, это то есть уже примерно через месяц после начала войны, генерала Ермолова всем известного. Да, но генерал Ермолов…
С. БУНТМАН: Но Ермолов-то относился к Барклаю-то…
С. НЕЧАЕВ: Так вот понятно, что генерал Ермолов…
С. БУНТМАН: Да.
С. НЕЧАЕВ: … очень талантливый, что генерал Ермолов просто потрясающий совершенно генерал, но, во-первых, у него был довольно специфический характер. То есть это человек был склочный и кляузный по своему характеру и с активнейшим совершенно участием во всех вот этих процессах, которые происходили. Во-вторых, он постоянно вел переписку, как бы так скажем, с конкурентом Барклая, с Багратионом, причем в крайне таких выражениях, ну, просто скажем, неприличных, они…
С. БУНТМАН: Теоретически это было бы неплохо для координации действий 2-х армий.
С. НЕЧАЕВ: Да, но это…
С. БУНТМАН: Вообще надо бы с начальником штаба бы переписываться.
С. НЕЧАЕВ: … говоря современным языком, это были просто, ну, такие наезды на то, что типа у нас все делается неправильно. Вот немцами типа все штабы заполнены, нам русским прохода не дают. Дали бы нам русским бы волю, мы сейчас этих всех французов давным-давно бы шапками закидали. То есть вот примерно в таком духе переписка проходила, не говоря об огромном количестве грамматических ошибок и прочая, которых себе князь Багратион позволял. Но на самом деле получается, что какая могла быть связь между армиями, находящимися на расстоянии там 100 с лишним километров? Конечно, посылался какой-то адъютант, там одни, два или три, на лошади который должен был туда скакать передавать сообщения. Но, допустим, князь Багратион совершенно не горел желанием выполнять приказы, которые ему давались и поэтому он позволял себе вещи, ну, в общем-то, которые ни один наполеоновский маршал вряд ли мог бы себе позволить… не позволил бы себе в отношении… Кстати, нет. Был один человек, который позволил себе такое. Это вот тот самый брат Жером, которому было поручено преследовать…
С. БУНТМАН: Да, но это анти-типическая история.
С. НЕЧАЕВ: История просто, ну, она объясняется исключительно только тем, что он был младший брат, любимчик всей семьи, потому что любого другого отдали бы под трибунал за такие штучки, которые он там вытворял. То есть он, допустим, захватывал какой-то город и вместо того, чтобы преследовать русских, в чем собственно его главная задача состояла, он останавливался и на 2-3 дня устраивал там пирушку. И в конечном итоге Наполеону это все надоело, и он тогда переподчинил эту группировку маршалу Даву, на что король, извините, Вестфалии сказал: «Почему я должен подчиняться какому-то там герцогу?» Он устроил забастовку, то есть примерно неделю армией вообще никто не командовал, а потом плюнул на все, взял свою вестфальскую гвардию и уехал к себе в Вестфалию, сказав, что типа мне здесь у вас неинтересно, мне все здесь у вас надоело. Вот если б можно проводить какие-то параллели, то пускай не в такой вызывающей форме, но тоже, в общем-то, достаточно неприлично вел себя Багратион по отношению к распоряжениям Барклая-де-Толли, которого он, кстати сказать, совершенно искренне не считал своим начальником, потому что по выслуге лет и там по получению определенных воинских званий он действительно был, как скажем, круче Барклая-де-Толли. А то, что тот был военным министром… Ну, и что? Я командую армией, я точно такой же командующий как и ты. С какой стати ты мне чего-то указываешь?
С. БУНТМАН: Но, Сережа, есть все равно ощущаемая цель, по-разному понимаемая, но ощущаемая цель соединиться, наверное, все-таки есть? Или каждый ведет свою тактику, свою стратегию?
С. НЕЧАЕВ: Нет. Начнем с того, что с первого дня войны у Барклая был план отступления-заманивания, главная цель которого сохранить армию, завлечь Наполеона как можно дальше, соответственно создать ему кучу проблем со снабжением, с коммуникациями, и каким-то образом снивелировать вот эту первоначальную разницу в численности. Да? Потому что понятно, что одна армия отступает по своей территории и получает постоянно какие-то подкрепления, то есть она увеличивается численно. А та армия, которая наступает по чужой территории, она уменьшается просто чисто физически, потому что в каждом городе, в каждой деревне нужно оставлять какой-то хотя бы символический гарнизон. У Багратиона с точностью до наоборот. У него был план исключительно… Ну, как он считал себя учеником Суворова. А как ученик Суворова может отступать? Только наступление, наступление, наступление. Вот и поэтому… есть даже такой термин у историков, сейчас появился, генеральский заговор он называется. На самом деле реально образовалась группа таких высших офицеров-патриотов, которые искренне считали, что Барклай-де-Толли изменник, что ему ничего не нужно, и что действительно нужно срочно давать сражение. И не важно, что у Наполеона в 2 раза больше людей. Все равно. Мы же чудо-богатыри. Да? Пуля — дурра, штык — молодец. И вот эта фраза знаменитая, что мы их шапками закидаем, ведь князь Багратион совершенно искренне это говорил, потому что дали бы ему волю, он бы и пошел в атаку, он бы и положил бы там всю армию. И что было бы дальше? Можно только предполагать. Поэтому на самом деле ситуация вот в первые месяцы войны вот до Смоленска, она складывалась с такой моральной точки зрения просто совершенно ужасно, потому что Барклай-де-Толли с одной стороны понимал, что вот так бесконечно отступать нельзя. С другой стороны даже в те моменты, даже на тех хороших позициях, которые ему удавалось найти, и где он действительно искренне собирался дать какой-то сражение, каждый раз ситуация складывалась таким образом, что делать этого было нельзя. И он, скрепя сердцем, вынужден был в очередной раз давать приказ об отступлении. Вот. И в конечном же итоге вот под Смоленском, когда две русские армии все-таки соединились, и там состоялся военный совет, и было принято решение начать вот это контрнаступление, то есть совершенно потрясающее, которое очень не любят описывать в наших учебниках исторических, вот эти маневры на Руднях, потому что вот с точки зрения стратегической это был полный вообще идиотизм, то есть реально…
С. БУНТМАН: У нас будет отдельная передача о Смоленске и вот как раз об этих великих маневрах.
С. НЕЧАЕВ: Ну, просто это единственный раз, когда Барклай-де-Толли пошел наперекор своим принципам, и когда он послушался вот этих, ну, как бы пошел на поводу у этих ура-патриотов, которые требовали срочного наступления. И чем все это завершилось? Если бы не генерал Неверовский вот, то война в принципе могла бы вот там же под Смоленском и закончиться.
С. БУНТМАН: Ну, мы подробнее разберем как раз в дни 200-летия смоленского сражения. Что происходит собственно кроме вот это… А что происходит физически? Армии идут. Происходят ли столкновения? Что предпринимает Наполеон вот в этой ситуации? Мы уже говорили, что он создал 3-ю группировку Даву, которая должна идти между армиями. Что он предпринимает дальше в этот месяц?
С. НЕЧАЕВ: Ну, начнем с того, что…
С. БУНТМАН: Что в июле происходит?
С. НЕЧАЕВ: … непросто армии идут. Начнем с того, что действительно вот Наполеон вошел в Вильно. Да? Это большая столица бывшего государства, такого большого мощного государства. Значит, соответственно Наполеон вынужден был там простоять чуть ли не 3 недели. И это вот сейчас некоторые историки называют это какой-то грубейшей ошибкой Наполеона, что он потерял кучу времени. На самом деле нет. его встретили там на ура, потому что, в общем-то, реально его воспринимали как освободителя, и он вынужден был решать очень серьезную политическую задачу. Либо восстанавливать вот это великое княжество… это вот Речь Посполитая, это государство такой конгломерат между Польшей, Литвой и Белоруссией, либо не восстанавливать его. Надо было поставить администрацию местную, причем он сделал это таким хитрым образом: каждый пост дублировался. То есть на каждом посту стоял французский какой-то генерал или администратор и кто-то из местного населения. Да? Значит, потом он стал организовывать вот эти польско-литовские войска, причем очень много литовцев вошли в состав, ну, как бы говоря современным языком, литовцев и белорусов, вошли в состав наполеоновской армии, потому что они реально воспринимали их как освободителей от тех самых, которые нас завоевали и разделили. С другой стороны вопрос же был очень серьезный, потому что вот, предположим, поляки хотели получить независимость. Да? Огромный корпус князя Понятовского воевал на стороне Наполеона в 12-м году. Казалось бы, почему Наполеон не восстановил, ну, не сделал то, что он обещал полякам? А потому, что буквально накануне войны союзный договор он подписал с Пруссией и с Австрией, то есть в 12-м году пруссаки и австрияки воевали, ну, как бы так в кавычках воевали на его стороне.
С. БУНТМАН: Так что здесь нельзя было…
С. НЕЧАЕВ: Ну, нельзя было восстанавливать…
С. БУНТМАН: … только за счет русской части…
С. НЕЧАЕВ: … Польшу, потому что Польша была разделена на 3 части…
С. БУНТМАН: Да, да. То есть за счет российской части нельзя этого делать?
С. НЕЧАЕВ: Конечно.
С. БУНТМАН: Это сразу намек и Пруссии, и Австрии.
С. НЕЧАЕВ: Конечно. А ведь никто не знал в начале войны, на чьей стороне будет Австрия. Да? Это в последний момент буквально все решалось. Более того вот почему мы держали еще 4-ю армию где-то, Бог знает где? А потому, что у нас, извините, с Турцией шла война, и она, вообще-то говоря, закончилась только в мае 12-го года.
С. БУНТМАН: Да, да. Только-только.
С. НЕЧАЕВ: И там стояло чуть ли не 60 тысяч человек, готовая боеспособная шикарная армия, но они только в мае оказались, ну, как бы свободными. Пока они дошли, пока они соединились вот с этой 3-ей армией Тормасова, пока они создали группировку, к этому времени Наполеон уже отступать начал. И собственно вот эти все войска, они в операции при Березине достаточно активно и участвовали. Потом ведь Наполеон наступал же еще и на Ригу. И по большому счету до последнего момента не было известно, куда он двинется, на Москву или на Санкт-Петербург, поэтому и было отступление в район вот этого Дрисского лагеря, потому что он как раз находился в том месте, где можно было решить и тот вопрос и другой. То есть можно было пойти в одну сторону по московской дороге, в другую сторону по петербургской дороге.
С. БУНТМАН: Это фактически развилка получается?
С. НЕЧАЕВ: Да. И ведь Барклай в результате пошел на что? Он из состава своей армии притом, что противник в 2 раза превосходил его по численности, он выдели самый крупный корпус первый под командованием генерала Витгенштейна, из которого он создал такую вот мини-армию, вот такой типа наполеоновский корпус, который прикрывал вот эту дорогу на Санкт-Петербург. И в конечном итоге там было сковано действие, вообще-то говоря, 3-х корпусов, потому что в конечном итоге Макдональд не справился с атакой на Ригу. Там ничего не получилось. На помощь ему был выделен маршал Удино со своим корпусом, и вот эти два объединенных корпуса долго-долго там, вот как сейчас говорят, бодались в районе Полоцка. Там такие достаточно активные боевые действия происходили. И генерал Кульнев там погиб вот в этой знаменитой гусарской атаке. То есть на самом деле очень много всяких военных действий повсеместно везде-везде происходило. И было вот это очень интересное сражение под Миром, где казацкая вот эта такая армия, просто огромнейший корпус, состоящий… ну, как бы легкая кавалерия, вооруженная там пиками, пистолетами, огромнейшее сражение с польской аналогичной кавалерией, с уланами. То есть на самом деле корпус Платова много чего делал, потому что он как бы между этими 2-мя армиями, отступающими, он постоянно совершал такие вот движения туда-сюда…
С. БУНТМАН: Челночные такие, да?
С. НЕЧАЕВ: Челночные. Да. И как раз он мешал очень серьезно вот этой группировке Даву, которая шла в середине. То есть на самом деле это не то, что одна армия просто тупо отступает…
С. БУНТМАН: Одна отступает, другая наступает. Маршем просто идет.
С. НЕЧАЕВ: Нет, конечно. Буквально каждый день какие-то стычки, какие-то сражения происходили, в которых погибали люди, причем погибали в достаточно больших количествах. Но это не было генеральное сражение, о котором так мечтал Наполеон. Это были какие-то вот такие укусы…
С. БУНТМАН: Как Наполеон реагирует? Он пока в Вильно, да?
С. НЕЧАЕВ: Он пока в Вильно, он пока занимается вот этими организационными вопросами…
С. БУНТМАН: Но он следит за военными действиями? Следит естественно.
С. НЕЧАЕВ: Да. И он искренне совершенно думает, что его маршалы там вот все это делают, то, что он задумал. Вот. Но выясняется, что все идет совсем не так, как он предполагал. И вот когда оказалось, что и под Витебском русские, мы вот только что об этом говорили, таким просто варварским способом ушли, обманули его. Наполеон был просто взбешен, потому что там он абсолютно был уверен, что будет генеральное сражение, то самое, потому что на самом деле по погоде, вот по климатическим условиям он был очень ограничен, он не мог начать кампанию раньше, потому что не было еще травы и соответственно…
С. БУНТМАН: Не было фуража.
С. НЕЧАЕВ: … огромнейшая вот эта масса кавалерии, ее просто нечем было бы кормить. Да? И соответственно он не мог это дотягивать слишком далеко, потому что в августе началась страшная жара, а где-то в ноябре в России все покрыто снегом, и там вообще собственно уже надо располагаться на зимние квартиры, и войну заканчивать. То есть реально Наполеон начал нервничать, потому что происходило что-то совсем не то, к чему он привык в Европе. А территория-то у нас огромная. Да? И нам что, допустим, Ковно, Вильно, там Полоцк, Витебск, там Смоленск — это для какой-нибудь Бельгии… Эту Бельгию можно 5 раз уже было бы пройти.
С. БУНТМАН: Да.
С. НЕЧАЕВ: А вот эти там еще…
С. БУНТМАН: А это только еще западные подступы к стране собственно.
С. НЕЧАЕВ: То есть если у них это целых 400 километров…
С. БУНТМАН: Да.
С. НЕЧАЕВ: … то у нас это всего 400 километров. У нас так можно еще 400 и еще 400.
С. БУНТМАН: Насколько хороши были карты? Мы сделаем про это передачу, я так думаю, про вот расстояние и про климат. Это обязательно надо будет сделать. А вот насколько хороши карты были? Насколько были точны сведения у Наполеона?
С. НЕЧАЕВ: Ну, карты, конечно, это все-таки уже был 19-й век, карты были достаточно хороши. Вот и…
С. БУНТМАН: Ну, извини меня, еще во франко-прусскую жаловались… как раз вот это было принято решение сделать карты главного штаба, те, которые потом станут мишленовскими общедоступными картами. Черт знает, что еще в 70-м году говорили. А это уже через сколько? Больше, чем через 60 лет после кампании говорили: «Что у нас за карты такие безобразные?»
С. НЕЧАЕВ: Нет, ну, смотрите, все-таки пока вот до Смоленска война идет, скажем так, не на исконно русской территории. Да? Это территория…
С. БУНТМАН: Вот тут еще понятно.
С. НЕЧАЕВ: … это территория бывшего государства европейского, которое хорошо известно. И более того на стороне Наполеона воюют поляки, литовцы, которые вот эти… собственно это их родная территория, они ее прекрасно знают.
С. БУНТМАН: И какое-то есть более или менее есть содействие местного населения.
С. НЕЧАЕВ: Не более или менее, а очень хорошее. А более того у Наполеона была прекрасно налажена военная разведка, и задолго до войны люди все это изучали, то есть вот как бы до Смоленска можно сказать, что он шел по своей территории. Его единственное, что раздражало, что нет вот этого сражения и нет. И вот день за днем, неделя за неделей… А при этом же армия уменьшается, потому что мало того, что русские прошли по этому и они уже съели все, что можно было съесть, так они еще то, что оставалось, они поджигали, то есть это же скифская война была в полном смысле этого слова. Она же не подразумевает только отступление, она еще подразумевает уничтожение всех припасов…
С. БУНТМАН: И коммуникаций.
С. НЕЧАЕВ: … и плюс так называемые, вот то, что у нас принято называть партизанской войной. Но ее не нужно воспринимать так, как мы привыкли воспринимать по фильмам вот о последней войне. Да? Потому что на самом деле как таковых партизан у нас не было, но у нас были воинские отряды, которые, кстати сказать, задолго до Кутузова, задолго до Дениса Давыдова, по идее самого Барклая-де-Толли эти отряды начали создаваться, и причем это действительно были воинские подразделения, насчитывавшие там по тысяче, по две, по три тысячи человек, которыми командовали полковники и генералы. И их задача была наводить шорох по коммуникациям…
С. БУНТМАН: Как раз.
С. НЕЧАЕВ: … противника. И это ни какие-то бородатые мужики там с топорами и с косами, а это реальные войска, которые очень хорошо и профессионально свое это дело делали. Вот. А говорить о том, что какие-то партизаны, какие-то жители вот этих местных деревень и городов вставали на защиту, да ничего подобного. По большому счету вот пока шли по территории Литвы и Белоруссии в подавляющем большинстве городов и населенных пунктов на ура встречали наполеоновскую армию, и ни о каком вот в таком традиционном понимании партизанском движении вообще и речи не было. Конечно, все изменилось после Смоленска, когда отступление пошло по исконно русской территории, потому что по большому счету, когда по территории Литвы русские шли, они не особо заботились об этом, потому что, ну, как бы это не наше, ну, прошли и прошли. Когда уже началось отступление по своей территории, когда до Москвы стало оставаться там 200 километров, 100 километров, тут уже люди совсем по-другому стали думать, потому что все-таки Москва имела такое, ну, скажем, символическое значение для всех.
С. БУНТМАН: Ну, да. Ситуация изменялась. Сережа, я хотел бы, чтобы мы сейчас в оставшиеся 2-3 минуты, мы смогли подытожить вот этот досмоленский период именно военный и вот период до соединения армий. Вот что здесь самое главное? Какие главные акценты? Что показал этот период?
С. НЕЧАЕВ: Этот период показал, что план Наполеона шикарно отработанный во всех предыдущих кампаниях рухнул. Никакие русские… Его же первоначально план был такой, что он выманит русских опять на себя, и как это было в 7-м, там 8-м году разобьет их на своей территории. Ничего подобного. Русские не пошли. Русские стали отступать. И самый главный итог того, что вот происходило до Смоленска — это то, что Наполеону не удалось никакими вот силами навязать русским то самое генеральное сражение или хотя бы несколько генеральных сражений, на которые он рассчитывал, потому что ни одна из русских армий так ему этого сражения и не предоставила.
С. БУНТМАН: Но при этом еще исход собственно войны был далеко неясен. То есть это были еще, скажем так, преодолимые трудности Наполеона.
С. НЕЧАЕВ: Преодолимые, потому что у него было много вариантов, он мог пойти на Петербург, он мог, в конце концов, ему советовали, остаться перезимовать в том же самом захваченном Смоленске и подтянуть какие-то резервы.
С. БУНТМАН: Но это уже потом. Да, вот. А именно до Смоленска все равно еще больше оставалось вариантов.
С. НЕЧАЕВ: Но об этом обо всем Наполеон начнет думать уже потом. Сейчас у него была задача: он рассчитывал в 1-й же месяц закончить эту кампанию. Вот не получилось. Дальше, после Смоленска опять не получилось. Дальше, после Бородино опять не получилось.
С. БУНТМАН: Ну, тут уже получается, что после Смоленска через некоторое время Наполеон окажется втянутым уже в тоннель неизбежных действий такой вот.
С. НЕЧАЕВ: Да. И более того уже где-то в районе Бородино, в общем-то, численность противостоящих друг другу войск примерно сравнялась. Тоже историки могут до бесконечности спорить, у кого там сколько тысяч чего было, ратников ополчения считаем или не считаем. Но в принципе уже после Смоленска, после соединения 2-х русских армий, после подходов резерва Милорадовича и так далее и после того, что французская армия потеряла вот за все это время наступления численность, которая была один к трем, один к четырем изначально, она примерно сравнялась…
С. БУНТМАН: А на это все снивелировалось. Ну, что ж? Нам до этого еще жить да жить. Сергей Нечаев. И мы сегодня уже посвятили началу, вот досмоленскому периоду, от Немана до Смоленска примерно, периоду военных действий 12-го года. Спасибо.
