Екатерина испугалась реакции русского общества на Новое Уложение
Н. Фирсов
А между тем эти последние, то есть «рабы», зашевелились: до их серой, убогой жизни доходили слухи о сочинявшихся новых законах, и крестьяне начали волноваться, причем, по расследовании одной челобитной крестьян и дворовых на их господ, оказалось, что злонамеренные люди «рассеивают» «слухи о перемене законов». Дело становилось серьезным. […]
Екатерина увидала, что своим предприятием удивить мир она подняла из глубины России и с окраин ее массу противоречивых интересов, всколыхнула и обострила непримиримые чувства, о которых она частью думала иначе, а частью и совсем не знала; она увидала пред собой подлинную и в ярком освещении Россию со всеми ее вековыми язвами и предрассудками, — громадную страну с большими, борющимися между собой, классовыми аппетитами, но без общественного мнения, без широких идейных стремлений и социальной гуманности, страну, которая покоилась на миллионах рук, закованных в крепостные цепи; она поняла, что пройти «ускоренным скоком», не спотыкнувшись, между диаметрально противоположными сословными интересами, между непримиримыми сословными чувствами этой страны совершенно невозможно, — и она решила удовольствоваться тем, что узнала, с «кем дело имеем и о ком пещися должно». Продолжать в принятом направлении законодательную работу показалось опасным для «народного покоя». Вот чем обусловливается роспуск депутатов большой комиссии Нового Уложения, фактическое ее закрытие: Екатерина испугалась поднимавшейся сословной борьбы, разжигавшей страсти в самой комиссии и начавшей волновать главную массу населения, оставшуюся за бортом всероссийского уложенного корабля, но с глухим рокотанием ждавшую перемены законов, ждавшую, что этот корабль привезет волю народу. Надо было в самом начале задавить эту «иллюзию», ибо на осуществление ее нельзя было иметь ни малейшей надежды; надо было поскорее заставить забыть об этой и других иллюзиях, не менее неприятных для всероссийской императрицы, и потому было решено поскорее спустить занавес, кончить «всенародное» законодательное дело, имевшее целью показать «пример» «всем монархам»; и сделать это было тем удобнее, что можно было занять внимание России, а кстати и Европы навернувшейся Турецкой войной… Так, подобно громадному мыльному пузырю, лопнула прошумевшая по всему образованному миру затея Екатерины составить законодательный кодекс при помощи указаний и работы представителей от населения управляемой ею страны, лопнула потому, что в дальнейшем стихийном социолого-психологическом своем течении эта затея оказалась не в интересах правительства и дворянства.
Петр III и Екатерина II. Первые годы ее царствования. Пг.-М., 1915. С. 105-108.
