Битва при Смоленске
Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”
СЕРГЕЙ БУНТМАН: Ну, что же? В нашей серии мы обращаемся и к факторам войны 1812-го года и к людям войны 12-го года, и к событиям, ключевым событиям этого времени. Олег Соколов у нас в гостях. Добрый день!
ОЛЕГ СОКОЛОВ: Добрый день!
С. БУНТМАН: И мы сегодня обращаемся к событиям, к сражению, к серии сражений под Смоленском. Это ключевой момент. Можно считать его одним из поворотных пунктов…
О. СОКОЛОВ: Ну, без сомнения, конечно. Да, конечно.
С. БУНТМАН: И что и для Франции, и для Наполеона, и для русской армии. Вот если начать с того, что здесь было. Потом мы подробно сейчас посмотрим перипетии этих сражений. Что здесь было главное, вот если подчеркнуть, просто как вступление сделать?
О. СОКОЛОВ: Главное, во-первых, — то, что русские армии объединились после долгого отступления, и то, что это вызвало огромный энтузиазм в русских войсках и немедленное желание перейти в наступление. По этому поводу хотелось бы сказать два слова, потому что часто говорят о том, что вот у Александра… Сейчас в последнее время очень модно изображать Александра как вообще таким провидцем, который понимал, что отступление очень долго, что это будет оборонительная война, долгая, на изматывание. Вот тот приказ, который Александр I написал в момент, когда русская армия оказалась в Смоленске, он написал так: «Я не могу молчать, — он писал Барклаю-де-Толли, — что хотя по многим причинам и обстоятельствам при начатии военных действий, нужно было оставить пределы нашей земли, однако же иначе как с прискорбием нужно было видеть, что сие отступательные движения продолжались до Смоленска. С великим удовольствием я слышу уверения Ваши о хорошем состоянии наших войск», — и так далее. А дальше он пишет: «Я с нетерпением ожидаю известия о Ваших наступательных движениях, которые по словам Вашим почитаю теперь начатыми». То есть Александр I требовал немедленного перехода в наступление. Таким образом, никакой концепции, как вот позже будут говорить, там вот план, понимаете, отступления, заманивания французской армии, Александр I дает формальный приказ наступать.
С. БУНТМАН: Ну, такие планы объективно существовали, и предполагалось в ряде планов.
О. СОКОЛОВ: Я всегда подчеркиваю, что во всех этих планах предполагались некие маневры в приграничной полосе. Глубокого отступления никто не предполагал ни Барклай-де-Толли, ни Александр. Ну, позже вот Барклай-де-Толли в соответствии с теми обстоятельствами, которые изменяются, он вынужден был отступать, он отступал, но каждый раз вынужденно. У него были на это определенные причины. Это не было вот такой глобальной идеей стратегии отступления. И Барклай-де-Толли на военном совете, который произошел 6 августа, я говорю по новому стилю, он, так сказать, присоединяется к общему мнению, что нужно наступать. Если Вы понимаете, если бы у этого человека была концепция отступления, он бы как-то ее мог все-таки озвучить хотя бы. Ничего об этом не слышно. Я никогда не опираюсь ни на какие мемуары последующие и так далее, все там абсолютно искажено. Вообще нельзя доверять, вот в таких вопросах вообще нельзя доверять мемуарам, можно доверять только тем документам, ну, синхронам…
С. БУНТМАН: В мемуарах очень часто бывает «я знал», «а я знал», «я видел»…
О. СОКОЛОВ: … мы уже говорили…
С. БУНТМАН: … получилось именно так, как мы предполагали…
О. СОКОЛОВ: Ничего подобного. Александр дает приказ наступать, военный совет считает, что нужно наступать, и Барклай-де-Толли, хотя я еще раз подчеркиваю, он да, он понимал, что время, наверное, все-таки еще не пришло. Ну, в принципе, что делать? Наступать так наступать. Русская армия переходит в наступление. Таким образом в Смоленске наступает очередной этап, когда для Наполеона получается, что русская армия готова принять сражение.
С. БУНТМАН: И Наполеон этого ждет и, в общем-то, к этому склоняется и русская армия, что надо давать сражение. Почему уже невозможно сейчас больше? И как складываются обстоятельства? Давайте чуть-чуть отступим назад. Как складываются обстоятельства под Смоленском?
О. СОКОЛОВ: Значит, обстоятельства складываются таким образом, что до конца июля, я еще раз говорю, по новому стилю французская армия преследует отступающую русскую 1-ю западную армию Барклая-де-Толли, что Багратион отделен от нее. И вот 27 июля Наполеон подходит к Витебску, и он уверен, что завтра будет битва, которая решит участь войны. На этом все будет кончено. И Барклай-де-Толли тоже считает, что он даст битву, он в принципе был уже готов принять битву. Это опять тоже, понимаете, абсолютно не укладывается в эту систему бесконечного отступления. Он готов был принять битву, почему? Потому что он видел как гигантское недовольство своей армии, он видел, что его просто разорвут на части, если он будет дальше продолжать отступление, и он собирается дать сражение. Но накануне буквально вот этого решения к нему приезжает адъютант Багратиона князь Меньшиков, который докладывает ему, что армия Багратиона не сможет присоединиться. То, что она не сможет присоединиться, Барклай-де-Толли, он не идиот, он понимал какое расстояние между ними огромное, и что Багратион никак бы не мог… Там было больше 100 километров. 150, если я не ошибаюсь. Он никак не мог к нему присоединиться, понимаете? Это было очевидно. Но вот сам психологический момент, то есть князь Меньшиков, который приходит и который докладывает, что… понимаете, он весь забрызган грязью, так сказать, пылью, и такой момент как бы вот он военный совет и Барклай естественно может в очередной раз теперь получить кредит какой-то доверия на некоторое отступление назад. Он говорит: «Вы учтите, я тоже этого хотел».
С. БУНТМАН: Вынуждены просто видимыми обстоятельствами. Обстоятельства, которые видят даже в фигуре человека, принесшего эту новость.
О. СОКОЛОВ: Я еще раз подчеркиваю, что видите, это для него такой определенный как будто толчок, как такой голос Бога. О! Послушай, ну-ка, отступи-ка еще. Понимаете? Он сам был готов принять сражение. И русская армия, вот она 27 июля развернута перед Наполеоном. Наполеон ее мог в принципе уже 27 июля атаковать, но у него часть еще подходили на марше ведь. Мы должны не забывать, что армия — это не материальная точка, что глубина движения дивизии одной — это не меньше 2-х километров. Так, понимаете, что…
С. БУНТМАН: Ну, то есть на хорошей карте это уже все видно? Просто видно это уже расстояние…
О. СОКОЛОВ: Это уже расстояние большое…
С. БУНТМАН: Конечно.
О. СОКОЛОВ: Ну, естественно в день 27 июля только головы колонн французской армии были под Витебском. Наполеон ждал, чтобы ночью все подошло, ну, по крайней мере, основная часть его главной армии. И какое же удивление было 28 июля утром, когда император вышел из палатки и увидел, что русской армии нет. Она исчезла, она испарилась. Она ушла по направлению к Смоленску, как позже выяснилось. Тогда некоторое время даже вообще просто не знали…
С. БУНТМАН: Отмечены ли вот эти ощущения каким-то образом Наполеона?
О. СОКОЛОВ: Ну, конечно. Это вообще был шок для него очередной, потому что он, еще раз говорю, был абсолютно уверен, что он разгромит русскую армию под Вильно…
С. БУНТМАН: Это первое, да.
О. СОКОЛОВ: … что будет генеральное сражение. И вот второй раз снова…
С. БУНТМАН: Витебск.
О. СОКОЛОВ: … вот под Витебском армия ускользнула, причем здесь вот он ее видел вчера, понимаете, абсолютно уверенный и самое главное… Вот, понимаете, самое главное — пленных, которых брали, а пленных брали постоянно, двигаясь за русской армией, и все они говорили одно и то же, да, вот сейчас будет генеральное сражение, ну, сейчас покажем. То есть он был уверен, да, вот будет завтра генеральное сражение. И вместо генерального сражения исчезнувшая армия. Вот. А конец июля — это время не очень жаркое. Армия…
С. БУНТМАН: Вообще жарко было? Вот мы… Я думаю, я должен сказать, что мы должны, конечно, будем отдельно поговорить о погоде в разные периоды кампании. Вот мы уже говорили, что мы обязательно… надо будет поставить точку над «i». Вот когда что было? Когда было жарко? Когда был дождливый период? Был ли он? Насколько были потом великие холода и так далее и прочее?
О. СОКОЛОВ: Вот…
С. БУНТМАН: Значит, было жарко? И конец июля?
О. СОКОЛОВ: Конец июля и вообще июль оказался очень жарким, чудовищно жарким. Я сейчас точно температуру не помню в эти дни, там она естественно как всегда изменялась, но температура была там типа 25-30 градусов, то есть была жара, жара постоянно. Вот. И это еще добавило к усталости великой армии. В результате Наполеон просто понял, что, ну, чтобы там… как бы дальше события не развивались, нужно дать армии передохнуть. Позже это решение Наполеона в Витебске некоторые будут историки превращать, вот то, что Наполеон решил остановиться, прекратить кампанию…
С. БУНТМАН: Да. А он уже не тот…
О. СОКОЛОВ: Нет, ничего подобного. Там нужно смотреть еще документы той эпохи, приказы, распоряжения, рапорты и так далее. Там все понятно. Император отдает приказание в эти последние дни июля расположиться на отдых для того, чтобы армия могла подтянуть отставших. И фактически она 10 дней располагается на отдыхе, на широком квартирном расположении. Главная часть, передовая часть армии расположилась на фронте более 100 километров от Могилева до Сурожа и Вилежа, такое… полукольцом таким небольшим, но более 100 километров по фронту и пара десятков, а то и три десятка километров в глубину, то есть на очень, очень большой территории. То есть войска смогли расположиться во временных лагерях, в шалашах сделанных, подвезти продовольствие, потянулись отставшие, и это дало какой-то передых войскам. То есть этот передых был необходим. Вот именно тогда, когда французская армия расположилась вот этим квартирным широким расположением, именно тогда произошло объединение русских армий в Смоленске 1-го тире 3-го августа. С 1 августа встретились Багратион и Барклай, 3 августа армия Багратиона вступила в Смоленск, и дальше военный совет, на котором, как я уже говорил, было принято решение наступать на французов и ударить по их довольно широкому квартирному расположению. Вот, собственно говоря, идея, которая была принята.
С. БУНТМАН: Куда собирались ударить?
О. СОКОЛОВ: Решили ударить практически, ну, не в самый центр, но ближе, скажем так, к левому флангу этого… в Витебск, на Витебск наступление, на Рудню и Витебск. Вот дорога смоленская, она идет на Витебск. Примерно в северо-западном направлении, вот по этому направлению северо-западном и решено было нанести главный удар.
С. БУНТМАН: Кто там стоял?
О. СОКОЛОВ: В Витебске стоял Даву, стояла гвардия, но перед ним на дороге стоял корпус Нея. Вот удар, так сказать, по корпусу Нея и корпусу кавалерийскому Себастиани — это был первый, кто должен был попасть под удар. Вообще русские немножко преувеличивали растянутость французского расположения, и они считали, что влево на север французская армия растянута, влево я имею в виду, если смотреть французы, на север французский фланг гораздо дольше протягивался, чем на самом деле. То есть они считали, что еще более широкое квартирное расположение и в частности на этом строился, так сказать, момент надежды на успех. Я хотел бы сказать о соотношении сил. К этому моменту соотношение сил примерно было следующее: русская армия 130 тысяч примерно. Это 40 тысяч армии Багратиона, 90 тысяч армия Барклая, это бойцов причем, потому что французская армия, они считают и солдат в строю, и кроме того считают и обозных, и денщиков, они все считаются. А у французов 175 тысяч вместе с не бойцами. То есть в принципе силы, конечно, уже немножко уровнялись более или менее, но все равно, конечно, превосходство оставалось еще достаточно значительное за Наполеоном. Но я еще раз подчеркиваю, он широко располагался, поэтому была надежда, нанеся удар в центр этого квартирного расположения, опрокинуть возможно наполеоновскую армию, хотя это, конечно, надежда была, в общем, неразумная.
С. БУНТМАН: Но был какой-то план развивать дальше успех, нанеся удар вот по центру расположения?
О. СОКОЛОВ: Ну, дальше хотели в зависимости от обстоятельств. Вот. А дальше происходит самое необычное и просто фантастическое, я бы сказал. 8 августа на рассвете русские войска атакуют недалеко от Инково авангарды Себастиани. Казаки Платова опрокидывают эти авангарды, берут несколько сот пленных. Вот. Успех такой. Но в этот же момент Барклай-де-Толли получает сведения, что якобы к северу от него у Поречья французы собирают какие-то огромные силы. И опять то ли для него это удачный повод, понимаете, то ли он, так сказать, то ли он действительно причина. Он начинает колебаться, он фактически останавливает наступление, начинает войска двигать в северо-западном направлении, теперь они стали двигаться в северном направлении, потом… В общем, они начали так двигаться по таким зигзагам…
С. БУНТМАН: Причем замысловатые… Все пишут, что необычайно замысловатый маневр…
О. СОКОЛОВ: Да, Вы знаете, там речка Шелони, и стали называть это движение ошеломелыми маршами, так сказать, потому что действительно было непонятно, куда армия движется. Она стала на месте метаться, вот закрутилась на месте. Но самое удивительное то, что сделал в ответ на это Наполеон. Вот это действительно большущий секрет и большущая тайна. Дело в том, что если бы император, который получил известие практически сразу об атаке на Себастиани, он естественно сразу понял, что русские вроде как перешли в контрнаступление, если бы он просто бесхитростно собрал свои войска в кулак и двинулся навстречу русской армии, никто бы не смог отступить. Почему? Потому что морального права отступить от движущегося навстречу императора, войск Наполеона не было бы, причем…
С. БУНТМАН: В виду противника уже нельзя… Ты уже начал движение, уже противник виден, уже никто… Так не делается.
О. СОКОЛОВ: Да. И не сослаться, потому что мы шли наступать. Почему мы должны убегать, если на нас враг двигается? Мы же шли на него.
С. БУНТМАН: Да.
О. СОКОЛОВ: А Наполеон перемудрил. Вот здесь он типично перемудрил. Он решил, что потому, что вечером 8 августа, вечером, с 8-го на 9-е в ночь была проведена небольшая рекогносцировка кавалерийская, и она доложила, что русских, вот там где они наступали, их там вроде как нет, причем она была очень неглубокая эта кавалерийская разведка. И на основе только одной этой кавалерийской разведки якобы, потому что других документов у нас нет, я еще раз говорю, я не говорю там все эти мемуары, там всякая прочая измуждения, я говорю о документах тех дней, Наполеон принимает решение не идти не на встречу русской армии, а обойти ее с юга…
С. БУНТМАН: С юга?
О. СОКОЛОВ: … огромным маршем…
С. БУНТМАН: Так.
О. СОКОЛОВ: … форсировать Днепр, выйти в Смоленск и, значит, русскую армию… Ну, и затея — сражение с перевернутым фронтом. Ну, повторить примерно то, что он под Ульманом сделал там, положим, в 805-м году. То есть форсирование реки, выход в тыл, сражение с перевернутым фронтом, разгром армии.
С. БУНТМАН: Зачем погнался? За красивостью маневра? За большей эффективностью в перспективе?
О. СОКОЛОВ: Дело в том, что Вы знаете, вот здесь это еще не я, так сказать выяснил, это, ну, скажем так, это полковник Кутанцу, начальник архивной службы французской армии в начале 20-го века, вот он на основе вот этих писем, он тоже задавался себе вопросом зачем это император сделал, у него возникло… Дело в том, что в ряде писем проскальзывает мысль о том, что русские почему-то должны находиться у Поречья к северу от Смоленска. Кстати, обратите внимание, русские думают, что Наполеон будет выдвигаться к Поречью, и Наполеон думает, что русские будут выдвигаться к Поречью.
С. БУНТМАН: Заколдованное место какое-то.
О. СОКОЛОВ: Хотя в Поречье не было ни русских, ни французов, но почему-то все говорят об этом Поречье. Так?
С. БУНТМАН: Интересно.
О. СОКОЛОВ: Вот Кутанцу выдвинул такую идею, которая я тоже вполне, что очевидно был какой-то двойной агент, который постоянно свистел тем и другим про это Поречье, так сказать. Так вот и Наполеон считает, что русские, то есть они фактически не идут прямо на него, как они шли бесхитростно прямо, а они как-то маневрируют и пытаются обойти со стороны Поречья…
С. БУНТМАН: Они правда маневрировали, но маневрировали как-то не так.
О. СОКОЛОВ: Но не так. Вот если же они действительно уйдут к этому Поречью, то есть это, ну, очень к северу от Смоленска, то действительно, если он пойдет на них прямо, они легко уйдут из под удара, а вот если он выйдет к Смоленску, он возьмет в тылу Смоленск, и тогда они окажутся действительно в катастрофическом положении. Но никаких документов, подтверждающих существование такого агента, никаких тайных… такого нет.
С. БУНТМАН: Как-то слишком сложно. Бывают вещи гораздо более простые. Вот и посмотреть… Нет, бывают более в том смысле, что без всяких агентов, без всякой разведки, бывает просто ход мыслей такой, бывает…
О. СОКОЛОВ: Вы знаете, здесь-то и дело в том, что ход мыслей вот в чем дело. Дело в том, что если русская армия находится близко от Смоленска, то маневр, он абсурден, потому что когда Наполеон переходит Днепр, он выходит с юга от Днепра, он подходит к Смоленску, но дело в том, что если Смоленск русскими войсками занят, а русская армия стоит на другом берегу Днепра, на северном, то взять этот Смоленск в виду русской армии просто невозможно. Маневр теряет всякий смысл. Он становится абсурдным, потому что вместо того, чтобы идти по северному берегу и разгромить русскую армию на северном берегу, он уходит зачем-то на южный берег, оказывается отделен от русской армии Днепром, причем Днепр, как известно, Смоленск лежит на юге от Днепра, ну, я имею в виду Смоленск того времени…
С. БУНТМАН: Да.
О. СОКОЛОВ: А на севере от Днепра там буквально плато такое нависающее над рекой, то есть это…
С. БУНТМАН: То есть это выгодное, какое-то господствующее положение.
О. СОКОЛОВ: … супер там позиция, так сказать. Смоленск — великолепная передовая позиция, за ним такое плато, и за широкой рекой стоит русская армия. То есть, ну, сумасшедший пытаться может себе вот такую выбрать… такой маневр. Тем не менее, Наполеон почему-то такой маневр делает.
С. БУНТМАН: Ну, значит, у него была предпосылка противоположная тогда в этом смысле, где находится русская армия, и что она делает.
О. СОКОЛОВ: Он мог считать только такой маневр начинать только при условии, что он надеялся, что русская армия будет где-то далеко от Смоленска, где-то она будет к северу от Смоленска, потому что если бы он бы считал, что она будет рядом от Смоленска, маневр абсурден в своей сути. Он просто невообразимо абсурден. Он красивый…
С. БУНТМАН: Ну, вот красиво как в шахматах, вот красивая комбинация…
О. СОКОЛОВ: Красивая партия такая…
С. БУНТМАН: Да, да.
О. СОКОЛОВ: … удивительный маневр…
С. БУНТМАН: Вот в принципе можно мат в два хода, но вот тут какая-то комбинация такая, когда он сам падет. Просто это… Да, ну, может быть. Но это довольно сложная материя такая.
О. СОКОЛОВ: То есть почему он принял такое решение, мы не можем понять. Но то, что он принял такое решение, мы знаем. И это решение, так сказать, оно в серии приказов от 9-10 августа о движении всех корпусов, стремительном сосредоточении… Вы знаете, вот в отличии, конечно, от наступления Барклая-де-Толли этого ошеломелого, движения Наполеона, они, ну, как вот античный храм. То есть там все, понимаете, там все продумано, войска двигаются четко по графику, стремительно соединяются и концентрируются. Вся эта огромная масса, 175 тысяч человек, она как неумолимый часовой механизм концентрируется к определенному месту, но естественно опять-таки не материальную точку, не надо воображать…
С. БУНТМАН: Да, да.
О. СОКОЛОВ: … на пространство такое достаточно узкое…
С. БУНТМАН: Ну, все равно компактное. Да.
О. СОКОЛОВ: Компактной массой вот такой.
С. БУНТМАН: Ну, это какой уже опыт? И сколько вот это принципиально на этом стоит Наполеон? И здесь, конечно, и то, что единоначалие… Плохая ли идея, хорошая, но она выполняется.
О. СОКОЛОВ: Совершенно верно.
С. БУНТМАН: Но она выполняется абсолютно четко. Я хочу сказать, что вот мы подходим сейчас к основным событиям сражения, серии сражений. И у нас в гостях олег Соколов.
С. БУНТМАН: Мы продолжаем наш разговор о Смоленском сражении. Олег Соколов в нашей программе «Не так» в серии войны 12-го года. Итак, мы оставляем Наполеона, предпринявшего, как оказалось, довольно странный маневр. Итак, Наполеон форсирует Днепр.
О. СОКОЛОВ: 13 августа начинается форсирование Днепра, оно продолжается еще 14 августа. И наполеоновская армия, перейдя на южный берег Днепра, ринулась по прямой дороге на Смоленск. И здесь у города Красный произошли события, которые в русской историографии превращаются в некий такой… Фермопилы почти России. Здесь генерал Неверовский…
С. БУНТМАН: Нет, красненское сражение — это просто таким вот буквами оно написано. Под Красным все! Сказать это, это сказать уже…
О. СОКОЛОВ: Да, что здесь генерал Неверовский стоит. У него дивизия пехоты, у него, значит, одни драгунский полк, казаки. Перед ним располагается очень небольшой отряд ополчения, в общей сложности где-то 7 с половиной тысяч человек отряд, 14 орудий. И вот начинается героическая оборона, и вот Неверовский своей героической обороной спас Смоленск. Что же на самом деле произошло? Оборона, нет вопросов, была героическая. Дело вот в чем. Дело в том, что Неверовский… Ну, во-первых, для начала казаки. Казаки стояли впереди, два полка казаков. Они даже не попытались обороняться, когда они увидели эту огромную армаду, которая на них приближается, потому что естественно это не вся армия, но, по крайней мере, они видели впереди идущий кавалерийский корпус, за ним пехота, пехота и пехота. И казаки просто, они вообще не стали вступать в бой, они были люди очень умелые в бою, но очень практичные, и они понимали, что для них… в общем, они там никакой добычи в этом бою явно не приобретут, поэтому они просто проскакали мимо Неверовского, пожелали ему удачи и ускакали дальше. Вот. Он остался с драгунами и с пехотой. Драгуны как дисциплинированные солдаты приняли, конечно, бой, но они были опрокинуты мгновенно и тоже унеслись, ускакали. Пехота, которая была в городе Красный, батальон 49-го егерского полка и двороги были мгновенно выбиты французской пехотой. И вот осталось пехотная дивизия перед лицом французской кавалерии, стремительно наступавшей, и Неверовский свернул в колонну и двинулся к Смоленску. И здесь начались безумные атаки французской кавалерии на эту пехоту. Французская пехота отстала сразу, потому что она не могла угнаться за движением пехоты Неверовского. Одна атака за другой. Ну, по легендам, что до 40 атак. Ну, правда, в легендам обычно пишут, что атаковала вся резервная кавалерия Мюрата 40 тысячи человек там и так далее. Понимаете, вся резервная кавалерия Мюрата столько в этот момент не насчитывала, а естественно принимало в бою, ну, порядка 14 полков французской кавалерии, где-то около 7-8 тысяч кавалеристов.
С. БУНТМАН: Да, это очень серьезно.
О. СОКОЛОВ: Это очень много.
С. БУНТМАН: Это очень серьезно.
О. СОКОЛОВ: Это, если б Вы стояли там…
С. БУНТМАН: Как-то вот это преувеличение цифр между прочим, оно как-то нам искажает картину, что серьезно, а что нет.
О. СОКОЛОВ: Да.
С. БУНТМАН: И это, вот то, что Вы сейчас говорите, это очень серьезно.
О. СОКОЛОВ: Это очень серьезно. Да, это 7 с половиной — 8 тысяч кавалеристов — это просто море кавалерии. Вот и естественно пехотинцы, а дивизия Неверовского, она в значительной степени была собрана из новобранцев, поэтому, конечно, для них это было страшно, гигантские эти кавалерийские атаки. Часть отступления Неверовский провел по дороге обсаженной березами, и французским кавалеристам было сложно там попытаться прорваться вот через эти ряды берез, потому что, кстати, дорога смоленская, она была очень широкая, она была шириной сейчас в хорошую такую современную дорогу, и с 2-х сторон были аллеи, обсаженные березами. То есть такие вот препятствия вдоль дороги. Французским кавалеристам было не прорваться никак через эту… тем более что там дальше…
С. БУНТМАН: Насколько глубоко были обсажены? Это чтобы себе представляли слушатели. Это не просто березки вдоль дороги…
О. СОКОЛОВ: Два ряда берез, которые… как будто вдоль дороги с обеих сторон идут тропинки, и они обсажены этими березами и еще канава такая. То есть, понимаете, это, в общем, сильное препятствие.
С. БУНТМАН: То есть здесь сразу сужает вот. Да, понятно.
О. СОКОЛОВ: Да. Вот, значит, и французские кавалеристы никак не могли толком прорваться, но через несколько километров эти березки прекратились. Дорога стала открытой, и там эту дивизию помяли очень серьезно. Но дело в том, что помяли, помяли. В общей сложности Неверовский около полутора тысяч потеряет во время этого отступления в боях. Но кавалеристы не ворвались в этот строй, невозможно было ворваться. Где-то они оторвали кусочки этого строя и его изрубили. Вот. Но Мюрат по какой-то странной… Ну, я не знаю, он там находился сам непосредственно, лично Мюрат во главе этого кавалерийского авангарда, он не употребил конную артиллерию. Конная артиллерия неоднократно пыталась развернуться. А конная артиллерия, напомню, что там не только пушки на конной тяге — одну пушку 6 коней тащит, — но еще и все артиллеристы на конях. То есть это артиллерия, которая может следовать за кавалерией, она даже в галоп может выдвигаться. То есть она выдвигалась несколько раз. Французские батареи догоняли, разворачивали свои, а Мюрат все равно бросал в атаку кавалерию, не ожидая огня артиллерии. Ну, что…
С. БУНТМАН: Почему? Не успевали? Или что? Или Мюрату хотелось решить все достаточно быстро?
О. СОКОЛОВ: Вы знаете, тут я не могу сказать причину. Мы можем сказать, что так оно было, что французские артиллеристы дали буквально только несколько залпов и все. Если бы они обскакали эту дивизия, куда-нибудь выехали вперед, развернули там мощную батарею, там бы просто уже открыли огонь по подходящей дивизии, она бы очевидно не смогла бы прорваться.
Неверовский заблаговременно отослал отряд 50-го егерского полка с двумя пушком, он отослал его за речку, где-то это примерно в 25 километрах от начала боя места. Так?
С. БУНТМАН: Так.
О. СОКОЛОВ: И когда французы гнали, гнали эту дивизию, и вдруг из-за речки раздался там огонь орудий, там какая-то пехота, то они подумали, что там, наверное, подошли подкрепления, и преследование остановилось, тем более что кавалерия была… Ну, представьте, что такое 25-30 километров вести непрерывный бой непрерывных атак. Современные там девочки, которые на лошадках ездят, если у них лошадка пройдет 10 километров, они уже плачут и кричат, что лошадка умирает, ни в коем случае не надо ее трогать еще. А здесь 25-30 километров с боем кавалеристы атаковали, атаковали, атаковали, новые атаки. Вперед, в атаку! Анамо! Шамже! И снова, так сказать, и так далее. Вы представляете, в каком состоянии находились кони, естественно уже все это… все едва держались на ногах. И преследование было завершено. Так вот я бы хотел этот бой, его, так сказать, реальные его последствия. Неверовский никого не задержал, потому что как он мог задержать, если пехота его не догнала. Вы представляете это вот… ну, я не знаю, купил, нашел, едва ушел, хотел рассчитаться, да не догнали. Пехота его не догнала. Как он мог задержать, если его не догнали? Кавалерия же прошла… Например, кавалерия Груши, вот дивизия Шастеля, которая непосредственно первая вступали в бой, она прошла за этот день 55 километров. Это… ну, я имею в виду от момента выступления…
С. БУНТМАН: Да, да.
О. СОКОЛОВ: … дальше до начала места боя, и дальше преследуя Неверовского — 55 километров. Это для кавалерии, для дивизии — это не просто кавалерист проехал. Вы попробуйте в спортивном костюмчике 55 километров день проехать на лошадке, Вы увидите, что будет. А тут в полном оружии, экипировке в строю с боем, то есть больше они уже не проехали в любом случае. То есть Неверовский никого не задержал ни на одну минуту.
С. БУНТМАН: И тогда в чем смысл?
О. СОКОЛОВ: Но смысл его огромный, гигантский смысл.
С. БУНТМАН: Так.
О. СОКОЛОВ: Дело в том, что если бы там были только казаки, которые естественно тотчас же ускакали после появления каких-то масс, им бы никто не поверил, что там идут значительные массы. Ну, подумали, ну, мало ли там, дивизия какая-то кавалерийская выдвигается, мало ли там, какие маневры. Понимаете? А пехотная дивизия, вступившая в бой, помятая, раздолбанная, лишившаяся почти всех своих пушек, полторы тысячи человек, понимаете, это было материальное доказательство, что там идет вся армия на нее, на эту… То есть для русских генералов вот этот подвиг Неверовского, а это без сомнения подвиг, он сражался как герой, то есть вопросов в этом нет. Ну, я имею в виду, он никакого не задержал, но он…
С. БУНТМАН: Нет, нет, другое. Вот это очень важный…
О. СОКОЛОВ: … он сообщил о том, что именно с этой стороны, с юго-запада от Смоленска идут на него мощные силы, что там вся армия Наполеона. Именно это привело к тому, что и Багратион, и Барклай, они мгновенно отреагировали на эту ситуацию.
С. БУНТМАН: То есть здесь получилось вот на этом отрезке, получилось то, чего так не хватало обеим армиям и русской тоже армии, точные знания…
О. СОКОЛОВ: Точные знания.
С. БУНТМАН: Точные знания о местоположении, о движении и…
О. СОКОЛОВ: О намерениях.
С. БУНТМАН: … в общем-то, о намерениях и о силе противника, что там это очень серьезно действительно идет.
О. СОКОЛОВ: То есть Неверовский кровью своих солдат он заплатил за сведения, можно сказать, за точные сведения. Теперь точно знали, что Наполеон идет туда. И мгновенно Багратион, а Багратион между прочим уже к этому времени вот это русское наступление, оно началось 8 августа, а уже мы 14 августа, они все на месте ходили и ходили, взад-вперед ходили на месте. А Багратион вообще просто уже перестал ходить. Он просто встал недалеко от Смоленска и сказал: «Слушайте, у нас вот тут вода лучше. Там вода очень плохая». И вот представляете, что было? То есть люди ходили целую неделю, топтались на месте взад-вперед, причем Барклай их все гонял то туда, то сюда, понимаете, ну, какое-то странное движение. И когда Багратион, он первый получил известие от Неверовского, он сразу решительно двинулся в Смоленск. Сразу корпус Раевского вышел в Смоленске, значит, соответственно 15 августа корпус Раевского был уже в Смоленске. Так. А дивизия Неверовского тоже к 15 августа отступила в Смоленск. Армия Наполеона была еще далеко, Вы понимаете, мы же говорим о кавалерийских авангардах…
С. БУНТМАН: Ну, конечно, там опередили они… Если восстановить события, они увидели идущую массу войск, кавалерия впереди, но там предполагается и видна…
О. СОКОЛОВ: Масса, огромная масса.
С. БУНТМАН: … масса пехоты. Кавалерия устремляется преследовать Неверовского и здесь… и этим ускоряет разведку, ускоряет события, то есть во время принесенные данные.
О. СОКОЛОВ: Совершенно верно.
С. БУНТМАН: Вот что! Вот! Вот если обобщить значение…
О. СОКОЛОВ: И в результате что получается? 15 августа — день рождения Наполеона. Вместо великого сражения, которое Наполеон мог получить, двинувшись бесхитростно на Смоленск с северо-западной стороны, он получает что? 15 августа в Смоленске уже корпус Раевского, который высылает Багратион, туда вступает Неверовский. Раевский для начала предложил выйти из Смоленска и попытаться остановить войска, которые двигаются на него. Но потом у него все-таки разум взял… он говорит, что Паскевич посоветовал, один из его дивизионных генералов, будущий, так сказать, фельдмаршал…
С. БУНТМАН: Будущий Паскевич.
О. СОКОЛОВ: Будущий Паскевич ереванский.
С. БУНТМАН: Так просто.
О. СОКОЛОВ: Вот, значит, он ему посоветовал, что все-таки лучше в городе попытаться сдержаться, и Раевский остался в городе. И здесь мы опять следующие легенды, что 16 августа Раевский выдержал штурм всей ста, там пишут, 80-тысячной армии Наполеона. Ну, это опять, что армия Наполеона — это материальная точка, наверное, люди предполагают, что 180 тысяч человек — это что-то такое, которое прилетело так к Смоленску как в одной точке. Во-первых, не 180, а 175 тысяч. Знаете как, разве что товарищ Ованесян выиграл по лотерее миллион рублей.
С. БУНТМАН: Да. Это, в общем, правда, но не выиграл…
О. СОКОЛОВ: А проиграл. Не миллион, а 100 тысяч. Не в лотерею, а в преферанс.
С. БУНТМАН: Да, да. А в целом правда.
О. СОКОЛОВ: А в целом правда. Так и здесь. Значит, 175 тысяч человек, они же идут… Представляете, какая это колонна? Это ж не просто колонна, это вообще, это масса войск, которая растянулась на десятки километров и в глубину, и в ширину. И 16 августа к Смоленску вышел только корпус Нея, и за ним длинной, бесконечной колонной шли войска. Ней естественно не атаковал. В Смоленске был Раевский и Неверовский, это, в общем, почти 20 тысяч человек. Город укреплен, хотя и старинные укрепления Бориса Годунова. Войска расположились в предместье. Ней, так сказать, он проводил постоянные рекогносцировки. Со Смоленском шла перестрелка. Естественно я хотел бы, чтобы вы стали на позицию Раевского. Вы стоите на стенах Смоленска и видите, значит, идут и идут, бесконечным потоком выходят войска, грохочут пушки, потому что естественно Ней выкатил пушки, которые стали обстреливать, русские отвечали, то есть грохот орудий, свист, так сказать, пуль где-то, которые стрелки, потому что французские стрелки рассыпались в кустах, русские стрелки перед ними. То есть идет вот видимость, как бой идет, и там идут и идут тучи войск. Поэтому естественно Раевский потом напишет, что это был самый героический день в моей карьере, самый удивительный, самый…
С. БУНТМАН: Нет, ну, конечно. Представьте себе любой фильм, включая «Властелина колец», когда вы увидите эту массу перед собой. Вот это, наверное, примерно то же было впечатление.
О. СОКОЛОВ: То же впечатление…
С. БУНТМАН: Со стен вот…
О. СОКОЛОВ: Это со стен, а там со Смоленска тогда же было место гораздо более открытое. Кстати, очень интересное наблюдение, я хочу Вам сказать, местность тогда была гораздо более чистая, открытая, чем сейчас, потому что поля обрабатывались. Понимаете?
С. БУНТМАН: Конечно.
О. СОКОЛОВ: Все заросло кустарником, все заросло бурьяном, а раньше все обрабатывалось. Поэтому я сравниваю просто гравюры, которые художники, я не говорю о тех, которые выдумывали что-то потом, типа Альбреса, Адама, Фабер-дю-фора, те, которые рисовали на месте событий, так сказать. Так? А потом сравниванию, потому что я по многим этим местам проехался, сравниваю. Тогда все было гораздо более открыто, было хорошо видно. И вот я представляю себе Раевского, который со стен Смоленска видит перед собой огромные, гигантские массы войск, но нужно сказать при этом, эти массы войск не атаковали его. Они подходили, размещались вокруг города. Весь день 16 августа это была перестрелка передовых цепей русских егерей с французскими стрелками. Один раз маршал Ней… Но это вообще какой-то чудовищный эпизод, наверное, ну, может он не только во французской армии, но для французской армии он характерен. Маршал Ней решил провести рекогносцировку. Он близко подъехал к стенам, а в одном месте вот эта старинная крепостная стена, она как бы имеет разрыв и там земляное укрепление, так называемый королевский бастион, построенный в свое время поляками, земляные укрепления. Маршал недалеко к нему подъехал, и в этом время русские стрелки открыли по нему огонь, и пуля пробила ему воротник, воротник зацепила. И маршал Ней пришел в такое бешенство, он приказал батальону 46-го броситься в атаку и атаковать. Ну, а там было, понимаете, там было, если не ошибаюсь, 4 русских батальона артиллерии, и это крепость, вообще-то говоря. Ну, естественно батальон там потерял 100 человек и откатился назад.
С. БУНТМАН: Да. Ну, в общем, это очередная деталь, которая много говорит о маршале Нее.
О. СОКОЛОВ: О маршале Нее и о духе французских лозунгов. Вперед! Шарже! Предосабедесьон! И так далее. Ну, вот они естественно не взяли, а позже вот эта атака 46-го батальона линейного полка превратится в гигантский штурм крепости там и так далее. Это скорее просто, ну, я сказал, такая выходка Нея довольно странная и, в общем, немножко неразумная. Весь остальной день вот это была перестрелка передовых частей и развертывание артиллерии…
С. БУНТМАН: Какова была идея, французская идея…
О. СОКОЛОВ: Так понимаете, дело в том, что 16 августа Наполеон увидел, что, в общем-то, все, на этом весь его маневр как бы провалился, потому что…
С. БУНТМАН: То есть он уперся в Смоленск?
О. СОКОЛОВ: Он в Смоленске, значит, довольно серьезный гарнизон там крепости, а дальше уже на том берегу, вот на то плато, где… уже выходят русские войска. Уже выходят они. Уже все там. Уже Багратион разворачивается, а потом позже подойдет и Барклай уже в ночь с 16-го на 17-е августа. То есть вся русская армия там, на том берегу, то есть фактически весь его маневр, еще раз подчеркиваю, строился на том, что он возьмет… что Смоленск будет занимать, ну, что-то типа дивизии Багратиона… Ой, пардон! Дивизии Неверовского. Эту дивизию просто сметут, растопчут и выйдут в тыл русской армии, отрежут ее от Москвы и принудят ее к генеральному сражению.
С. БУНТМАН: Так это все? Это уже прошлое?
О. СОКОЛОВ: И это все провалилось. 16 августа даже Смоленск не атаковали, потому что, я так понимаю, что Наполеон, я не знаю… А что теперь делать? Делать-то было уже…
С. БУНТМАН: Надо было делать что-то.
О. СОКОЛОВ: Что-то было делать…
С. БУНТМАН: Надо было продолжать, потому что… Что здесь? Остановиться? Отступить? Уйти? Штурмовать?
О. СОКОЛОВ: Значит, он понимал дальше практически наверняка опять-таки не на основании каких-то мемуарах, на основании только приказов и тех рапортов, которые в этот день, видно, что Наполеон понимает, что русские очевидно не будут принимать генеральное сражение в Смоленске, что они очевидно уйдут. Но с другой стороны оборонять Смоленск они тоже не будут, потому что он понимал, Смоленск-то лежит с его стороны, а русская армия там. В общем, они из этого города уйдут. Но с другой стороны не атаковать Смоленск — это значит показать слабость перед лицом русской армии. А русским, тоже очень интересный момент, русским уйти из Смоленска — показать слабость перед французами, это бой… Вот фактически к 17 августа такое положение, или к 5 августа по старому стилю, такое положение, что обе армии вынуждены подраться, чтоб показать свою отвагу, и чтобы солдатам не было ощущения, что они стояли перед лицом противника и не осмелились с ним сразиться. То есть фактически бой 17 августа другого значения не имеет. Он имеет только психологическое сражение для обеих армий. Корпус Раевского поменяли на корпус Дохтурова, потом подбросят еще дивизию Коновницына, то есть гарнизон в Смоленске, точнее не гарнизон, а войска в Смоленске усилили, еще подвели кавалерию, которую поставили на левом фланге перед городом. Ну, это уже вообще совсем так для…
С. БУНТМАН: Насколько были затруднены подходы, вот эти маневры, смены разные? Насколько?
О. СОКОЛОВ: Все это легко довольно произошло. Там были наведены дополнительные мосты через Днепр, чтобы все это… То есть движения произошли довольно быстро. И вот действительно к утру 17 августа армия, не вся 175 тысяч человек, потому что корпус Богарне и корпус Жюно вестфальский, они были вообще… так и остались в стороне, то есть где-то порядка 140 тысяч человек французов стояло развернуто огромным амфитеатром вокруг Смоленска.
С. БУНТМАН: Да.
О. СОКОЛОВ: В Смоленске порядка 30 тысяч русских. А с другой стороны почти 100 тысяч стоит на огромном плато, и плюс еще Багратион был выдвинут немного восточней для того, чтобы прикрыть возможную попытку прорыва французов через Днепр. Вот такая позиция. То есть в этой ситуации говорят, что Наполеон надеялся, что русские выйдут из Смоленска и дадут ему генеральное сражение. Вы знаете, уже в 5 утра ему доложили о том, что видно русские войска, которые потянулись к востоку по дороге — это речь шла о Багратионе. И Наполеон очень мало надеялся на то, что русские дадут генеральное сражение, кроме того, представляете, как это… значит, с той стороны, с плато огромной массе войск, 100 тысяч человек, перейти по трем мостам узким достаточно, развернуться в узкой местности из укрепленного города, ну, это как-то странно. Ну, Наполеон, возможно, думал, ну, мало ли, может они все-таки… противник иногда и не такие ошибки совершает. Кто их знает? Но все-таки, скорее всего, он не атаковал. Он не атаковал до 2-х часов дня, до 2-3-х часов дня. Там немножко время различается в разных источниках. Так? Почему он не атаковал? Есть предположения… Это опять-таки предположения тех людей, которые… опять-таки это предположения, скажем так, французских архивистов начала 20-го века, что Наполеон предполагал, нельзя атаковать с утра, потому что в Смоленске все равно не возьмут… стены же не взять с ходу, для этого осада и так далее, то есть бой будет в течение 2-3-х часов за предместье. Дальше войска упрутся в стену. Если это провести с утра, этот бой таким образом, то тогда моральный эффект будет очень неприятный. Получится, что бой как бы проиграли. Предместье взяли, а город не взяли. Тыкаются, пыкаются и все. А если провести этот бой вечер, будет как бы ага, русских выбили…
С. БУНТМАН: Да, тут все. И здесь…
О. СОКОЛОВ: А тут и вечер, понимаете…
С. БУНТМАН: … перерыв на ночь.
О. СОКОЛОВ: Надо, ну, да, остановиться там и так далее.
С. БУНТМАН: Да.
О. СОКОЛОВ: Естественно.
С. БУНТМАН: Так, конечно, да…
О. СОКОЛОВ: То есть получается как бы эффект победного боя. Предместье взяли, то есть все знали, что предместье возьмут, потому что не могут русские 3 дивизии удержаться в предместьях перед массой войск, которая… на них 45 тысяч примерно движется, ну, 40-45 тысяч. Ну, 40, скажем так. Ясно, что их замнут в этих предместьях. Предместье возьмут. Это было понятно. И русские тоже это понимали. Но что стену с хода не возьмут, потому что стена идет мощная, она высотой там 12-13 метров, толщиной там 5 метров. Понимаете, пробить ее пушками с ходу того времени невозможно. Для этого нужна либо осадная артиллерия, либо долго-долго и упорно долбить. Вот. То есть это можно сделать, но не в течение там часа-двух. Понимаете? Для этого нужно определенное время.
С. БУНТМАН: Понятно. Да.
О. СОКОЛОВ: Вот поэтому было понятно, что бой будет происходить так. Поэтому, скорее всего, действительно, мне тоже кажется это предположение самым логичным, потому что Наполеон понимал да, русская армия отходит, но мало ли, все-таки какую-то глупость она совершит. Нет, глупости не совершили. Все стоит на месте. Ну, что ж? Значит, он не может не атаковать, потому что если он не атакует сегодня, а знает, он наверняка знает, русские ночью уйдут из города, потому что дальше им ловить там нечего, они уже начали отступление. Если он не атакует, все скажут: «Оп! Так что? Мы значительно слабее русских? Мы все время преследуем, мы им говорим, что мы уверены, что выиграем генеральное сражение, а здесь из-за какого-то арьергарда мы не атакуем?» Так? Значит, нельзя это. А русские генералы тоже понимают, если сейчас не будет какого-то боя…
С. БУНТМАН: Да.
О. СОКОЛОВ: … потом скажут: «Вы что же это Смоленск отдали без боя? Святыню русскую?! Сволочи!»
С. БУНТМАН: … это переломный психологический момент.
О. СОКОЛОВ: То есть обе стороны должны положить по 10 тысяч человек. Им так положено, понимаете, вот ради морального духа. Вот это позже начинают объяснять, что Смоленск там имел какое-то стратегическое значение. Стратегическое в этот момент он уже не имел. Русская армия стояла на том берегу Днепра, дорога на Москву была для них свободна. Наполеон уже имел Смоленск фактически в своей власти. Никакого дальше стратегического значения, вот я имею в виду чисто пространственного, бой за Смоленск не имел. Но моральное он имел гигантское значение. Бой за него должен быть. И в 2 часа дня взвились ракеты над французскими позициями сигнальные. И ринулись на штурм: слева, если смотреть французов, корпус Нея, в центре 3 дивизии корпуса Даву, справа две дивизии Понятовского, которые ломанулись сразу в предместье. Кстати, вот в русских источниках часто упоминается, что русские солдаты тоже, ну, как бы очень рвались в бой, и они часто атаковали, и приходилось их сдерживать. Это речь идет об утреннем бое, перестрелке. То есть когда была перестрелка, потому что все утро шла перестрелка, то есть войска стояли не в тишине, шла перестрелка, и вот небольшие такие броски, скажем так, русские егеря, действительно русские солдаты… Был очень высокий подъем боевой, и они тоже рвались в бой. Действительно их было… приходилось оттаскивать буквально назад, чтобы они далеко не увлеклись этим преследованием каких-то… Ну, а в 14 часов такая силища ломанулась, тут уже крыть было нечем. И предместья были Смоленска взяты в достаточно короткое время. А дальше, понимаете, французы разогнались, и они ткнулись в эти стены. Сумасшедшая отвага такая была, что поляки даже к стенам без лестниц бросились, которые вообще совершенно невозможно форсировать. Ну. естественно они понесли потери. Были отброшены. Но еще раз подчеркиваю, наступил вечер как бы. Понимаете?
С. БУНТМАН: Да. Вот тот самый вечер наступил.
О. СОКОЛОВ: Наступил вечер. Значит, французы положили кучу народу, русские тоже положили кучу народа. К вечеру выкатили пушки, которые стали бить по стенам. Эффекта никакого. Тогда стали бить французские артиллеристы по зубцам. А зубцы-то тоньше гораздо, и зубцы стало разбивать, и, так сказать, зубцы засыпали защитников, которые стояли под стенами. Вот. Ну, и кроме того открыли огонь гаубицы в город, и город загорелся. Таким образом, для французских солдат получилось впечатление: вечерний бой, город взят, точнее предместья взяты, а город, ну, вот сейчас обстреливают. Ну, а дальше время, надо бой завершать. Завтра продолжим. Таким образом, для французской армии возникло ощущение выигранного боя за Смоленск. Для русской армии все генералы могли отчитаться: город героически обороняли, но в виду, понимаете, — ну, что? — пятикратного превосходства…
С. БУНТМАН: Ну, вот буквально полминуты на то, что вот чем это все-таки кончается, чтобы нам провести путь дальше.
О. СОКОЛОВ: Ну, вот. И, значит, потери. Ну, естественно, если там в русской, советской литературе приводились потери французских войск в 20 тысяч человек — это потери взяты с потолка просто. Понимаете, там Глинке показалось, что французы потеряли 20 тысяч. Потери нужно брать только по сведениям той стороны…
С. БУНТМАН: Естественно.
О. СОКОЛОВ: И те и другие потери были примерно равные. Возможно французы чуть больше… Да, в общем-то, тоже я не вижу особой разницы, почему она должны быть больше, потому что отступление из предместья в узкие ворота тоже был не сахар. Понимаете? Обе стороны потеряли где-то по 7-8 тысяч человек примерно. Вот такие потери. И ночью русские оставляют город. То есть Смоленск оказался в руках французов.
С. БУНТМАН: Да, это один из поразительных все-таки эпизодов, тоже один из очень важных эпизодов, о котором рассказал нам сейчас Олег Соколов. Олег Валерьевич, большое спасибо!
О. СОКОЛОВ: Спасибо Вам!
