Бесцеремонный провинциализм

И. Аксаков

 

Европа мало знала русских до последней Восточной войны; она их боялась и ненавидела. С того же времени как русские нахлынули на Европу и наводнили ее собою, Европа узнала их покороче, и резуль­татом этого близкого знакомства вышло глубочайшее и всесовершеннейшее презрение.

Это презрение вполне заслужено русскими путешественниками, и Европу нечего винить за то, что она считает их представителями всей русской нации — интеллигенцией) русского народа! <…> И это презрение вызывается не варварством, не невежеством (путешест­венники не уступают своим образованием большинству францу­зов), не внешним неряшеством одежды и уклонением от моды (рус­ские одеваются лучше всех за границей и отступать от моды не сме­ют), не какими-либо особенными темными действиями, а именно безличностью, безнародностью или, вернее, с одной стороны — ду­шевным холопством, трусостью пред чужим мнением, ложным стыдом, вечною заботою походить во всем на иностранцев, низким искательством у иностранцев похвалы и милостивой улыбки, угод­ничеством, отсутствием всякой самостоятельности в мнениях и убеждениях; с другой стороны — чванством, хвастовством самым суетным, самого низкого качества, тщеславною расточительнос­тью, и — барством, нисколько не величественным, а пошлым, пош­лым до невыразимости!

Разумеется, мы говорим про большинство: есть и тут почтенные исключения. Впрочем, говоря вообще, что же и явили мы Европе, за что бы ей следовало уважать нас? Какую мысль, какое знание, какое открытие? Чем дарит Европу Россия? Да только балетными танцовщицами! Если не головою, так ногами мы действительно взяли! Зато как и услаждается национальное самолюбие русских патриотов при виде восторга, в который впадают иностранцы от искусства российских танцовщиц. Поблагодарим этих единствен­ных представительниц русского народа, вызывающих сочувствие Европы <…>.

Русские за границей — это мольеровский bourgeois gentilhomme, мещанин во дворянстве. Подобно тому, как последние стыдятся своей родни и отрекаются от своего происхождения, так и русские спешат осудить вслух иностранцам все русское, унижаясь, просят извинения для грубой народности русской и восхваляют все загра­ничное.

Где нет русских путешественников? По официальным данным, приведенным в одной из статей октябрьской книжки Русского ве­стника, оказывается, что в 1860 году отправилось за границу 275 582 человека. Страшная цифра! Какая местность необъятной Рос­сии не выслала сюда своих представителей! Уржум, Белебей, Стерлитамак, все уезды Оренбургской, Казанской, Вятской губернии потянулись в Париж, в Дрезден, в Баден. Помещики и поме­щицы, до старости лет дожившие в своих деревнях, на сытном хлебе, в барском неглиже, халатах, капотах и беличьих тулупах; потревоженные — как стая диких уток выстрелом охотника — от­меною крепостного права, поднялись стаей и опустились на Евро­пу. Можно было думать, что вот они-то, по крайней мере, явят иностранцам что-нибудь свое, оригинальное, — хотя бы и уродли­вое, — ничуть не бывало. Они действительно очень оригинальны за границей — но не самостоятельностью, а преизбытком душев­ного раболепства пред иностранцами вообще, пред французами в особенности. Смотришь и не веришь: какая-нибудь мамадышская барыня, весь свой век солившая грибы и расправлявшаяся по-бар­ски с мужиками, побывав в Париже, уж и жить-то не может без Парижа, и замечательно, что чем отдаленнее край России от Москвы и Петербурга, тем сильнее тянет помещика оттуда — именно в Париж.

<…> Мы хотели бы забыть, да, к несчастью, помним еще слиш­ком недавно раздавшиеся на сенатской трибуне слова двоюродного брата императора Наполеона во всеуслышание всего мира. <…> Он сказал, что «русские после Восточной войны явились целовать ру­ку, которая их била». И он — прав, вот что и ужасно. Он прав, пото­му что действительно таково было поведение русских путешествен­ников в Париже.

Письмо в редакцию «Дня» из Парижа 24 (12) марта 1863 // Полн. собр. соч. в 7 т. М, 1886. Т. 2. С. 98-101.