Крепостное право как эпоха

Аудио-лекции Крепостное право

В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» в передаче «Не так!» Андрей Левандовский.
Эфир ведет Сергей Бунтман.

С.БУНТМАН: Поговорим о крепостном праве. Для начала я хотел бы задать вам вопросы. На два их них вы будете отвечать по прямому телефону, а на один можете ответить на пейджер. Сначала вопросы для прямого эфира. В царствование Екатерины II был издан указ, который в определенном отношении сравнял помещичьих крестьян с бессловесным домашним скотом. В чем суть этого указа? Второй вопрос: на некоторых территориях, входивших в состав Российской империи, крестьяне получили личную свободу задолго до реформы 1861 года. Где и когда это произошло? И вопрос, на который вы будете отвечать с помощью пейджера: многочисленные попытки Николая I смягчить крепостное право не находили чаще всего отклика у высших сановников. Но были исключения. Кого из приближенных царь называл своим начальником штаба по крестьянскому вопросу? Чем этот человек заслужил подобное название? Пришлите имя этого человека на наш пейджер 788-00-88 для абонента «Эхо Москвы». Кто правильно ответит, получит книгу Юрия Хечинова «Крутые дороги Александры Толстой». Кто ответит в прямом эфире, получит очередной «Праздник безумства» Андрея Ястребова, «Литературный атлас страстей». Можете также присылать на пейджер свои вопросы. А мы приступим. Крепостное право. Неужели его действительно отменили? Кажется, что у нас в мышлении очень многое сохранилось.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Несомненно.
С.БУНТМАН: Что же собой представляло крепостное право?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Основную характеристику русской истории на протяжении трехсот лет. И потом, Вы совершенно правы, в подкорку ушло. Так долго было, так определяло всю жизнь. Крепостное право было по всей Европе, но у нас оно, во-первых, приобрело особо жесткие формы, а во-вторых, очень долго держалось в те времена, когда там установились уже практически совершенно другие отношения. Была своя специфика. Крепостное право не от хорошей жизни, наверное, было установлено. Началось все, как всегда, с татар. Русь московских князей — это же медвежий угол. Максимально жесткий климат, максимально скудная почва, нет выхода к морям, полезных ископаемых практически нет, вообще ничего нет.
С.БУНТМАН: Но он жестче, чем более северные территории, тот же Новгород?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Во-первых, Новгород в конце концов вошел в это пространство. Во-вторых, в Новгороде он не такой резко континентальный, хотя тоже дожди, почва скудная. Но что было, так была земля, как Ключевский писал, единственный капитал московских князей. Земля не шибко плодородная, но ее было много. Отсюда решение всех проблем. Землю стали давать за службу. Возникает поместное дворянство, на котором держалась власть. Это основная, прежде всего, военная сила, служивое сословие. Это служивое сословие должно было само себя содержать. Форма наверняка известна слушателям: давали землю, а за это служили конно, людно и оружно. На все это нужно было заработать самим, вести хозяйство. А вести хозяйство можно было только имея послушную рабочую силу. И вот здесь проблема. У Сергея Михайловича Соловьева, который писал довольно спокойно и даже скучновато, есть один замечательный афоризм — он русский народ сравнивал с жидким телом. Огромное пространство, относительно редкое население, и, как свойственно жидкости, давишь — она утекает туда, где давление меньше. Помещики были поставлены в такую ситуацию, что давить должны были изо всех сил. Поместья, как правило, давали небольшие, а боевой конь — это целое состояние. Заработать на него при максимально низких ценах на сельскохозяйственную продукцию было сложно. Плюс оружие, плюс содержание себя, семьи. То есть они волей-неволей давили изо всех сил. И население утекало куда угодно: на окраины, на юг, в заволжские леса и даже боярские вотчины, где уровень эксплуатации мог быть пониже, потому что бояре были богаче.

С.БУНТМАН: Таким образом происходило и освоение новых мест?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Несомненно. Здесь надо было выбирать. Когда поместное дворянство возопило, указало государству на необходимость укрепить за ним рабочую силу, государство на это пошло. Не сразу. Процесс длительный, занял больше 200 лет, но совершенно не обратимый. С Ивана III и практически до конца XVIII века шаг за шагом крестьяне из относительно свободных земледельцев превращаются в быдло. При Екатерине это быдло, бессловесный рабочий скот.
С.БУНТМАН: Тем не менее, слово «раб» она заменила. Это известная анекдотически-хрестоматийная история.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Да. Причем, встает вопрос, раб или не раб, были ли пределы помещичьей власти. В общем-то были. В русском законодательстве был термин «превышение помещичьей власти». Нельзя было истязать и убивать. Но сами понимаете, насколько здесь все условно. Подвесить за ребро и развести внизу костерок — это нельзя. А спустить три шкуры розгами за какую-то провинность — это ради бога, телесные наказания не только допускались, но поощрялись. Но ведь помещикам тоже доставалось. Вообще практически все категории населения в Московском государстве так или иначе тянули тягло. Крестьяне работали на помещика, помещики служили государю. В какой-то степени тем же крестьянам выходило: защищали пределы, наводили порядок и так далее. Но пришел 18 век, и помещики постепенно стали становиться привилегированным сословием. Крепостное право становилось все жестче, а служба помещиков становилась все вольготнее. За нее стали платить жалование, и наконец в 1762 году ее вообще сделали необязательной. Тот же Ключевский справедливо обращал на это внимание. Это освобождение помещиков от службы, по сути, их дискредитировало. Крепостное право становилось подарком, синекурой, оно теперь не было ничем оправдано. Основная масса трудового населения была брошена к ногам помещиков. Это была уже не плата за службу, а подарок, привилегия. Екатерининский век справедливо называют золотым веком поместного дворянства. Дали все, что могли. И другую сторону крепостного права тоже надо учитывать. Ведь на крепостничестве строилась государственная система. То есть это не только способ ведения хозяйства, а в какой-то степени и способ государственного бытия. Уровней власти было очень немного в 18 веке: царь, губернатор, капитан-исправник — и все. Капитан-исправник с двумя-тремя земскими заседателями, своими помощниками, на целый уезд. Ну, уезды были с Бельгию, с Голландию. А что ниже? Николай Павлович, Николай I, говорил: «У меня 100 тысяч здоровых полицмейстеров». Ниже — помещик. К концу 18 века помещик был и полицмейстером, действительно, и сборщиком налогов в пользу государства, и судьей. Власть от царского имени (капитан-исправник) появлялась только в крайних случаях: убийство, уголовное преступление, что-то из ряда вон выходящее. Обычная жизнь — вся под присмотром помещика, на котором, таким образом, низовое звено государственной системы. И капитанов-исправников выбирали помещики из своей среды, как правило, людей небогатых, отслуживших в армии, с хорошим кулаком. То есть здесь представители власти были тесно связаны с поместным дворянством. Вот система. Армия строится на основе рекрутчины, то есть рядовые из крестьянской среды, горожане как правило шли во флот. Судебная система целиком и полностью построена на крепостной основе и так далее. Естественно, психология такая, что есть 1% населения — белая кость, есть основная масса населения — быдло. Вот в очень огрубленной форме крепостное право. Как оно создавалось, об этом можно долго рассказывать, но самое интересное — почему и как оно пало. Ведь кто против? По идее, власть крепостное право должно устраивать, потому что крепостное право дает возможность всеобщего контроля и надзора, столь соблазнительную для тоталитарной власти. Почти дарового, кстати: его осуществляют помещики. И помещики крепостным правом, естественно, довольны, потому что они обеспечены даровой рабочей силой, а ее заменить не может ничто. И вот с начала 19 века начинается то, что называется застоем. Складывается мощная система, вроде бы самодостаточная
С.БУНТМАН: И вроде бы очень устойчивая.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Устойчивая. Наше старое марксистское положение: ленинская либеральная реформа — побочный продукт революционной борьбы, крестьянское движение, бунты иссякают именно в 18 веке, потому что власть становится мощной. Екатерина проводит очень разумную губернскую реформу. Помещики получают максимум власти над крестьянами, и крестьянство — разрозненное, совершенно не организованное, разбитое на общины. Волнения были всегда, и в 19 веке, но Да, казаки еще. Казачество частично при Екатерине ликвидируется, частично превращается в привилегированное сословие. В сущности, его покупают. Ему дали землю, ему дали право служить на тех условиях, какие выгодны казакам. Для нас казак 17-18 века — это прежде всего Стенька Разин, Пугачев. А 19 век — это нагайка, разгон демонстраций и так далее. Это опора власти. Нет возможности раскачаться крестьянству. Поэтому волнения носят совершенно локальный характер.
С.БУНТМАН: То есть это не главное в том, что стало необходимо крепостное право отменить. А идеи просвещения? Все идет от кружков. Даже Франсуа Ферре говорил, что все зародилось в мыслительных кружках: и понятие врага народа, и так далее, вся Французская революция. Какую роль играют идеи?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Идеи, конечно, сами по себе чрезвычайно любопытны. Вообще время николаевского правления называют временем духовного освобождения, у нас возникает интеллигенция. Это ничтожный процент населения, который, в сущности, совершенно отчужден от власти и от поместного дворянства, потому что помещик, становясь интеллигентом, в какой-то степени перестает быть помещиком, и наоборот.
С.БУНТМАН: То есть он деклассирован?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Совершенно верно, он постепенно деклассируется. А власть, опираясь на поместное дворянство, остается монолитом, которая этими идеями, если брать идеи как таковые, гуманистические, размывается, как монолит, то есть почти не размывается. Тут нужно было что-то более реальное.
С.БУНТМАН: А что более реальное? То, что система перестала работать? А что, государство держалось, армия была.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Несомненно. Тут два уровня. Первый — чисто экономический. Конец 18 века, когда система была отлажена до предела, все было замечательно. Помещик, как правило, давал крестьянину в надел часть земли. Крестьянин на этой земле вел свое хозяйство, содержал себя, семью, рабочий скот. И другая часть земли — барщина. На ней крестьянин работал на помещика. Урожай с этой земли продавался, шел помещику в карман. Кроме того, еще со своего участка крестьянин как правило давал помещику оброк. Очаровательная система при одном условии: она неподвижна. Когда из года в год требуется получить заранее определенный прибавочный продукт, из года в год ты его будешь получать. До поры до времени его вполне хватало. Все стало меняться тогда, когда Россия стала входить в систему рыночных отношений. Они с 18 века внутренний рынок отлаживается окончательно, и кроме того, после побед над Османской империей Россия пробивается к Черному морю. Плодородные земли, очень удобные портовые города, через которые сельское хозяйство Раньше до Петербурга, представляете, с Черноземья по русскому бездорожью тащить хлеб Он же золотым станет, он не окупится! А сейчас, в конце 18 века, Россия начинает торговать хлебом. Раньше у помещика не было стимула особенно выжимать из своего хозяйства больше необходимого, потому что девать все равно некуда. Амбары набил зерном, домотканого полотна сотня штук лежит — и все. Денег-то все равно нет, и взять их неоткуда, потому что по всему пространству России такие же поместья, которые производят то же самое. Городское население — всего несколько процентов. То есть ешь до горла, набивай амбар — и не более того. А когда появилась возможность продавать продукцию Хорошо известно, что зерна может быть в избытке, домоткани в избытке, а денег много не бывает, их всегда мало. Потребности растут прямо на глазах. Вообще мир дворянской усадьбы — это как раз конец 18 — начало 19 века. На товарных отношениях возникает. И тут встает вопрос: нужно поднимать уровень хозяйства. Как?
С.БУНТМАН: Заставлять больше работать. Почему бы не заставить? Все рычаги в руках.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Смежные величины: барская запашка и крестьянские наделы. При старой системе помещик исходил из того, что крестьянин должен быть относительно сыт, хозяйство у него должно быть в порядке по вполне понятным причинам. Крепостное хозяйство жесткое, но осмысленное. Крестьянин должен быть хорошим работником, а для этого ему нужно дать определенный минимум земли и эксплуатировать его, исходя из этих же соображений, чтобы он на ногах прочно стоял. А когда появляется возможность продать, получить побольше денег, на крестьянина начинают нажимать. Барская запашка начинает пожирать крестьянские наделы, то есть большая часть земли работает непосредственно на помещика. И если в 18 веке барщина — обычно 3-4 дня, то теперь, особенно в страду, 6 дней в неделю — обычное явление. То есть крестьянину для работы на себя остаются ночи и праздничные дни. Основной производитель нищает и начинает валиться с ног. Сами понимаете, эффект бумеранга: подрывается крестьянское хозяйство, подрывается помещичье. И выхода из этого замкнутого круга в этой системе отношений практически не было. Был интересный ход: месячина. Некоторые помещики пошли до конца: всю землю превратили в барскую запашку, крестьян лишили своего хозяйства и стали выдавать им месячный паек. То есть, по сути, превратили в рабов. Это хорошо забытое старое. Но ведь не даром в свое время отказались от рабовладельческой системы эксплуатации. Хорошо известно, что холопов еще в 15-16 вв. стали на землю сажать. Совершенно не выгодно. Это хозяйство, в котором работников надо кормить, надо заводить свой парк сельскохозяйственных орудий, свою рабочую скотину. По этому пути шли немногие. Создавался очень четко очерченный замкнутый круг, из которого в этой системе отношений выйти было нельзя никак. И здесь нельзя преувеличивать, что помещики это осознавали, переживали.
С.БУНТМАН: Понимали и думали, как это сделать.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: У Салтыкова-Щедрина в «Пошехонской старине» хороший термин: «пошехонское раздолье». Как раз 30-40-е годы, он задним числом вспоминает. Он пишет, что грязновато, с развратцем, с надсадой, но всего хватало, все было устойчиво. Самое главное, так жили отцы, деды, прадеды. То есть поместное дворянство в массе было сохранением системы отношений, потому что лучше ничего придумать они просто не могли. А что касается государства, другой уровень вопроса, тут было сложнее. Ведь государству нужно было содержать в порядке вооруженные силы, нужно было строить пути сообщения. Государству нужно было держаться на уровне Западной Европы, где были совсем другие отношения. В свое время Петр проблему решил: он создал более ста крупных мануфактур и проблему рабочей силы решил по-крепостнически. Стали крепостных крестьян приписывать к мануфактурам, к заводам, то есть точно так же, как в сельском хозяйстве.
С.БУНТМАН: Ну да, они не пашут, не сеют, а работают.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Да. И до поры до времени это себя оправдывало. Очень похоже, кстати, на совсем другие времена. Мы по выплавке железа в 18 веке вышли на первое место в мире, точно так же как по стали в 20-м. у нас все было в порядке. Уже к концу петровского царствования все, что необходимо государству, производили сами. И все было в порядке, как и в советские времена, до одного вполне конкретного явления. Тогда промышленный переворот, а в наши времена — научно-техническая революция. Когда появилась сила пара, когда пошла техника Раньше, пока на Западе и у нас был ручной труд, было даже выгодно согнать в одно место массу подневольных людей и заставить их выполнять простейшие операции. А когда пошла техника — при Николае I, — в Англии выплавка железа за 30-летие его царствования (вторая четверть 19 века) увеличилась в несколько раз. У нас — на 8%. То есть государство как промышленная, военная сила оказалось в состоянии застоя, как и сельское хозяйство. Но сельское хозяйство можно было пережить, хватало, концы с концами сводили. Даже хватало на то, чтобы дочерям на приданое копить. А когда из Петербурга в Москву строится единственная железная дорога несколько лет и подрывает бюджет еще на несколько лет, вот это уже серьезная проблема.
С.БУНТМАН: А в военном отношении? Можно было, грубо говоря, выиграть войну 1812, 13-го, 14-го годов на такой армии, на таком хозяйстве, а Крымскую войну — ни за что.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Это последняя победа на крепостной основе. Грандиозная и тем более памятная, что последняя. Потом были еще победы с турками, но не вполне понятные, потому что там все еще круче, в Османской империи. А когда турецкая война 1853 года, начавшаяся как русско-турецкая, превратилась в войну с Европой, с Францией и Англией, тут выяснилось, что Ну, это известно. Флот потопили сами, великолепный Черноморский флот. С точки зрения выучки экипажа нам англичане завидовали: Нахимов, Корнилов — это святое. Но у англичан паровые суда, а у нас их буквально несколько. А вступать в бой не было возможности. Вооружение: у них штуцера, у нас гладкостволки. То же самое с артиллерией. И — бездорожье. Англичанам и французам с другого конца Европы легче было снабжать свою стотысячную десантную армию всем необходимым, чем нам на своей собственной территории подвозить все необходимое. Казнокрадство и разные злоупотребления — это само собой, но, наверное, дело все-таки не в этом. А дело в том, что Крымская война ясно показала: мы отстали. Либо мы превращаемся в Османскую империю — огромное государство, которым в 19 веке европейские державы распоряжались, как марионеткой, либо мы становимся другими. И корень зла, это было понятно очень хорошо уже Николаю, о нем особый разговор должен быть, в крепостном праве.
С.БУНТМАН: Мы много говорили о том, что Николай довел государственную систему по мере возможностей до идеала.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: В своем роде да, несомненно.
С.БУНТМАН: Всегда есть такой человек в развитии любой идеи и любого государства, который ее доводит до идеальной отработки.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Надо еще сказать, что он сам был идеальный монарх в своем роде. Человек, который недосыпал, недоедал, работал на государство не покладая сил. Это воплощенный карамзинский идеал. И результаты. Конечно, фигура трагическая, потому что себя он не щадил, делал то, что считал необходимым. Его знаменитые слова, сказанные наследнику перед смертью: «Сдаю тебе командование в полном порядке». Это, конечно, трагедия.
С.БУНТМАН: Трагедия была гораздо глубже, чем та же Крымская война.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Несомненно.
С.БУНТМАН: И понимание Николаем I своей страны было гораздо глубже, чем просто неудовлетворение от плохо начищенной пуговицы или того, что нет нарезных ружей.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Это одно из многих «не так!» как раз.
С.БУНТМАН: Сейчас ответы на те вопросы, которые мы задали в начале передачи. Вопрос, ответ на который вы присылали на пейджер, состоял в том, что у царя Николая I был человек, которого он мог называть своим начальником штаба по крестьянскому вопросу. Этот человек действительно, как нам правильно ответили многие, — это граф Киселев. Любопытно, что первый правильный ответ пришел прямо из столицы Николая Павловича, из Санкт-Петербурга. Владимир, чей телефон в Санкт-Петербурге начинается на 349, очень осведомлен о делах двора.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: В Питере живут люди знающие.
С.БУНТМАН: Нет, московских ответов тоже полно, но первым ответил Владимир. Действительно, во второй половине 30-х годов он подготовил и провел реформу, которая заметно улучшила положение государственных крестьян. Не такую радикальную, как1861 года, но все же. Владимир получает у нас Юрия Хечирова «Крутые дороги Александры Толстой». А теперь в борьбе за «Праздник безумства», за «Литературный атлас страстей» Андрея Ястребова, пожалуйста, ответьте на любой из следующих вопросов. В царствование Екатерины II был издан указ, который в определенном отношении сравнял помещичьих крестьян с бессловесным домашним скотом. В чем суть этого указа? Второй вопрос: на некоторых территориях, входивших в состав Российской империи, крестьяне получили личную свободу задолго до реформы 1861 года. Где и когда это произошло? Наш телефон: 203-19-22.
СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Владимир. Насчет бессловесности: это не связано с круговой порукой?
С.БУНТМАН: Нет, это немножко не то.
СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Вячеслав. У Екатерины было несколько указов. Наверное, это один из тех, что можно отправлять крестьян на каторгу.
С.БУНТМАН: Нет. На каторгу можно отправлять и со словами, и с жалобами, и с криками.
СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Андрей. Я думаю, что это указ о запрещении подавать жалобы на помещиков, 1767 год.
С.БУНТМАН: Правильно! Поэтому сравнивают именно с бессловесным скотом. Теперь второй вопрос.
СЛУШАТЕЛЬ: Я думаю, что это Прибалтика.
С.БУНТМАН: А не можете сказать, в какие годы?
СЛУШАТЕЛЬ: По-моему, конец или середина 18 века.
С.БУНТМАН: Нет.
СЛУШАТЕЛЬ: А, это, наверное, было сразу после петровских войн.
С.БУНТМАН: Нет.
СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. Это Курляндия и Лифляндия, где с 1816 года крестьяне получили личную свободу, модель земли, поскольку должны были арендовать ее у своих прежних хозяев за феодальные повинности. Кроме того, это казачьи регионы, традиционно более свободные, чем средняя полоса России.
С.БУНТМАН: Во всяком случае, Вы сказали, что это Истляндия. Насколько я понимаю, через два года было в Курляндии И Лифляндии.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Совершенно верно.
С.БУНТМАН: «Известно, что было достаточно случаев, когда крестьяне не хотели уходить от хорошего барина. Как разрешался вопрос в таких случаях?» — спрашивает Ирина. Это 1861 год.
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Я о таких случаях не знает. Что касается крестьян как таковых, земледельцев, то для них понятия «хороший барин» просто не существовало. Проблемы были у дворовых — нечастный Герасимов, Селифанов, Петрушка и прочее. Их освобождали без земли, и, особенно люди преклонного возраста, переходили на бомжатское положение. Тут, конечно, были трагедии. Это и раньше было, и в художественной литературе часто встречается, когда барин дает верному холопу вольную, а тот отказывается. Это сплошь и рядом не только потому, что привязан к человеку, а потому что крепостная неволя — это в то же время кормежка и обеспеченное положение.
С.БУНТМАН: «Чем отличались, — спрашивает Алена, — государственные крестьяне петровской эпохи от крестьян 1848 года примерно?».
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Государственные крестьяне существовали и в петровские времена, и в 1848 году. Я думаю, что разница не столько качественная, сколько количественная. При Петре, конечно, из государственных крестьян жали все соки. Это была, наверное, самая несчастная, самая эксплуатируемая категория. И строительство дорог, и строительство крепостей, и Санкт-Петербург на костях. Русский флот, там тысячи три, как минимум, в землю ушло. В 19 веке положение несколько изменилось, особенно благодаря реформе упомянутого выше Павла Дмитриевича Киселева. Он пересмотрел повинности, в этом была суть реформы, государственным крестьянам прибавили земли. Вообще их положение в 19 веке было значительно лучше, чем помещичьих. Государство с них меньше брало и меньше тревожило. Кстати, на волю они вышли в 1861 году без всяких отрезков, со своим наделом. После реформы это была относительно благополучная часть крестьянства.
С.БУНТМАН: Очень любопытный вопрос задает Ольга. «Как крепостное право и его формы зависели от принадлежности к различным конфессиям?». Можно говорить, или старообрядцы, или никониане, официальная церковь. Были ли крепостные у лютеран с католиками или у мусульман?
А.ЛЕВАНДОВСКИЙ: Вопрос сложный. Вообще-то основная масса крепостных — православные. Когда присоединили Поволжье, Сибирь, то Чувашия, Мордва, якуты, буряты — там никакого крепостного права не было, на них оно не распространилось. В отношении никониан и православных, здесь никаких юридических отличий не было. Другой вопрос, что старообрядцы как правило здорово работали. У них была значительно выше дисциплина. Они были зажиточными, часто выкупались, помогали друг другу. Но речь тут не о законодательных нормах, а о реалиях жизни. Что касается лютеран, то это как раз Азийский край. Там положение было очень любопытное. Местное население: латыши, эстонцы — со времен Левонского ордена были крепостными тех, кто потом стал немецкими баронами. Так еще разделение: господа — это немцы, а основная масса зависимых — это эстонцы и латыши. Реформа, о которой мы получили такой хороший ответ, им дали лишнюю свободу раньше, чем православным, но без земли. Причем предложение было самих баронов, которым это было выгодно. Кстати, в 1905 году, когда крестьянские восстания пошли по всей России, что бросается в глаза, русских помещиков убивали редко. Громили отчаянно, но убивали при сопротивлении, в исключительных случаях. Латыши и эстонцы баронов резали целыми семьями. Там к чисто социальному примешивался национальный момент. Это касалось и украинских крестьян.