Основные отличия периода Древней Руси

А. Пыпин

С утверждением княжеской столицы на юге, Киев, без сомнения, еще до Рюриковичей значительный город, стал центром торговых сношений с югом и западом и исходным пунктом воинственных подвигов, рассказ о которых бы­вал в самой южной летописи народно-поэтическим сказа­нием. Народная жизнь еще не была стеснена княжескою властью и сохраняла общинную свободу и вече. Близость Византии, вероятно, издавна оказывала цивилизующее влияние; первое прочное христианство утвердилось на юге; первые книги и письменность явились в Киеве.

Таким образом, еще в древнем периоде надо предпо­ложить не один этнографический тип. Собственно говоря, их было несколько: кроме южного киевского, северный — новгородский, западный — белорусский и северо-восточ­ный — великорусский. Главным действователем и во внешней истории и в образованности был южный Киев.

Но, каковы бы ни были отношения древних земельных народностей и степень их участия в развитии древнерус­ской культуры, на каком бы языке ни говорили в старом Киеве, домонгольский период вообще носит иной харак­тер, чем последующие века, — характер свободной непос­редственности и свежего проявления сил: в исторической жизни народа это была пора смелых подвигов, широкого распространения народной области; в деле образования пора инстинктов просвещения, оригинальных начатков ли­тературы и поэтического творчества.

Одно из существенных отличий древнего периода за­ключается в свободе народных отношений. Мы не видим здесь упорной и боязливой замкнутости, отличавшей мо­сковские времена, той нетерпимости ко всему иноземно­му, которая делала Москву своего рода Китаем, закрывала ее от всяких выгод умственного обмена. Древняя Русь ки­евских времен не знала этой исключительности, как не знала и одного из главных ее источников в московском периоде — исключительности религиозной. Церкви были уже давно разделены, когда Русь приняла христианство;греческое духовенство, приходившее в русскую землю, на первых же порах разъясняло греховность латинской ереси; летописец заставляет Владимира, еще язычника, от­вергнуть папских (немецких) послов, предлагавших латин­скую веру, — отвергнуть еще тогда, когда он не имел по­нятия о разнице двух церквей, — на том основании, что этого не принимали отцы их; обличения латины, переве­денные с греческого и самостоятельные русские, идут в древней письменности с XIвека. Впоследствии эта цер­ковная полемика, внушения духовенства возымели боль­шое влияние на развитие крайней религиозности и вместе национальной нетерпимости в московские времена; но в первые века она не успела приобресть такого влияния: князья были благочестивы, светская власть была в союзе с духовною, но западные католические иноземцы, по-ви­димому, не казались такими еретиками, с которыми нель­зя иметь общения. Нравы князей в те времена, без сомне­ния, дают понятия и о нравах народа.

Владимир Мономах в своем поучении именно рекомен­дует внимание и гостеприимство к иноземцам — на том основании, что они разнесут о человеке добрую славу; неравнодушие к доброй славе у чужих людей показывает, что ими не пренебрегали и их не пугались. Князья так знали чужих людей, что Всеволод, отец Мономаха, «седя дома», не бывавши в чужих странах, знал не меньше пяти языков — в том числе, вероятно, были и языки западного соседства. Мономах ставит это в пример своим детям: «В том бо честь есть от инех земль». Настаивая на благоче­стии, он не говорит о вражде к латине. Летопись замечает об одной победе Мономаха, что его слава прошла ко всем дальним странам, к грекам и уграм, чехам и ляхам, дошла и до Рима. «Слово о полку Игореве» замечает, что славу Святослава, отца Игоря, поют не только ближние народы, греки и морава, но и немцы и венецианцы. В параллель к этому былина о Соловье Будимировиче рассказывает, что Соловей, явившийся в Киев со своими играми цареградскими и иерусалимскими, припевками из-за синего моря, приходит из Венеции поклониться князю Владимиру и же­ниться на его племяннице — и этот мотив не противоречил бы характеру киевского периода. Киев действительно имел великую славу, немецкие летописцы с удивлением говорят об его великолепии и богатстве, называют его луч­шим городом «Греции», т.е. страны греческой веры.

Надобно думать, что религиозная нетерпимость, уже заявленная в полемических статьях против латины, огра­ничивалась пока духовенством и в самых церковных пред­метах не казалась обязательной для князей и мирян. Пер­выми строителями церквей были, без сомнения, греки, или руководством были греческие образцы; но еще в по­ловине XIIвека в Суздальском княжении, в то время толь­ко что выделявшемся в особую великорусскую область, князь не усомнился вызвать западных (католических) ма­стеров, которые и построили в Суздальской области ряд церквей, в несомненном романском стиле.

Наконец, князья роднились с иноземными владельца­ми. С одной стороны, они брали себе в жены дочерей степных владельцев, половецких ханов; с другой — род­нились с западными князьями и государями. […]

Древний период, потому ли, что в нем еще действовал предприимчивый элемент прошлого норманства, или пото­му, что основание государства, вызванное собственной инициативой племени, потребовало особенных усилий на­рода, обнаруживает воинственную энергию, которая де­лает его героическим веком.

История русской литературы. В 4 т. СПб., 1911. Т. 1. С. 138-140.

Миниатюра: Всеволод Иванов. Ведическая Русь

Похожие материалы