Честь и оскорбленное достоинство в России. Век 18-й
16 июля 2001 года
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» программа «Не так!»
В гостях — Александр Каменский, историк
Эфир ведет Алексей Венедиктов
А. ВЕНЕДИКТОВ: И как раз песня, собственно говоря, была поставлена как иллюстрация к известной проблеме оскорбленное достоинство и честь в веке 18-м. Я должен сказать, что Кто же это сказал? По-моему, Натан Яковлевич Эйдельман, боюсь соврать, правда, про 19 век, что в 19 веке стрелялись из-за стыда перед собой, а в 20 веке стрелялись из-за стыда перед другими, считалось, что сам с собой человек всегда договорится. Но это как раз 19 и 20 век. Естественно, у нас будет сегодня рикошет в 20.35. Вы сможете голосовать за или против чести и достоинства. Мы зададим вам вопрос, поэтому не отходите от ваших телефонов. Понятие чести и достоинства с веками изменялось в социальном понимании этого слова? Не в личном, может быть, а в социальном?
А. КАМЕНСКИЙ: Собственно говоря, мы сегодня об этом будем разговаривать. И я хочу сразу сделать одну оговорку, что говорить мы будем об оскорбленной чести и достоинстве, но одновременно с этим я хотел бы затронуть еще одну, на первый взгляд, не имеющую отношение к первой теме, наверное, это прозвучит неожиданно, тему уличного хулиганства. Казалось бы, это вещи, совершенно друг к другу не имеющие отношение, а на самом деле оказывается, что это вещи связанные, во всяком случае, применительно к веку 18. Честь. Когда мы задумываемся над тем, как же люди защищали свою честь, свое оскорбленное достоинство в 18 веке и, как вы только что сказали, про век 19, у нас первое, что возникает в сознании, это, конечно, дуэль. Но дуэль в России вообще появилась очень поздно. Россия жила на протяжении, по крайней мере, нескольких веков, когда в Европе дуэли процветали, а в России про это ничего не знали. И только где-то в конце 17 века через Польшу, стали узнавать, что такое дуэль. Но при этом самих дуэлей в 17 веке почти не было, в 18 веке тоже очень мало, только к самому конце 18 века начинают драться на дуэлях. И расцвет, так сказать, приходится, конечно, на начало, первую четверть, первую половину 19 века.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Дуэли, вроде, были запрещены, нет, я ошибаюсь?
А. КАМЕНСКИЙ: Конечно, в 1787 году был манифест Екатерины Второй о поединках, а до этого Петр Первый тоже запрещал дуэли. Но надо сказать, что, например, Петр-то ведь запрещал почему? Потому что на дуэлях пытались драться иностранцы, которые были на русской службе. А русские люди этим делом особо не интересовались. В связи с этим возникает вопрос. Понятно, что на дуэлях кто дрался? Дворяне. Значит ли это, что, кроме дворян, все остальные никак свою честь защитить не могли? Это во-первых. Во-вторых, а когда не было дуэлей, то как тогда защищали свою честь?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Бороды бояре в Думе драли друг другу.
А. КАМЕНСКИЙ: Вот, мы сейчас дойдем до этого тоже. Но то же опять бояре. А как простые люди? Для них вообще существовало понятие чести? Ведь у нас с вами такое расхожее, я бы сказал, представление о допетровской Руси как о совершенно бесправном обществе, такое государство тиранское.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Крепостное право.
А. КАМЕНСКИЙ: Так вот, оказывается, если мы с вами заглянем в русское законодательство даже допетровского времени, то мы обнаружим, что в нем огромное место уделено понятию бесчестья. И русское право, начиная, по крайней мере, с 16 века, а на самом деле и до этого, но с середины 16 века уже весьма основательно, разрабатывает целую систему наказаний за оскорбление чести, за бесчестье, и целая эта система связана с тем, какого рода оскорбление. А оскорблением ведь считалось не только, когда вас обозвали нехорошо, какими-то неприличными словами в ваш адрес высказались, а оскорблением считалось, когда вас дернули за полу одежды или, не дай Бог, за бороду, или если у женщины сорвали с головы головной убор это оскорбление. И масса всего другого. Например, чиновник, вообще, служилый человек, военный, штатский, неважно, если его кто-то обидел при исполнении служебных обязанностей, это страшное бесчестье, причем, не только его бесчестье, в его лице оскорбили государя. Это бесчестье государю, и за это будут обидчика судить. Поэтому вот такая очень сложная, развитая система защиты чести человека. Теперь что происходит в 18 веке? В 18 веке в значительной части эта система сохраняется. И здесь нужно сказать, что честь защищалась через суд. Это очень важно.
А. КАМЕНСКИЙ: Это обычное право. А человек ведь шел в суд, обидели ли его словом, дернули за бороду или вообще побили как следует. Это чрезвычайно важный момент. Потому что историки замечают не только применительно к России, но и к Европе, что со временем, как раз в 18 веке, по мере того как развиваются органы полиции, создается система функций полицейских органов, постепенно мелкие правонарушения подобного рода как бы переходят в ведение полиции, они становятся внесудебными, они попадают в сферу административного права. И здесь происходит такой перелом. Во-первых, сами люди начинают иначе воспринимать оскорбление себя, они иначе к этому начинают относиться. Когда человек шел в суд, для него было важно, как показывают документы, даже не то, чтобы выиграть этот процесс. Как бояре защищали свою честь? Система местничества. Это через судебный процесс. Нам известны сотни местнических случаев, но среди этой сотни местнических случаев почти нет выигранных дел, то есть человек, который затевал дело, как правило, проигрывал.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Кстати, вопрос от Натальи был: «А как же тогда «Песня о купце Калашникове»? Разве это не дуэль?»
А. КАМЕНСКИЙ: Это судебный поединок, который существовал в Киевской Руси, еще в древней Руси, и рудименты которого сохранялись в течение долгого времени, но мы не найдем его уже как способа разрешения конфликта в судебниках 16 века и, тем более, конечно, в соборном уложении царя Алексея Михайловича.
А. ВЕНЕДИКТОВ: И второй вопрос: «О каких судах можно говорить, если даже Пушкин и погиб на дуэли?» И даже Лермонтов, добавил бы я к Зинаиде Прокофьевне.
А. КАМЕНСКИЙ: Но это уже 19 век, это уже другая эпоха, когда дуэль получает широкое распространение.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Несмотря на запрет. А Дантес был наказан за то, что дрался на дуэли, или за то, что убил солнце русской поэзии?
А. КАМЕНСКИЙ: За то, что дрался на дуэли, конечно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: По факту. То есть нарушение указа.
А. КАМЕНСКИЙ: Безусловно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Тут же вспоминается бессмертный роман «Три мушкетера»: «Господа, вы собрались здесь драться? А как же с эдиктами?» «Шли бы вы своей дорогой, господа гвардейцы, мы вас не трогали».
А. КАМЕНСКИЙ: Да, совершенно верно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А почему, — я все-таки про дуэль хотел бы закончить, если можно, коротко, — дворяне, офицеры, зная, что воспоследует за дуэлью: победителю грозит разжалование, ссылка и т. д., — тем не менее, упорно стреляются?
А. КАМЕНСКИЙ: А потому, что к концу 18 века у русских дворян формируется иное представление о личной чести, о личном достоинстве, иное, чем было в 18 веке, иное, чем, тем более, было в допетровской России.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Сейчас у нас будет рикошет. И мы хотим вам задать один вопрос. Кто должен защищать честь и достоинство человека? Суд или сам человек? Вы сами или суд? Если вы считаете, что честь и достоинство человека должен защищать суд, звоните 995-81-21, если вы считаете, что должен сам человек, звоните 995-81-22. Нам позвонило почти уже 200 человек. Очень интересный результат, Саш, я попрошу потом вас угадать. Саша, скажите, пожалуйста, так чем же отличается честь и достоинство человека конца 18 века, пушкинское время, скажем, и екатерининское?
А. КАМЕНСКИЙ: В екатерининское время как раз и происходит эта трансформация, поэтому я бы стал говорить не о екатерининском времени, а о более раннем времени. Так вот, в более раннее время честь это была честь не индивидуальная, не персонифицированная. Это была честь сословная, это была честь рода, семьи, общины какой-то, сельской общины, городской общины, это неважно. И в этом смысле, что ведь интересно, что, в сущности, в допетровской России и в 18 веке, независимо от принадлежности к той или иной социальной группе, любой практически человек мог судиться, отстаивая свою честь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: И крепостной, что ли?
А. КАМЕНСКИЙ: И крепостной крестьянин тоже, по сути дела, мог Понимаете, одно ведь дело закон, другое практика, это понятно. Исключены были только преступники. Закон В соборном уложении ясно написано, что преступник не имеет права судиться по делам о бесчестье.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Возвращаясь к 18 веку. Почему те люди, которые раньше обращались в суд и должны были по закону обращаться в суд, взялись за шпаги, сабли, пистолеты? Что, суд перестал их защищать?
А. КАМЕНСКИЙ: Суд не столько перестал их защищать. Опять же, нужно повторить, что за пистолеты и шпаги взялись дворяне.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Конечно, но что, суд перестал защищать дворян?
А. КАМЕНСКИЙ: Нет, не перестал. Но у дворян сформировалось новое самосознание, сословное самосознание, совершенно иное, конечно, чем было у русских служилых людей допетровской России. И в этом новом дворянском самосознании понятие личного достоинства, именно личной чести занимало чрезвычайно важное место. И человек, который не ответил на оскорбление вызовом на дуэль, мы с вами знаем, почитался трусом, значит, он не мог ничего другого сделать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вопрос о личной чести, а не о родовой.
А. КАМЕНСКИЙ: А вот в 19 веке до этого человек, который не пошел в суд, когда его оскорбили, в сущности, воспринимался точно так же, то есть, если ты не пошел в суд, то это значит, что ты молчаливо принял оскорбление, ты с ним согласился. И в этом смысле очень интересно вот, историки часто задавались вопросом: у нас огромное количество дел о разного рода конфликтах. И в огромной части этих дел нет никакого решения, нет никакого приговора, нет никакого окончания. Почему? Оказывается, на самом деле, что человек, который подавал в суд и отстаивал свою честь, он даже не всегда был заинтересован в каком-то решении, для него был важен сам факт, что он подал в суд и все об этом знают.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я должен сказать, что завершилось наше голосование, позвонило 1093 человека. Как вы думаете, Саша, какой результат?
А. КАМЕНСКИЙ: Я полагаю, что большинство за отстаивание самим своей чести.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Фигушки, сказали бы дети.
А. КАМЕНСКИЙ: Я всегда пессимист.
А. ВЕНЕДИКТОВ: 60 % — за суд, 40 % — за самого человека. Правда, я должен сказать, что менялось все время, что интересно. Сначала 73 было за суд, и постепенно в ходе разговора было потеряно 13 % в пользу человека. Как бы ответили вы, Саша?
А. КАМЕНСКИЙ: Я тоже за суд, все-таки.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Значит, 1094. Мы говорим о том, что неприход в суд равнялся невыходу на дуэль в разные века, да?
А. КАМЕНСКИЙ: В сущности, да. Достаточно было подать челобитную о том, что меня оскорбили, что я прошу в этом разобраться, а дальше Я имею в виду, конечно, нижний уровень, давайте представим себе какой-нибудь небольшой провинциальный городок, далеко от центра, от столицы. И вот, человек приходит в местный орган власти, в городской магистрат, приносит челобитную о том, что его оскорбили, подает. Что дальше происходит? Иногда в этот же день, иногда через неделю магистрат пошлет солдата, чтобы привели туда обвиняемого. Привели обвиняемого. С него берут, выражаясь современным языком, подписку о невыезде. При этом от него требуется, чтобы он собрал поручные записи по себе, то есть от других жителей города, что они за него ручаются, что он никуда не убежит. Как правило, показывают документы, это была чистая проформа, потому что никто не занимался сбором этих поручных записей. И, как правило, через несколько дней тот же самый солдат, магистрат докладывал, что такой-то поручных записей не собрал. А дальше или начиналось дело и оно расследовалось, или оно не начиналось. Это зависело от упрямства челобитчика. Если он настаивал на том, чтобы дело все-таки расследовалось, тогда со скрипом, медленно оно расследовалось. Если он не очень был активен, то, как правило, это затихало.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А сами оскорбления чести и достоинства как-то кодифицировались? То есть если человека назвать козлом, оскорбление, ослом не оскорбление? Я это имею в виду.
А. КАМЕНСКИЙ: Целый ряд слов, по моим наблюдениям, использовался в 18 веке, скажем, часто как друг друга обзывали? Шельма очень распространенное слово, причем, интересно, что это слово в русский язык пришло только на рубеже 17-18 веков из польского, но, оказывается, оно было очень распространено. Шельма, вор, пьяница. Некоторые оскорбления касались служебной деятельности человека. Скажем, мелкий чиновник, копиист в местном учреждении. Ему кто-то говорит: копиистишка ты. Он оскорбился.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Уничижительный суффикс «истишк».
А. КАМЕНСКИЙ: Или у меня есть такие документы, где офицер, секунд-майор, его оскорбили, обозвали: ты гнилой майор. Оскорбление. Этот самый «копиистишка» в своей челобитной одновременно пишет. Челобитная ведь пишется на царское имя, независимо от того, куда она подается.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Только на царское?
А. КАМЕНСКИЙ: Да, всегда, потому что любое учреждение — это представитель государя или государыни. Так вот, он пишет, что «я служу Вашему величеству столько-то лет и в штрафах никогда не был и вообще ни в чем дурном никогда не был замечен, а меня вот копиистишка назвали». И он требует сатисфакции, так скажем.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А в чем могла быть сатисфакция?
А. КАМЕНСКИЙ: А сатисфакция могла быть какая? Прежде всего, денежный штраф. За такого рода мелкие, с нашей точки зрения, оскорбления. Если это было что-то более серьезное, то есть это могли быть физические побои, что-то в этом роде, тогда человека могли посадить на некоторое время в тюрьму, могли наказать плетьми, это дальше квалифицировалось в зависимости от масштабов содеянного. И вот, в связи с этим как раз у нас возникает то, о чем я сказал в самом начале, — проблема уличного хулиганства. Для нас с вами уличное хулиганство ну, мы знаем это явление, которое существует во всех городах так или иначе, где-то больше, где-то меньше, зависит от разных факторов. Зависит в наше время от уровня безработицы, от того, что это за город, скажем, это портовый город или университетский центр, какие традиции существуют, какие традиции, в частности, с потреблением алкоголя в этом городе и т.д. И мы, так или иначе, все жители города с уличным хулиганством время от времени сталкиваемся. Причем, иногда мы понимаем, что это уличное хулиганство, это когда к нам подходят на улице, просят закурить, а мы говорим: извини, нет, — и в ответ получаем удар в лицо. Вот это и есть уличное хулиганство. Но одновременно с этим нас с вами могут оскорбить в автобусе, в магазине и т.д. Мы все время находимся в некоторой готовности. И когда это происходит, городской человек отвечает, примерно на том же уровне, как правило, и, выбросив адреналин, идет дальше. Иногда это не происходит, не ответил, не нашел, что ответить сразу. Потом человек начинает как-то мучиться, что как же это я не нашелся и т. д. Так вот, я, занимаясь изучением материалов небольшого русского города в 18 веке и изучая материалы, связанные со всякого рода конфликтами, стал наталкиваться на два имени. Все время повторялись из года в год два человека, с которыми все время что-то происходило. И это два таких уличных хулигана 18 века, типичных уличных хулигана. Конечно, я стал интересоваться, более пристально стал смотреть, что с ними происходит, наблюдать. И стало очевидным, что два молодых человека, обоим немного за 20, 22-23 года, два отца семейства, оба женаты, у обоих дети, родственники между собой, поскольку фамилия у них одна, по-видимому, из достаточно известной в городе семьи. И каждый год, по крайней мере, один-два раза с ними что-то происходит: то их побили, то они кого-то побили. Причем, иногда происходят очень красочные, я бы сказал, яркие случаи. И как город борется? Оказывается, что борется он примерно так же происходит это в 18 веке как это происходит в наше время. То есть оказывается, что город своих защищает, город своих выгораживает.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Как защищает? Как выгораживает?
А. КАМЕНСКИЙ: Городские органы стараются всячески затягивать дела этого рода, они стараются их замотать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Жалобы на этих парней, да?
А. КАМЕНСКИЙ: Да. Хотя они все прекрасно про них знают, они знают их репутацию и т. д. Но они свои, и они стараются это замотать. Это очень хорошо видно, когда один из этих ребят вступает в жесточайший конфликт с местным офицером, с поручиком местной инвалидной команды, то есть это отставной военный. Конфликт тянется 5 лет. И 5 лет этот офицер пишет во все инстанции, добиваясь, чтобы его обидчика наказали.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Лучше б прирезал.
А. КАМЕНСКИЙ: А нельзя.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это к вопросу о нашем голосовании.
А. КАМЕНСКИЙ: И там есть такой замечательный момент, что этого хулигана страшно раздражает, что этот офицер ходит со шпагой. У него это просто, как красная тряпка на него действует. И он все время от него добивается: ты меня заколи этой шпагой. А офицер говорит: нет, государыня нам не позволяет обнажать шпагу по таким делам.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я хотел бы напомнить, Саша, что с нового года у нас пойдет слегка видоизмененный «Не так!». Не знаю, говорил ли Сережа Бунтман тебе, но я хочу сказать, что, видимо, это будет дополнительный или совсем новый. Мы пройдемся по всем российским государям. Портреты фактически будут. Двухчасовые портреты, скажем так. Так что готовьтесь, Саша, готовьтесь. И про царей-хулиганов тоже поговорим.
В прямом эфире радиостанции «Эха Москвы» был Александр Каменский, историк.
