Эскадренный броненосец «Цесаревич»

Флот humus.livejournal.com, Судно

«Цесаревич» — российский эскадренный броненосец французской постройки, участвовавший в русско-японской и Первой мировой войнах. На основе его эскизного проекта были созданы броненосцы типа «Бородино».
К концу 1897 года русскому правительству стало понятно, что в недалеком будущем вполне вероятно военное столкновение с Японией, интенсивно наращивающей свою мощь. Уже первые два японских броненосца, “Фудзи» и «Ясима» — были по боевой мощи примерно эквивалентны русским кораблям типа «Полтава» и превосходили «полукрейсера-полуброненосцы» типа «Пересвет». Поэтому на состоявшемся в начале 1898 года особом совещании была принята кораблестроительная программа «для нужд Дальнего Востока», утвержденная императором Николаем II 23 февраля.


Приказом по Морскому ведомству (№ 9 от 11 января 1899 г.) за подписью управляющего морским министерством сообщалось, что 21 декабря 1898 г. государь император Николай II «высочайше повелеть изволил» дать название первым кораблям новой программы. В этом самом большом (три броненосца, пять крейсеров, 14 миноносцев и минный транспорт) в истории флота одновременном зачислении в списки броненосец и крейсер, заказанные во Франции, получали названия «Цесаревич» и «Баян».
Как и у всех названных в приказе броненосцев и крейсеров, названия были исторически преемственными. «Цесаревичем» называли балтийский 44-пушечный фрегат (состоял в списках флота с 1838 по 1858 г.) и заложенный в 1853 г. в Николаеве парусно-паровой 135-пушечный линейный корабль. Построенный в 1857 г., он в 1859 г. перешел под парусами на Балтику, где на нем установили машину. В списках флота корабль оставался до 1874 г. Вместе с исключенным из списков в 1880 г. «Ретвизаном», «Цесаревич» завершил эпоху парусно-паровых линейных кораблей. Теперь же два корабля с этими названиями начали эпоху качественно новых эскадренных броненосцев. Продолжив славные традиции флота, они должны были обеспечить ему очередные победы. Но для победы одной лишь славы предков было недостаточно. Не прислушались в министерстве и к поверью о том, что одноименные корабли нередко повторяют судьбы своих предшественников. А оно уже за время работ во Франции обернулось явственно обозначившимся долгостроем.

Из трех одновременно зачисленных в списки броненосцев «Цесаревич» начали постройкой позже всех, ровно через год после начала постройки «Победы» и спустя полгода после «Ретвизана». Но когда И.К. Григорович при своем назначении наблюдающим за постройкой пожелал получить у В.П. Верховского руководящие инструкции и наставления, тот с нескрываемым самодовольством отвечал, что в них нет никакой необходимости. Адмирал был убежден, что подписанные им контракты и спецификации «разработаны до последней подробности», а потому никаких вопросов и неувязок в работе комиссии произойти не может. Но обнаружились они неожиданно быстро. Машиностроительный завод фирмы в Марселе, будучи, по существу лишь сборочно-отделочным, ничего почти не производя сам и занимаясь лишь коммерцией, с легкостью разбросал свои обширные заказы едва ли не по всей территории Франции.. Это ему позволяло отсутствие в контракте обязанности фирмы оплачивать разъезды наблюдающих инженеров для испытаний и приемов материалов и изделий. Казна несла ощутимые убытки, а инженеры вместо наблюдения за работами должны были немалую часть своего времени проводить в поездах железных дорог французской республики. Будь фирма обязана оплачивать эти разъезды она, конечно, как замечал наблюдающий инженер Д.А. Голов, позаботилась бы «о большем сконцентрировании своих заказов».

Пришлось вызывать из России второго механика. Им стал Н.В. Афанасьев (по-видимому, сын известного механика В.И. Афанасьева). Окончивший в 1896 г. минный класс по специальности минного механика, а в 1896 г. Морскую академию, он имел «звание» помощника старшего инженер-механика. Такие громоздкие «звания» вместо военных чинов изобрела бюрократия, чтобы ощутимее отделить чернь флота — механиков от его аристократии — строевого офицерства. Это откровенное унижение должны были нести и дворяне, которые себе на беду избрали не престижную долю механиков. Наблюдавший корабельный инженер (в звании «младший судостроитель», недавно произведенный из звания «старший помощник судостроителя») К.П. Боклевский (1862-1928), также требовал прислать помощника или разрешить в необходимых случаях передоверять приемки отдельных заводских заказов официальным приемщикам французского правительства. Так делалось для кораблей бразильского и японского флотов. «Отбились» французы и от непредусмотренного контрактом требования МТК вести при постройке весовой журнал (учет поступления и распределения металла в корпус корабля на стапеле) и от ежемесячного представления (как было принято в отечественном судостроении) сведений о количестве поставленного металла и числе мастеровых (по цехам), занятых на постройке. Наблюдающему инженеру французы на это требование отвечали, что у их это «не в обычае». Такой же ответ получил и пытавшийся несколько раз воздействовать на завод, наблюдающий И.К. Григорович.
А в МТК по-прежнему не делали различия между, казалось бы, приоритетной постройкой во Франции головного, признанного за эталон и образец броненосца и множеством тогда же неосмотрительно заказанных и не имевших для программы столь решительного значения крейсеров и миноносцев. Не добивалась этого и комиссия в Ла-Сейн, позволившая заводу уже в ноябре 1898 г. начать постройку крейсера («Баян») и терпеливо в то же время выжидавшая, пока в МТК созреет заключение на проект броненосца. Не могло помочь делу и уведомление МТК от 17 декабря 1898 г. об отсутствии в ожидавшемся заключении сколько-либо кардинальных изменений. Завод такими невнятными сведениями удовлетвориться не хотел. Неуклонно соблюдая все замшелые бюрократические ритуалы, МТК вместо сбережения времени путем обращения на завод или прямо к наблюдающему продолжал вести всю переписку через ГУКиС.

Пятым колесом в колеснице продолжал оставаться и ГМШ, также участвовавший в двухступенчатой пересылке документов комиссии в МТК и ГУКиС. Тормозили работы и обнаружившиеся в те же дни (то же по странности произошло во всех заграничных комиссиях) нелепые офицерские амбиции председателя И.К. Григоровича. Слишком разные у него и привыкшего всегда к самостоятельной творческой работе корабельного инженера К.П. Боклевского оказались понятия о долге службы, правах и обязанностях. Соблюдая необходимые по его понятиям нормы этикета, корабельный инженер по прибытии в Ла-Сейн в ноябре 1898 г. счел необходимым в полной парадной форме нанести визиты главному командиру порта Тулон и другим официальным лицам города. Ответственный в силу действовавшей традиции только перед МТК, он считал это необходимым условием для должного взаимодействия с властями города и завода. В глазах же И.К. Григоровича, считавшего себя полновластным начальником всех присланных на завод специалистов, инженером были совершены чудовищные и вызывающие нарушения дисциплины и всех воспитанных у строевого офицерства понятий о субординации. А потому И.К. Григорович, как он сам потом докладывал в министерство, не замедлил сделать инженеру «резкое замечание и объяснить ему его обязанности как техника».

Но К.П. Боклевский, видимо не внял им в должной мере, и тогда на свет явилась разработанная И.К. Григоровичем специальная дисциплинарная инструкция, регламентировавшая каждый шаг инженера. В частности присутственное заводское время с первоначальных двух часов было доведено до полного рабочего дня. На все перемещения инженера следовало непременно и предварительно испрашивать разрешение наблюдавшего. В случае приезда в Париж предписывалось обязательно «явиться» военно-морскому агенту (атташе). Запрещалось ношение форменной одежды и всякие обращения с газетчиками.
Принимавший, по его словам, «самое деятельное участие в разработке судовых чертежей» и в то же .время не переставший напоминать инженерам, что он над ними самый главный. Григорович сумел создать для них невыносимую обстановку. Не довольствуясь комиссией, он пытался подмять под себя даже артиллерийских приемщиков, которые, наблюдая за исполнением заказов морского министерства традиционно (в России и за рубежом) замыкались только на МТК.
Глубоко искушенный в придворных интригах, И.К. Григорович не задумался вмешаться даже в религиозные отправления своих подчиненных. Чтобы не обременять находившееся в Каннах семейство герцогини Макленбург-Шве-ринской Анастасии Михайловны чрезмерным количеством соотечественников (их, «кому это доставит удовольствие», герцогиня приглашала к своему столу разговляться после светлой заутрени), И.К. Григорович принял меры. Для приобщения к столу герцогини была скомплектована делегация, которая в составе самого И.К. Григоровича, командира крейсера «Баян» и представителей кораблей (по 2 офицера и по 3 унтер-офицера) и явилась в каннскую церковь. Все же остальные по предписанию председателя комиссии «добровольно» рассредоточились по окрестным русским храмам в Ницце, Сан-Ремо и Ментоне.

В министерстве на сложившуюся в комиссии ненормальную обстановку обратили внимание только через 15 месяцев. Пытаясь привести слишком много возомнившего о себе инженера в «дисциплинарное», как тогда говорили состояние, И.К. Григорович в числе актов его вызывающего непослушания писал даже о «гадостях», которые, будто бы приходится претерпевать главному наблюдающему. К.П. Боклевский в ответ вполне предметно объяснил МТК, что в силу установленных И.К. Григоровичем порядков, он «лишен возможности не только обращаться с МТК, но и в качестве наблюдающего низведен до степени указателя, отвечающего лишь за тщательность клепки и чеканки». «Лишенный всякой самостоятельности», он, по его словам, был поставлен в полную невозможность к ответственному выполнению обязанностей. Только тогда Главный инспектор кораблестроения счел нужным обратить внимание управляющего морским министерством на тягостные последствия неумеренных амбиций И.К. Григоровича.
И меры были приняты. Конфиденциальным письмом помощника начальника ГМШ контр-адмирала А.А. Вирениуса (1850-1919), от 31 января 1900 г. председателю комиссии разъяснялось, что «главным ответственным в правильности постройки и качества работ является инженер, наблюдающий за постройкой, и с него первого спрос, а не с командира». А.А. Вирениус писал, что по его смыслу «корабельный инженер состоит в ведении МТК, на разрешение которого представляет все возникающие по исполнению своих обязанностей технические вопросы». Но своих жрецов бюрократия не выдавала: свою переписку с МТК инженер должен был осуществлять только через командира «Цесаревича», кем к этому времени уже назначили И.К. Григоровича.
Установить взаимопонимания не удалось. Зная себе цену, К.П. Боклевский был близок к тому, чтобы вообще оставить службу в Морском ведомстве. Ущерб делу постройки был нанесен немалый, но командира все же оставили при своей должности, а К.П. Боклевского вскоре перевели в Петербург, где он стал помощником главного корабельного инженера С.-Петербургского порта.

Завершив неторопливую разработку проекта и заказ первых партий материалов и изделий, завод к 17 февраля 1899 г. признал возможным начать отсчет контрактного срока постройки броненосца. Предполагалось, что к этому времени Морское министерство успеет дать исчерпывающие ответы на все вопросы и возражения, которые были вызваны журналом МТК от 12 января 1899 г. Названный заводом 30-40-дневный срок для ответа (вопросы были переданы И.К. Григоровичу 25 февраля, а отправлены им в ГУКиС 4 марта) истекал 7 апреля. Но и 13 мая, когда прошло уже 77 дней. МТК продолжал хранить молчание. И завод, не считая себя обязанным входить в положение остававшегося почему-то невыразимо перегруженного МТК, заявил о своем праве перенести срок начала работ до времени получения ответа.
2 июня согласие было получено Скорее всего, причина одобрения крылась в желании генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича строить новый броненосец именно на этой фирме; во всяком случае, 6 июня на журнале МТК № 62 появилась резолюция временно управляющего Морским министерством вице-адмирала Ф. К. Авелана: «Его высочество одобрил этот проект и приказал заказать постройку этого броненосца теперь же обществу „Forges et Chantiers de la Méditerranée“ в Тулоне и выговорить в контракте доставление детальных чертежей его по корпусу и механизмам для постройки таких же типов в наших Адмиралтействах».
Среди изменений в проекте А. Лаганя, которые МТК внёс уже 2 июня, важнейшими являются увеличение метацентрической высоты до 1,29 м и замена гарвеевской брони, ещё употреблявшейся во Франции, на закаленную по способу Круппа. Уже на совещании 9 июня начальник Балтийского завода К. К. Ратник обратил внимание на недостаточное число котлов во французском проекте. Более детальный анализ был подготовлен специалистами завода к 30 июня. По ним выходило, что на квадратный фут нагревательной поверхности котлов по проекту А. Лаганя должно приходиться по 13,8 л.с. мощности машин, в то время как у кораблей русских проектов — крейсера «Россия» и броненосца «Князь Потёмкин-Таврический» — она составляла соответственно 9,63 и 10,2 л.с., у английских крейсеров — от 11,3 до 11,8 л.с. на квадратный фут. Обнаружились несоответствия и по различным статьям весовой нагрузки.
«Цесаревич» на стаппелях

Фирма явно не ставила перед собой честолюбивой задачи — обогнать в темпах работ строившийся в Америке «Ретвизан». Весь июнь 1899 г. рабочие на стапеле вовсе не появлялись. Материалы поступали столь медленно и такими мелкими партиями, что их хватало лишь на изготовление шпангоутов в мастерских. Из заказанных 3118т стали, принято было лишь 882 т. На сделанный И.К. Григоровичем официальный запрос о причинах столь недопустимой медлительности фирма отвечала серией весомо выглядевших отговорок. В частности, обращалось внимание на неполучение ответа на запрос по поводу неясностей в конструкции башен, а также на неполучение чертежей подводных минных аппаратов. Что в свою очередь задерживало заказы брони. Дала себя знать и стачка углекопов в бассейне Лауры, отчего часть заказов пришлось передавать заводам на севере Франции, а часть в Бельгию.
В августе-сентябре завершилась по всему корпусу сборка вертикального киля с его обделочными угольниками. Начали ставить шпангоуты с флорами и обратными угольниками, затем — стрингеры, первые листы второго дна и водонепроницаемых переборок. Изготовление котлов на заводе Делоне-Бельвиля под Парижем шло наравне с котлами крейсера. По главным машинам были откованы 3-й и 4-й коленчатые валы, три шатуна, два промежуточных вала и один гребной. Из заказанных 3250 т стали приняли 1100 т. В сентябре вместе с продолжением установки шпангоутов, стрингеров, переборок, стоек и бимсов нижней броневой палубы начали настилку брони этой палубы. Всего установили 800 т конструкций. На заводе в Марселе отлили и отковали две рубашки цилиндров, семь поршневых штоков и приступили к их механической обработке. Продолжая по корпусу вышеназванные работы, в январе 1900 г. смогли приступить к установке отлитой части ахтерштевня. В апреле 1900 г. стало возможным начать установку машинных фундаментов и кронштейнов гребных валов. Отделывали детали и начали сборку первой (пробной) башни 152-мм орудий. Почти все главные отливки и поковки механизмов по их обширной номенклатуре, ни в чем почти не изменившейся за время 40-летнего периода броненосного судостроения, были получены заводом в Марселе. Дело было теперь за их своевременной обработкой и последующей энергичной сборкой.
Но основания для оптимизма на этот счет не было. Завод стабильно отставал с машинами французских («Иена», «Монткальм») и русских кораблей. Наблюдающий инженер-механик Н.В. Афанасьев, сменив вернувшегося в МТК Д.А. Голова, теперь должен был, как это и было заведено, стать старшим механиком броненосца. Он мог выражать ность лишь по поводу котлов. Переживавшая пик популярности (заказы для всех флотов мира), владевшая обширным хорошо развитым производством, фирма Делоне-Бельвиль уверенно работала по своим типовым образцам и сбоев в ее работе ожидать не приходилось. Она выпускала действительно серийные образцы.
В мае начали установку переборок угольных ям из гофрированной оцинкованной стали, пригоняли муфты кронштейнов гребных валов, заканчивали сборку пробной башни 152-мм орудий. Но пока из 4000 т спускового веса корпуса броненосца на стапеле находилось только 2740 т. В июне смогли, наконец, начать установку бимсов и настила верхней палубы. Фундаменты носового и кормового котельных отделений довели до 20% и 80% готовности, а машинных — до 45%. Устанавливали кронштейны гребных валов, собирали штыровые трубы башен 152-мм орудий и механизмы вращения. Готовили к установке доставленный из Парижа полный комплект парового отопления.
Парижского производства была и каютная мебель. Приняв уже 60% поставки. И.К. Григорович признал мебель «весьма удачной». От заказа металлической мебели, как это в видах пожаробезопасности по настоянию МТК было сделано на «Ретвизане» в Америке, «Цесаревич» был освобожден. (Возможно, в силу все того же особого великокняжеского покровительства). В августе продолжали установку дымовых труб и кронштейнов гребных валов и сборку платформ башен 152-мм орудий. Начали сборку первой 305-мм башни и ее механизмов вращения и подачи. Степень готовности башен составляла 30%, пробной 152-мм башни 60%, общая по корпусу 43%. Палубную броню приняли на трех заводах, и плиты, прилегающие к бортам, прибыли в Ла-Сейн. Их предстояло установить до спуска корпуса на воду.
Спуск на воду эскадренного броненосца «Цесаревич», 10 февраля 1901 года

Спуск броненосца на воду состоялся в 11 часов 10(23) февраля 1901 г. Несмотря на ходатайство И.К. Григоровича, напоминавшего о том, что спуск судов на верфи составляет «громадное торжество», участвуя в котором, весь город украшается флагами, П.П. Тыртов, как и при спуске «Баяна», не разрешил поднимать на корабле русские военные флаги. Запрет мотивировал тем, что Россия по условиям, контракта еще не имела на корабль прав собственности и могла при неисполнении его условий вовсе от него отказаться. Запрещен был, как не принятый в русском флоте, и обряд крещения корабля.
11 февраля от П.П. Тыртова А. Лаганю была послана приветственная телеграмма, на что был получен столь же любезный благодарственный ответ. По заведенному обычаю о спуске специальным докладом генерал-адмирала (по ГМШ) доводилось до «высочайшего сведения». Сообщалось также, что присутствовавший при спуске отставной морской врач французского флота Поль Сейц, вдохновленный событием, написал стихи, «служащие выражением сердечных чувств французского патриота к Его Императорскому величеству и ко всей русской нации». Стихи, посвященные русскому императору, генерал-адмиралу также доложили.
В июне закончили установку водонепроницаемых переборок в батарейной палубе, кожухов дымовых труб, броневых комингсов люков и неподвижных частей всех 8 башен. В мастерских заканчивали их поворотные части. Начали отделку погребов боезапаса, проверили устойчивость корпуса в состоянии без поясной брони и начали ее установку. Достройку сильно тормозили постоянно обнаруживавшиеся в отливках машин трещины и прочие дефекты (например, были забракованы семь из восьми крышек цилиндров), из-за чего детали браковались, а также затягивание отправки во Францию пушек, изготавливавшихся в России на перегруженном заказами Обуховском заводе.

Была забракована и партия бронеплит, изготовленных французским заводом Крезо, ну а всего из 12 партий корпусной брони было забраковано четыре, а из четырех партий для башен, изготовленных заводом Сен-Шамон, — две: они не выдержали испытаний стрельбой.

Большую часть декабря 1902 года корабль провёл в доке, где завершались достроечные работы, а также была произведена повторная окраска подводной части корпуса. По предложению военно-морского атташе лейтенанта Г.А. Епанчина для опыта (в контракте вид окраски не оговаривался) прокрасили две полосы с каждого борта краской патента «Националь», чтобы сравнить с обычной., хотя на большей части применили уже широко применявшийся состав «Дабрис». Теперь же, убедившись, что после годичной достройки на плаву участки, покрытые «Интернационалем», не имеют никаких признаков обрастания или ржавчины (поверхности, покрашенные «Дабрисом», были поражены ржавчиной в виде плотных пузырей), решили в дальнейшем на кораблях отечественного флота использовать новую краску.

Не переставали выявляться и новые, неблагоприятные для русских заказчиков обстоятельства. Устроивший фирме выгодный заказ А. Лагань пошел на повышение и был переведен в правление общества «Форж и Шантье». Заменивший его г-н Фурнье уже не считал нужным деликатничать с русскими, отчего, как в августе 1901 г. доносил в ГМШ И.К. Григорович, начали проявляться «без всяких оснований разные препятствия и отказы по снабжению и постройке -броненосца». Добиваться удовлетворения своих требований удавалось лишь «путем бесконечной переписки и заявлений о жалобе в Министерство».

Болезненно проявлялись и неоднократно происходившие случаи бракования деталей главных машин (в четырех крупных отливках обнаружились трещины) и броневых плит, заказ которых был распределен между пятью заводами во Франции. А когда капитану Н.М. Родзевичу — приемщику МТК — пришлось забраковать партию плит завода Крезо (содержание серы и фосфора в отливках превышало пределы, установленные МТК) И.К. Григорович увидел в этом опасность для постройки
броненосца. Задержка поставки плит могла дать повод заводу «Форж и Шантье» удлинения срока строительства и заставила бы для восполнения своих убытков «начать экономить нам во вред».
С необъяснимой задержкой — только в декабре 1901 г. — выяснилось, что уже изготовленные и частью установленные трапы, выполненные по образцам французского флота, не соответствуют требованиям МТК. Трапы пришлось изготовить заново по чертежам, утвержденным для крейсера «Варяг». 29 ноября 1901 г. корабль ввели в док для очистки и окраски изрядно обросшей водорослями и ракушками подводной части.
Одновременно по мере испытания стрельбой партии броневых плит, их готовили к установке на корабль. Оказалось, что из всех 12 партий плит бортовой и башенной брони четыре не выдержали испытаний стрельбой (на полигоне в Гавре) и были изготовлены заново.
Недостижение скорости объяснили неоптимальными параметрами винтов, а также влиянием скуловых килей. В марте 1903 г. последние было решено укоротить, но работы удалось провести только с 21 мая по 5 июня. От килей, укороченных на 17,2 м, остался только прямолинейный участок в средней части корпуса. Кроме недобора скорости, испытания выявили также нагревание подшипников главных и вспомогательных механизмов и неполадки в системе индикации положения пера руля. Позже выяснилось, что спусковое устройство минных катеров было «очень неудовлетворительным», да и сами катера, заказанные в Англии на заводе Уайта, нуждались в доводке.
Ходовые испытания

Первая партия команды (96 человек) прибыла на броненосец в феврале, офицеры во главе с И. К. Григоровичем перебрались на борт 2 мая, во середине июля во Францию отправили вторую партию команды (337 нижних чинов). Из Петербурга торопили с проведением испытаний: обстановка на Дальнем Востоке все накалялась, а кораблю еще предстояло зайти на Балтику для традиционного смотра.
Эскадренный броненосец «Цесаревич» на испытаниях, Тулон, лето 1903 года

Тем не менее, фирма программу испытаний не форсировала. Правда, некоторые работы все же сократили или отменили. Так, разрешили не испытывать торпедные аппараты стрельбой на скорости выше 12 уз, а установку радиостанции решили отложить.
27 июня состоялись очередные ходовые испытания, на которых удалось достичь скорости 18,34 уз: укорачивание килей и доводка винтов была ненапрасной. Но уже в июле в переднем цилиндре низкого давления левой машины были обнаружены трещины. Для ускорения завершения испытаний из Петербурга в Тулон прибыл контр-адмирал А. А. Вирениус, но существенным образом это помочь не могло.

Еще 16 июля ГМШ полагал, что в Кронштадт корабль уйдет ровно через 2,5 недели, Но в Тулоне этот прогноз не разделяли. Завод (чтобы исключить риск дополнительных работ) полагался на оговоренный контрактом 4-х месячный срок приемки. И.К. Григорович также не видел причин для преждевременного ухода, когда многое еще требует доделок. Противоречие было извечное: начальство ожидало от подчиненных усердия и скорого исполнения приказаний об уходе, командир же понимал, что чрезмерное усердие обернется авариями, которые непременно произойдут из-за скомканных или не полностью проведенных испытаний. И спрос за это будет не с тех, кто торопил уход, а с него, командира.
Очередные ходовые испытания. Тулон. Франция, лето 1903

18/31 августа 1903 г. в итоге затянувшейся на 50 месяцев постройки состоялось беспрецедентно скомканное подписание акта о приемке броненосца в казну, констатировавшее неготовность к действию главного его оружия — 305-мм пушек. Проявив запоздалую эрудицию, З.П. Рожественский в одном из множества своих хлестких замечаний на полях донесений А.А. Вирениуса указывал, что система подачи с не« удачными автоматическими тележками «проектирована тем же инженером Лаганем, что и на французском броненосце «Сен-Луис»».

Признанный одним из «самых неудачных кораблей французского флота», он был печально известен частыми поломками как механизмов, так-и башенных установок. Но и это обстоятельство не повлияло на решимость З.П. Рожественского (он уже прямо подозревал офицеров в саботаже приемки из-за нежелания расставаться с прелестями французской Ривьеры) любыми средствами вытолкнуть «Цесаревич» из Тулона.
Эскадренный броненосец Цесаревич покидает Тулон, 4 сентября 1903 года

27 августа, четырьмя днями опоздав против обещанного З.П. Рождественскому сроку и скомкав все испытания, А.А. Вирениус под своим флагом двинул броненосец на Восток. Пришлось отказаться от захода на Балтику: броненосец решили вопреки традициям сразу направить на Тихий океан. Для сокращения же сроков испытаний отказались от полных 12-часовых ходовых испытаний, а исправления обнаружившихся неполадок в системе подачи боеприпасов главного калибра отложили до прибытия в Порт-Артур, задержав выплату фирме последнего платежа в два миллиона франков до тех пор, пока переделанная система подачи не будет доставлена на Дальний Восток. Ускоренно провели испытания водоотливной системы и системы затопления погребов, отложив исправления на будущее. В первом же переходе, по пути в Мессинский пролив сломался чугунный эксцентрик цилиндра среднего давления левой машины. Авария в точности повторила ту, которая произошла на испытаниях 8 февраля. Тогда И.К. Григорович заставил фирму изготовить такой же запасной эксцентрик, но требования о замене чугуна на сталь фирме предъявлено не было. Заменив в Неаполе сломавшийся эксцентрик запасным, пришли ко. Порос, на рейде которого состоялось перегрузка боеприпасов с уже поджидавшего броненосец парохода. Здесь же получили присланный из Тулона еще один запасной, но тоже чугунный эксцентрик.
Офицеры корабля

В бухту Сабанг на голландском острове Пуло-Вей «Цесаревич» и «Баян» пришли 28 октября 1903 г. Этот порт только что, (в 1899 г.) был «открыт» русским флотом. Инициатива частной голландской компании позволила обходиться без захода в Сингапур, где англичане в любое время могли помешать снабжению русских кораблей углем. Здесь «Цесаревич», приняв 1170 т, заполнил все угольные ямы. Поход продолжили 2 ноября. 5-7 ноября стояли в Сингапуре, пополнив только запасы продовольствия. Предстоял уже прямой, но затяжной бросок до Порт-Артура протяженностью 2630 миль. Этот путь, идя со средней скоростью 9,68 уз, преодолели за 272 часа. Угля затратили: «Цесаревич» — 997, «Баян» — 820 т. В готовности прорываться с боем корабли вошли в Желтое море, и 19 ноября с расстояния 60 миль от Порт-Артура «Цесаревич» вступил в радиопереговоры со станцией Золотой горы.

Утром 20 ноября начальник эскадры вице-адмирал О.В. Старк (1846-1928) посетил «Цесаревич» и «Баян», после чего «Петропавловск» и «Боярин» снялись с якоря для похода в Чемульпо. Этот корейский порт служил своего рода незримой границей интересов России и Японии. Здесь держали свои стационеры европейские державы. Здесь всегда что-то происходило. На сей раз предстояло разобраться в причинах нападения на русских матросов со стоявшей там канонерской лодки «Бобр» огромной толпы переодетых, как подозревали, под кули японских солдат. Утром 21 ноября «Цесаревич» и «Баян» снялись с якорей и вошли в Восточный внутренний бассейн.
Началась разгрузка доставленных корабельных запасов, предметов вооружения и снабжения, переборки механизмов после дальнего похода. Здесь же корабли свою белую окраску сменили на боевую. Как записано мичманом Шишко в вахтенном журнале «Цесаревича» от 1/14 декабря 1903 г. (в этот день броненосец из бассейна перешел на внутренний рейд, как с недавних пор начали называть Западный бассейн), что «для окраски броненосца во время стоянки у стенки Восточного бассейна в боевой цвет, перерасходовано 39 пудов 52 фунта олифы, 9 пудов 8 фунтов сажи, и 19 пудов 20 фунтов охры, о чем составлен акт».Вечером к «Цесаревичу» присоединился и «Баян». Здесь в вооруженном резерве стояли броненосцы «Пересвет» (флаг контр-адмирала), «Ретвизан» (он пришел в Порт-Артур еще 21 апреля 1903 г., и на следующий день был зачислен в состав эскадры) «Победа», крейсеры «Аскольд», «Диана». «Паллада», «Новик», минный транспорт (заградитель) «Енисей», канонерская лодка «Гиляк», транспорт «Ангара» (быв. пароход Добровольного флота «Москва»), «Ермак» и миноносцы. Как корабль-новичок, только еще приступивший к освоению программы эскадренной боевой подготовки, «Цесаревич». как и «Баян», был оставлен в кампании.

Приход «Цесаревича» и «Баяна», ожидавшийся подход отряда во главе с «Ослябей», вызывал у наместника подъем воинственного настроения. На созванном 18 декабря совещании командиров и флагманов он объявил, что «считает желательным идти к Сасебо и отыскать там неприятеля для нанесения ему 2-го Синопа». Но его убедили, что осмотрительней было бы все же дождаться идущих подкреплений. И тогда уже успех разгрома японского флота можно было считать гарантированным. Флаг-капитан эскадры капитан 1 ранга А.А. Эбергард был уверен, что и с имеющими силами успех боя у берегов Японии будет обеспечен. Более взвешенную штабную мудрость проявил начальник временного морского штаба наместника контрадмирал В.К. Витгефт. По его мнению, задачей флота следовало бы считать господство в Желтом море от Квантуна до Кельпарта, «вызывая неприятеля к себе от его берегов». Тем самым будет предотвращена наиболее ожидаемая операция японцев — высадка авангардной армии на западный берег Кореи. Но эскадре было все же поручено составить расчет потребности угля для Похода к берегам Японии.

20 декабря, приняв представительную комиссию специалистов эскадры во главе с флагманским инженер-механиком (с «Петропавловска»). А. Лукьяновым, «Цесаревич» на буксире портовых катеров вышел с внутреннего рейда на внешний. 15 выстрелами салютовали флагу находившемуся здесь «Петропавловска», получили ответные по уставу 7 выстрелов и легли на курс зюйд-ост 78°. Совместный поход 23 декабря с «Петропавловском» не состоялся — флагманский броненосец ушел в Восточный бассейн. На «Цесаревиче» подняли брейд-вымпел старшего на рейде. По заведенному на эскадре обыкновению грузили с барж уголь, пополняя запас до наибольшего, продолжали рейдовые учения и занятия. Отрабатывали отражение минных атак. Ночью освещали прожекторами подходившие пароходы, из которых один (это было на исходе ночи 26 декабря), вдруг круто отвернул и ушел в море. Но на проверку подозрительного судна, послав вдогонку стоявший в тот день на рейде крейсер «Варяг» или вызвав из гавани миноносец, прав и задач у старшего на рейде не было. Так за месяц до войны проявила себя система формального отношения к охранной службе.
«Цесаревич» в Порт-Артуре

28 декабря простились с крейсером «Варяг», который в 1 час дня ушел в Чемульпо. Оттуда корабль уже не возвратился. 29 декабря, воспользовавшись (как предписывал адмирал) уменьшением морозов до 1″ тепла, провели стрельбу из орудий.
Не выдержав обострения обстановки и уже не боясь нарушить планы петербургской «экономии», наместник 17 января 1904 г. (дублирующий приказ начальника эскадры № 40 от 19 января) предписал начать кампанию практически всей эскадре. К уже находившимся в кампании с начала 1904 г. «Полтаве», «Петропавловску» и большинству крейсеров начали присоединяться «Победа», «Енисей», «Диана» (18 января), «Пересвет», «Ретвизан» (19 января), «Цесаревич», «Амур» (20 января).
Эскадренные броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» во внутреннем бассейне Порт-Артура
К исходу дня 19 января эскадра готовилась к бою. Вечером для проверки светомаскировки на полчаса скрыли все огни. Сообщение с берегом разрешалось только с 6 час. утра. Днем 20 января с «Петропавловска» для всей эскадры (общий буквенный позывной «03») был сделан сигнал’: «Приготовиться к походу, взять провизии на 3 суток, завтра в 8 утра иметь 10 уз хода.» К 8 час вечера прекратили сообщение с берегом. В дежурство по эскадре вступил транспорт «Ангара», боевое освещение на ночь обеспечивали «Паллада» и «Ретвизан». Ночью до утра съемки с якоря в море находилась канонерская лодка «Гиляк».

Ранним утром 21 января последовательно снялись с якорей и ушли в море крейсеры «Аскольд». «Диана», «Баян». В 7 час. 30 мин. с «Петропавловска» было приказано приготовиться к съемке с якорей, а в 8 час. последовал сигнал «Сняться с якоря всем вдруг». Уже через 5 минут эскадра дала ход. На рейде остались проводивший испытания машин броненосец «Севастополь» (его преследовали затяжные неполадки из-за конструктивных дефектов) и 7 миноносцев, а также охранявшие рейд канонерская лодка «Гиляк» и транспорт «Ангара».

Броненосцы шли в строе двух кильватерных колон (расстояние 3 каб.): в правой «Петропавловск», «Полтава», «Цесаревич», в левой «Пересвет», «Ретвизан», «Победа». Не было в их составе ни «Императора Александра III» (он вполне мог бы совершить поход вместе с «Цесаревичем» или следом за ним), ни бедствовавшего нелепым образом в Средиземном море «Осляби», ни отправленных в декабре 1901 г. как бы «для ремонта» (хотя давно бы следовало иметь для этого средства на Дальнем Востоке), но так и не вернувшихся броненосцев «Наварин» и «Сисой Великий».
Эскадренный броненосец «Цесаревич» во внутреннем бассейне Порт-Артура

Крейсера шли впереди, образуя цепь с расстоянием 10 миль между кораблями и ближайшим к эскадре «Баяном». «Боярин» и «Новик» держались при эскадре, в расстоянии 6 миль от нее шли 10 миноносцев.
Вечером 23 января 1904 г. командующий японским соединенным флотом вице-адмирал Того получил императорский указ с предписанием начать военные действия. Пустить в ход до мелочей подготовленную, обученную и отмобилизованную военную машину труда уже не составляло.

В полночь на флагманском броненосце «Микаса» состоялось совещание флагманов и командиров, определившее последние детали похода. Утром, когда еще не было сделано заявление японского правительства о разрыве дипломатических отношений, ожидавшая лишь приказа японская армада вышла из Сасебо в море. В ее составе с броненосцами шли транспорты с войсками для высадки в Чемульпо. Утром того же дня 24 января, то есть опять-таки до объявления о разрыве отношений около Фузана был захвачен шедший в Порт-Артур с грузом продовольствия и консервов пароход Добровольного флота «Екатеринослав». Утром 25 января у о. Найпинг «по праву военной добычи» захватили пароход, принадлежавший РОПиТ. Всего в портах Кореи и Японии было захвачено 9 гражданских судов России. Не отказываясь от продолжения изощренной игры в европейскую дипломатию, японцы вечером 25 января позволили выйти в море ими же арестованному в Нагасаки 24 января только что пришедшему из Владивостока рейсовому пароходу Общества КВЖД «Шилка». Потерянный японцами в море, он каким-то чудом сумел благополучно прибыть в Порт-Артур на второй день войны. Сам того не ведая, пароход посрамил петербургских стратегов, которые во главе с начштаба уверяли императора, что отряд «Осляби» на прорыв в Порт-Артур пускать не следует.

Беспрепятственно двигаясь в словно вымершем море и не встречая никаких русских боевых кораблей, японский флот поднялся до широты Чемульпо. Здесь у о. Сингль к Чемульпо повернул, конвоируя транспорты, отряд контр-адмирала Уриу. И здесь русский флот, кроме спокойно позволивших японцам высадить десант'»Варяга» и «Корейца» (такая у них была инструкция!), ничем себя не проявил. Не обнаружилось никаких русских крейсеров на параллели Шантунга. Они по многомудрому рассуждению генерал-адъютанта Е.И. Алексеева должны были появиться лишь на следующую ночь. Так главные силы Того смогли беспрепятственно приблизиться почти вплотную к безмятежной стоянке русского флота.

Не вполне еще умелые, японцы в подготовке своего нападения что-то, видимо перепутали, отчего, как приходится догадываться, между их отрядами произошла перестрелка. Как вспоминал позднее минный офицер «Цесаревича» лейтенант В.К. Пилкин, эта «отдаленная стрельба» была слышна за 3,5 часа до нападения. На «Цесаревиче» ее приняли за учение, о котором говорили на эскадре. Ни штаб эскадры, ни сам наместник, любивший следить за мелочами быта и учений на кораблях, этой непонятной стрельбой не встревожились и крейсера для проверки происшествия в море не послали. Не озабочены были и безопасностью вышедшего 21 января из Шанхая по распоряжению наместника громадного парохода Русского Восточно-Азиатского общества «Манчжурия». Он вез без преувеличения бесценный груз- второй комплект боеприпасов для Владивостока и Порт-Артура, воздухоплавательный парк для Порт-Артура и 800 тыс. банок мясных консервов. Уже после атаки он «догнал» державшуюся в море (в 20 милях от Порт-Артура) японскую эскадру и достался им в качестве дополнительной премии за дерзость и предусмотрительность в организации нападения.
Неподвижным на рейде в ночь на 27 января 1904 г. оставался и «Цесаревич».
В ночь с 26 на 27 января «Цесаревич» продолжал оставаться на якорном месте № 8, занятом им по возвращении из похода к Шантунгу. С юга его прикрывали корабли двух линий диспозиции. Острота обстановки особенно явно обозначилась после произошедшего вечером 26 января массового исхода из Порт-Артура японских подданных.Тишина, воцарившаяся на рейде после трескотни хлопушек и фейерверков по всему Порт-Артуру (китайские жители в ночь, под их новый год изгоняли злых духов из своих жилищ) сделалась особенно зловещей. Зная о разрыве дипломатических отношений командиры некоторых кораблей пытались сами предпринять меры безопасности. Начатые было готовиться к установке, противоторпедные сети на броненосцах «Полтава» и «Севастополь» по приказанию начальника эскадры снова убрали в трюм, а командир «Пересвета», просивший разрешения прекратить демаскирующую корабль ночную погрузку угля, получил от адмирала внушение за непонимание боевого значения этой операции.
Обеспокоен был и командир «Цесаревича», сигнальщики которого 25 января перехватили семафорное сообщение на один из кораблей о будто бы уже состоявшемся объявлении войны. Но от флаг-капитана он получил разъяснение о том, что поводов для беспокойства нет. Охрану в ту ночь несли вышедшие в море миноносцы «Бесстрашный» и «Расторопный». Кораблям было предписано иметь зажженными якорные огни, чтобы пропустить суда землечерпательного каравана и пароход ОКВЖД. Дежурными (имевшими под парами половинное число котлов, чтобы немедленно дать ход) крейсерами были «Аскольд» и «Диана». По освещению (в готовности немедленно включить прожекторы) дежурили крейсер «Паллада» и броненосец «Ретвизан». Для отражения возможной атаки противоминные орудия на кораблях зарядили.
Подкравшиеся к рейду первыми три отряда ориентировались по лучам прожекторов, которыми светили дежурные крейсера. Почти вслед за обошедшими их японскими миноносцами, русские около 23 часов (рассказ М.А. Бубнова) также повернули на рейд, чтобы, как было предписано, доложить адмиралу о полном благополучии на подходах к стоянке флота. Находясь в 5-6 милях от стоянки, они услышали стрельбу, но, не подозревая об уже совершившимся нападении, продолжали действовать по инструкции.
«Бесстрашный», подойдя к рейду, пытался по всей форме сделать опознавательные сигналы, на которые ответа не получил. Эскадра была уже занята отражением атаки. Несмотря на пролетавшие над кораблем снаряды, миноносец подошел к борту «Петропавловска» для устного доклада. Его подход совпал с только что дошедшим до адмирала сообщением о происшедшем нападении. Попадание торпед пришлись только по трем кораблям. Все они, даже крейсер «Паллада», смогли удивительным образом удержаться на плаву. И будь в Порт-Артуре полноценный док, с последствиями повреждений можно было бы справиться за несколько недель.
«Ретвизан» и «Цесаревич» были подорваны совершенно одновременно. Считается, что первый удар принял «Ретвизан». На «Цесаревиче» вахтенный начальник мичман К.П. Гильдебрант проявил бдительность. Он пробил тревогу, сумев заметить во тьме силуэт подкрадывавшегося миноносца. Пронзительный сигнал горниста «атака по левому борту» привел в движение весь корабль. Комендоры 75-мм и 47-мм пушек немедленно открыли огонь. Корабль осветился вспышками выстрелов. Включили прожекторы. Этот момент .совпал с атакой на «Ретвизан», а по некоторым данным произошел даже раньше.
Взрыв у борта Цесаревича. Рисунок того времени

Командир И.К. Григорович немедленно поднялся на площадку левого борта, но не успел как следует осмотреться, как корабль вздрогнул от взрыва в корме. Попадание торпеды пришлось где-то между двумя кормовыми башнями 305- и 152-мм орудий. Стрельба под командованием лейтенанта Д.В. Ненюкова (1869-1929) оказалась безрезультатной — противник скрылся, а вскоре огонь из 75-мм пушек пришлось прекратить из-за быстро увеличивающегося крена. По приказу мичмана Ю.Г. Гадда, принявшего командование в батарее, орудия убрали внутрь, а порты задраили. Началась отчаянная борьба за спасение корабля.
Две пробоины от снарядов вынесших часть фальшборта на юте с левого борта и проникших в офицерские каюты

Почти в то же мгновение взорвали и «Палладу». Ее вахтенный начальник лейтенант А.А. Бровцын также не промедлил пробить тревогу. Из семи выпущенных по ней торпед попала одна (в районе 68-75 шп.), другие прошли по носу и одной из них была по-видимому та, что угодила в «Ретвизан».
На «Петропавловске»продолжали не верить в произошедшее. На нем даже пытались установленным сигналом остановить стрельбу. Лишь спустя час после атаки с «Петропавловска» последовал сигнал: «Открыть огонь», а через 10 мин. отдали приказание «Новику» (это было в 0 час. 55 мин. уже 27 января) «Преследовать вражеские миноносцы». За ним, подняв пары, в охрану эскадры вышел крейсер «Аскольд». Но противника они уже не увидели. Снимаясь с якорей и отвечая на огонь, эскадра двинулась навстречу противнику. Но Того вместо обещанного своему флоту решительного сражения поспешил (уже в 11 час. 45 мин.) отступить. Слишком недостаточными, видимо, показались ему результаты ночной атаки миноносцев. Да и «Ниссин» с «Касугой» не были готовы для боя. А русские, несмотря на близость своей базы и поддержку береговых батарей (такое уже никогда не повторилось), позволили ему уйти. Для «Цесаревича» оба боя (ночью и утром) соединились в борьбу за живучесть корабля. Хваленная и столь излюбленная генерал-адмиралом французская техника не обнаружила явных преимуществ ни перед американскими («Ретвизан»), ни перед отечественными («Паллада») образцами. Новейший броненосец — последнее на эскадре чудо техники, оказался едва ли не в более бедственном положении.
Шесть лет владея Порт-Артуром, хозяева флотом нимало не задумывались над нелепостью посылки броненосцев во Владивосток для докования. На ничтожность ремонтных средств в Порт-Артуре не раз обращали внимание начальства сменявшие один другого начальники эскадры в Тихом океане: в 1897-1899 г. Ф.В. Дубасов и в 1900-1902 гг. Я.А. Гильтебрандт (1843-1915). Да и сам командующий морскими силами в Тихом океане адмирал Е.И. Алексеев в 1900 г. докладывал о необходимости «дать все средства быстро соорудить два дока в Порт-Артуре». Началась война, и оказалось, что не только дока, но и рабочих рук в крепости катастрофически не хватало. Более дешевые для казны рабочие-китайцы покинули мастерские порта и от полного паралича ремонта флот был спасен лишь благодаря рабочему отряду Балтийского завода. Его 113 квалифицированных рабочих во главе с корабельным инженером Н.Н. Кутейниковым успели добраться до Порт-Артура 16 марта.

Но материалов не хватало, а неурядиц было в избытке, и с исправлением «Паллады» в доковых условиях смогли справиться лишь по истечению двух месяцев. Броненосцы же пришлось ремонтировать и вовсе дедовским способом -с помощью тут же в порту сооружавшихся кессонов. Идущая от древних водолазных колоколов, конструкция кессона для ремонта обретала вид открытого и жесткого кармана-пристройки, прилегающего к поврежденным борту или днищу. Воду откачивали, и в кессон спускались рабочие. Таким способом в 1880 и 1885 гг. были исправлены повреждения корпусов императорской яхты «Ливадия» в Ферроле и корвета «Витязь» в Петербурге. Но рутина прежней неторопливо-экономной организации с постоянной нехваткой инструмента, материалов и рабочих ставила препятствия на каждом шагу, Как записывал 1 февраля в своем дневнике П.А. Федоров, «постройка кессона продвигается, но тихо».
Кессон для «Цесаревича»

На корабле тем временем трюмные под руководством П.А. Федорова, используя деревянные клинья, цемент и свинец, работали в воде в периоды отливов, когда часть борта обнажалась. Надо было прежде всего заделать трещину в жилой палубе. Деятельную помощь в работах оказывала группа младшего механика В.К. Корзуна. П.А. Федоров сумел преодолеть рутинный настрой начальства на распределение георгиевских крестов, выделенных на корабль, по «жребию». Награды за свои действительные подвиги получили хозяева трюмных отсеков Петрухов, Буянов и Любашевский. Себя механик к награде не представлял.
У борта «Цесаревича». Идут работы в кессоне

Беды, однако, не отступались. 14 февраля пронесшимся над портом крылом тайфуна «Цесаревич» сорвало с мели и понесло вокруг бочки. Оказавшийся на пути «Аскольд» и «Новик» спасла лишь молниеносная реакция их вахтенных начальников — они успели отдать команды потравить якорь-цепи. В этот же день к борту все еще стоявшего в проходе «Ретвизана» подают краном первый только что изготовленный кессон. Но он при осушении начал деформироваться, и его в полуоткаченном состоянии хватило только на то, чтобы перевести корабль из прохода в гавань. Здесь кессон стал заполняться водой и кораблю, чтобы удержаться на плаву пришлось, дав ход, носом выброситься на отмель. В прилив, вода покрывала палубу, вплотную подступая к башне. Того же приходилось бояться и «Цесаревичу». Но 16 февраля на нем удалось полностью герметизировать и осушить отсек подбашенного отделения. 19 февраля водолаз Тихомиров извлек из затопленного отсека тело погибшего Афиногена Жукова. На корабле провели сбор денег для оказания материальной помощи его семье. Обычая посмертного награждения героев тогда еще не существовало.
На «Цесаревиче» заделывают пробоины

С.О. Макаров, прибывший 24 февраля в Порт-Артур в качестве командующего флотом, и 27 февраля докладывающий наместнику об обстановке, отмечал, что «исправление судов из-за недостатка надлежащих средств в порту идет мало успешно». Признать пришлось и тот горький факт, что «техника наша значительно слабее неприятельской, что тяжелым образом сказывается на тактических свойствах эскадры и на работах по исправлению судов».
Адмирал Макаров поднимается на «Цесаревич

Тем временем водолазы «Цесаревича» с 18 марта начали очищать осушенные отсеки от ила и обломков. Все более прояснявшуюся картину дополнили расчеты главного корабельного инженера порта Р.Р. Свирского (автора проекта кессона) и французского инженера Кудро. Оказалось, что до опрокидывания «Цесаревича» достаточно было прибавления крена на 0,5°. Своим спасением корабль был обязан броневой переборке (она ограничила поступление воды внутрь корпуса) и энергичному контрзатоплению, которое уже перед самым порогом потери остойчивости успел осуществить П.А. Федоров.Для уплотнения продолжавшего подтекать контура кессона по предложению руководителя порт-артурской спасательной партии Горста водолазы из мешков, Выпустили облако опилок. Заполнив узкие щели, они отчасти уменьшили поступление воды в кессон. С продолжавшейся фильтрацией боролись с помощью пульзометра (беспоршневой насос, действовавший паром).

С 26 марта рваные края пробоин начали очень успешно вырезать электрическим резаком по инициативе полковника А.П. Меллера. Как представитель Обуховского завода он возглавил в крепости ремонт артиллерии. 26 апреля начали установку первых шпангоутов, а затем и наружной обшивки. Работы начали приближаться к завершающей стадии, и только тогда начальство вспомнило о том, что новейший и сильнейший в эскадре броненосец, так и не пройдя полного курса боевой подготовки, к тому же еще и не имеет штатного командира.
После назначения И.К. Григоровича по представлению С.О. Макарова командиром порта (надо было форсированно оживлять эту работу), обязанности командира броненосца временно исполнял старший офицер Д.П. Шумов. Его прямому назначению на эту должность мешали непреложные законы ценза. Хотя и бывший со времени постройки старшим офицером корабля и потому в совершенстве знавший и корабль, и его людей, Д.П. Шумов был, однако и по службе и по возрасту безнадежно «молод».
На место командира «Цесаревича» адмирал назначил своего флаг-капитана капитана 2 ранга М.П. Васильева (1857-1904), который командовал в 1895-1897 гг. миноносцем «Сокол», а в 1898-1901 гг. ледоколом «Ермак». Но тут восстал сам Главнокомандующий, он же наместник его императорского величества на Дальнем Востоке. Он полагал, что более достойным командирства на «Цесаревиче» будет капитан 1 ранга А.А. Эбергард. Судьба рассудила спор с присущей ей злой иронией: М.П. Васильев, не сумев вступить в командование, погиб как и С.О. Макаров при катастрофе «Петропавловска» 31 марта 1904 г. Эбергарда же, о назначении которого, как того желал наместник, уже был выпущен высочайший приказ (отчего это несостоявшееся командование проходит через все послужные списки Андрея Августовича), тот же наместник, покидая Порт-Артур 22 апреля (чтобы не попасть в осаду), увез с собой. Теперь ему А.А. Эбергард как опытный штабной работник оказался более нужен в Мукдене.
,
Только до «Цесаревича» никому уже не было дела. Он по-прежнему оставался под временным командованием старшего офицера, который, конечно, не мог в должной мере препятствовать начавшему в период командования флотом В.К. Витгефта «растаскиванию» экипажа корабля на береговые потребности. Все словно забыли, что кораблю, не имевшему даже той боевой подготовки, что была на кораблях эскадры, скоро придется возглавить флот в бою.
Особенно несовершенной была система корректировки огня с береговых постов и способы передачи целеуказаний. Слишком много энергии адмирал затратил на достижение своей главной цели — подготовку выхода эскадры для боя с японским флотом. Перекидная же стрельба оказалась отодвинута на второй план. И поэтому в первой такой стрельбе 9 марта участвовали только два корабля: «Ретвизан» и «Пересвет».
Недооценка минной опасности, и недоработка штабных чинов, не настоявших перед адмиралом на тралении фарватера (где ночью были видны японские миноносцы) привели к тому, что с адмиралом и всем его делом возрождения флота было покончено утром 31 марта 1904 г. С этого дня генерал-адъютант Алексеев и его достойный начштаба Витгефт прямой дорогой, несмотря на героизм и самоотверженность моряков, повели флот к гибели.
Возможности сосредоточения огня по одиночным японским кораблям остались неосуществленными и при третьей их перекидной стрельбе, состоявшейся 2/15 апреля 1904 г. На 190 снарядов, выпущенных крейсерами «Ниссин» и «Кассуга» русские ответили всего-то 34. 28 снарядов выпустил «Пересвет», 3 «Севастополь», 2 «Полтава» и 1 «Победа». Даже мысль об отмщении за «Петропавловск» не подвигла генерал-адъютанта к утешительному и ожесточенному нападению на визитеров.
Гибель «Петропавловска»