Черты разиновщины и пугачевщины в русской революции
М. Волошин
Когда в октябре 17-го года с русской революции спала интеллигентская шелуха и обнаружился ее подлинный лик, то сразу начало выявляться ее сродство с народными движениями давно отжитых эпох русской истории. Из могил стали вставать похороненные мертвецы: казалось, навсегда отошедшие страшные исторические лики по-новому осветились современностью.
Прежде всего проступили черты разиновщины и пугачевщины и вспомнилось старое волжское предание, по которому Разин не умер, но, подобно Фридриху Барбароссе, заключен внутри горы и ждет знака, когда ему вновь вернуться «судить русскую землю».
<…> Суть в том, что древняя, темная, историческая жизнь России, так долго скрывавшаяся под спудом империи, сразу выступила из берегов, как только большевистская пропаганда (от кого бы и во имя чего бы она ни исходила) обратилась с призывом к жадным, мрачным и разбойничьим сторонам русской души.
Тогда из народной глубины поднялись страшные призраки XVI и XVII веков, которых мы считали давно похороненными.
Но оказалось, что они живы и переполнены сил, что все это время они жили рядом с нами, задыхаясь под железными обручами, которыми их сковала Петербургская империя.
Россия распятая. На весах поэзии // В кн.: Россия распятая. М., 1992. С. 51, 123.
