Бесцеремонный провинциализм
И. Аксаков
Европа мало знала русских до последней Восточной войны; она их боялась и ненавидела. С того же времени как русские нахлынули на Европу и наводнили ее собою, Европа узнала их покороче, и результатом этого близкого знакомства вышло глубочайшее и всесовершеннейшее презрение.
Это презрение вполне заслужено русскими путешественниками, и Европу нечего винить за то, что она считает их представителями всей русской нации — интеллигенцией) русского народа! <…> И это презрение вызывается не варварством, не невежеством (путешественники не уступают своим образованием большинству французов), не внешним неряшеством одежды и уклонением от моды (русские одеваются лучше всех за границей и отступать от моды не смеют), не какими-либо особенными темными действиями, а именно безличностью, безнародностью или, вернее, с одной стороны — душевным холопством, трусостью пред чужим мнением, ложным стыдом, вечною заботою походить во всем на иностранцев, низким искательством у иностранцев похвалы и милостивой улыбки, угодничеством, отсутствием всякой самостоятельности в мнениях и убеждениях; с другой стороны — чванством, хвастовством самым суетным, самого низкого качества, тщеславною расточительностью, и — барством, нисколько не величественным, а пошлым, пошлым до невыразимости!
Разумеется, мы говорим про большинство: есть и тут почтенные исключения. Впрочем, говоря вообще, что же и явили мы Европе, за что бы ей следовало уважать нас? Какую мысль, какое знание, какое открытие? Чем дарит Европу Россия? Да только балетными танцовщицами! Если не головою, так ногами мы действительно взяли! Зато как и услаждается национальное самолюбие русских патриотов при виде восторга, в который впадают иностранцы от искусства российских танцовщиц. Поблагодарим этих единственных представительниц русского народа, вызывающих сочувствие Европы <…>.
Русские за границей — это мольеровский bourgeois gentilhomme, мещанин во дворянстве. Подобно тому, как последние стыдятся своей родни и отрекаются от своего происхождения, так и русские спешат осудить вслух иностранцам все русское, унижаясь, просят извинения для грубой народности русской и восхваляют все заграничное.
Где нет русских путешественников? По официальным данным, приведенным в одной из статей октябрьской книжки Русского вестника, оказывается, что в 1860 году отправилось за границу 275 582 человека. Страшная цифра! Какая местность необъятной России не выслала сюда своих представителей! Уржум, Белебей, Стерлитамак, все уезды Оренбургской, Казанской, Вятской губернии потянулись в Париж, в Дрезден, в Баден. Помещики и помещицы, до старости лет дожившие в своих деревнях, на сытном хлебе, в барском неглиже, халатах, капотах и беличьих тулупах; потревоженные — как стая диких уток выстрелом охотника — отменою крепостного права, поднялись стаей и опустились на Европу. Можно было думать, что вот они-то, по крайней мере, явят иностранцам что-нибудь свое, оригинальное, — хотя бы и уродливое, — ничуть не бывало. Они действительно очень оригинальны за границей — но не самостоятельностью, а преизбытком душевного раболепства пред иностранцами вообще, пред французами в особенности. Смотришь и не веришь: какая-нибудь мамадышская барыня, весь свой век солившая грибы и расправлявшаяся по-барски с мужиками, побывав в Париже, уж и жить-то не может без Парижа, и замечательно, что чем отдаленнее край России от Москвы и Петербурга, тем сильнее тянет помещика оттуда — именно в Париж.
<…> Мы хотели бы забыть, да, к несчастью, помним еще слишком недавно раздавшиеся на сенатской трибуне слова двоюродного брата императора Наполеона во всеуслышание всего мира. <…> Он сказал, что «русские после Восточной войны явились целовать руку, которая их била». И он — прав, вот что и ужасно. Он прав, потому что действительно таково было поведение русских путешественников в Париже.
Письмо в редакцию «Дня» из Парижа 24 (12) марта 1863 // Полн. собр. соч. в 7 т. М, 1886. Т. 2. С. 98-101.