Добровольные поездки русских за границу начались при Екатерине Второй
К. Сивков
[…] кроме правительственных командировок, — и это было гораздо важнее, — при Екатерине II становятся все более и более частыми добровольные поездки русских за границу. Княгиня Дашкова едет туда воспитывать своих детей, предварительно подготовив их дома. Другие, как богач Демидов, едут туда с лечебным целями, а также для пополнения своих художественных, естественно-исторических и других коллекций. Наконец, такие, как будущий историограф Карамзин, предпринимают путешествие в Европу для того, «чтобы собрать некоторые приятные впечатления и обогатить свое воображение новыми образами». «Путешествие, — говорил он, — сделалось потребностью души моей… желание видеть природу в великолепном разнообразии, видеть тех великих людей, которых творения сильно действовали на мои чувства, превратилось в совершенную страсть…»Какая разница, однако, между «путешествиями» Петровского царствования и «путешествиями» века Екатерины! В последних нет уже и следа наивности первых. Европа теперь уже не пугала русского человека, наоборот, она привлекала его, он мечтал о ней (Карамзин), так как он чувствовал себя связанным с нею множеством духовных нитей. Знание европейских языков со времени первых поездок за границу русских при Петре сделало громадные успехи и стало одним из важнейших факторов духовного сближения России с Западом. Русские люди ехали теперь за границу, знакомые — и не понаслышке только — с литературой, искусством и наукой Запада. Успели они усвоить более прочно к этому времени и внешний лоск европейской культуры. Все это вместе взятое давало им место в западноевропейском обществе, крут интересов которого им теперь не был чужд. Такие люди, как Фонвизин и Карамзин, могли беседовать с Вольтером, Дидро, Кантом или Гердером, в то время как для Толстого или Шереметева имена Лейбница или Буало (автора «Art poetique») были пустым звуком. Для Толстого античные скульптуры только «поганские идолы», для Карамзина — они предмет восторга. Если внимание «птенцов Петровых» почти исключительно было сосредоточено на церковных святынях, причем они только привыкали относиться терпимо к католицизму, то путешественник конца XVIII века, как, например, Зиновьев, идет на Западе причащаться по католическому обряду и вступает в общение с европейскими масонами. Не менее поразительна была разница и между результатами заграничных поездок конца XVII и конца XVIII веков. В то время, как первые давали лишь массу ничем не связанных отрывочных впечатлений и кое-какие прикладные знания, вторые — «воспитывали ум и сердце» и вырабатывали или заканчивали выработку цельного мировоззрения. Со страхом и трепетом, призывая на помощь всех святых, отправлялся современник Петра Великого за границу; благодарственной молитвой за благополучное возвращение на родину заканчивал он описание своего путешествия, и к этой молитве, казалось, он готов был присоединить другую, — да избавит его Господь от повторения подобного странствования! С иными чувствами и думами ехал за границу его потомок века Екатерины II. Вот что писал Карамзин в письме из Кронштадта при возвращении в Россию: «С каким удовольствием перебираю свои сокровища: записки, счеты, книги, камешки, сухие травки и ветки, напоминающие мне или сокрытие Роны […] или могилу отца Лоренза, или густую иву, под которою англичанин Поп сочинял лучшие стихи свои! Согласитесь, что все на свете Крезы бедны передо мною».
Путешествия русских людей за границу в XVIII веке. СПб., 1914. С. 12-13.
