Алексей Тишайший
А нынешнего царя обрали на царство, а письма он на себя не дал никакого, что прежние цари давывали, и не спрашивали, потому что разумели его гораздо тихим, и потому пишется самодержцем и государство свое правит по своей воле.
Григорий Котошихин.
После смерти Михаила никаких проблем с наследованием на царском троне не было. Брачное счастье пришло к первому Романову не сразу. В 1616 г. он выбрал в жены дочь бедного дворянина Марью Хлопову. Мать царя категорически воспротивилась и помешала браку. Восемь лет спустя, в 1624 г., царь женился на дочери князя Владимира Долгорукого, которую также звали Мария. Она умерла через 4 месяца, видимо, была отравлена. Только в 1626 г. Михаил нашел, наконец, себе жену, которая всех устроила, дочь незнатного дворянина Евдокию Стрешневу. Она родила ему десятерых детей, но шестеро умерли в юности. После смерти царя оставались в живых наследник Алексей и три дочери — Ирина, Анна, Татьяна.
Алексей вступил на престол, как и его отец, в 16 лет. Современники удивлялись мягкому, доброжелательному характеру царя, и в русскую историю он вошел под именем Тишайшего. Письма Алексея Михайловича — он любил их писать и писал много — подтверждают впечатление тех, кто встречался с государем. Царское добродушие сменялось иногда вспышками гнева, но он проходил быстро. В пятилетнем возрасте царевича стали учить грамоте: первым чтением были часовники, псалтыри, деяния апостолов. Он не перестанет читать религиозные книги всю жизнь — глубокая религиозность, проявлявшаяся, в частности, в ревностном исполнении церковных обрядов, была одной из важнейших черт его характера.
Биографы упоминают, что в небольшой библиотеке будущего царя были среди религиозных книг лексикон и грамматика, изданные в Литве, а также «Космография» и «печатные листы», т.е. картинки. Они подчеркивают, что ребенком его и брата одели в «немецкое платье». Новые, нетрадиционные формы воспитания наследника были введены воспитателем, «дядькой», как он официально назывался, боярином Борисом Морозовым. После восшествия на престол Алексея Морозов в течение долгих лет был главным советником царя. Отношения между монархом и советником были очень дружеские, что вообще было характерно для Алексея: он очень привязывался к близким людям, с трудом расставался с ними, даже когда этого требовали обстоятельства. Обладая созерцательной, пассивной натурой, он легко поддавался влияниям, чем, как правило, советники пользовались. Соглашаясь с мнением современников, в первую очередь иностранцев, Сергей Соловьев считает Бориса Морозова умным правителем, который, как выражается историк, «не сумел возвыситься до того, чтобы не стать временщиком».
Умный, образованный для своего времени, не только много читавший всю жизнь, но и писавший — ему принадлежит книга о соколиной охоте, которой он очень увлекался («Урядник сокольничья пути»), отрывки воспоминаний о польской войне (начатые и не законченные), опыты версификации, — Алексей Михайлович правил московским государством в тяжелые времена. Его называли Тишайшим, но вторая половина XVII в. была на Руси необыкновенно шумной. Царствование сына Алексея — Петра Великого — затмит годы правления отца. Но по своему значению в русской истории они, возможно, не менее важны. Во всяком случае, бесспорно, что без успехов, достигнутых в царствование Алексея, реформы Петра I были бы невозможны.
Относительность понятия «успех» не нуждается в доказательствах. В истории это особенно очевидно: вчерашний успех оказывается завтрашней неудачей — и наоборот. Московское государство при Алексее ведет бесконечные войны, в большинстве своем неудачные, его потрясают бунты, мятежи, восстания, налоговый гнет давит все сильнее и сильнее, православная церковь переживает самое тяжелое испытание в своей истории. И одновременно, несмотря ни на что, Москва становится сильнее и сильнее. Могучие соседи. Речь Посполитая и Швеция, которые в начале века, казалось, подписали ей смертный приговор, слабеют и к началу будущего века перестанут быть значащими факторами в истории Европы.
В самом начале XVI в. предсказание монаха Филофея (Москва — третий Рим) было выражением безумной мечты, иррациональной веры в Божественное предназначение, в избрание столицы небольшого княжества, затерявшегося в лесах, центром истинно христианской империи. В XVII в. после всех потрясений, пережитых московским государством, появляется материальная основа, позволяющая верить в возможность реализации пророчества.
Историки, философы, социологи, идеологи давали множество разных объяснений. Особенности русской истории и русского характера находили в географии (пространство и климат, лес и реки), в этнографии (смешение славян, финнов, татар), в геополитике (месторасположение в Евразии). Общий знаменатель разнообразных историософских теорий: выделение как важнейшего фактора феномена отношений между государством и подданными. Василий Ключевский изложил русскую историю в лаконичной формуле: государство тучнело, народ хирел.
Взгляд Ключевского не вызывал и не вызывает возражений. Меняются, в зависимости от взглядов историков, оценки: одни считают, что рост силы государства — это успех, несмотря на хирение народа. Другие, это были, прежде всего, советские марксисты, одинаково высоко ставившие государство и народ, видели в классовой борьбе один из инструментов усиления государства. Николай Бердяев, констатируя «духовный провал идеи Москвы как Третьего Рима», объясняет его тем, что «идеология Москвы как Третьего Рима способствовала укреплению и могуществу московского государства, царского самодержавия, а не процветанию церкви, не возрастанию духовной жизни»28.
Николай Бердяев, можно сказать, перефразирует Ключевского: государство тучнело, духовная жизнь хирела. Возникает вопрос, почему так происходило? И на этот вопрос есть много ответов. Прежде всего — мессианский. Люди Московского царства, — пишет Н. Бердяев, — считали себя избранным народом. Философ добавляет: «Русское религиозное призвание, призвание исключительное, связывается с силой и величием русского государства, с исключительным значением русского царя»29. Дореволюционные историки объясняли необходимость могучего государства необходимостью защиты от иноземных захватчиков, неизбежностью сильного государства на евразийской равнине. Советские историки, называвшие централизованное государство прогрессивным, ибо более сильным, чем раздробленное, видели его миссию в строительстве социализма.
Во второй половине XIX в. историк Иван Забелин подробно изложил идею «родового начала» как объяснение русского отношения к самодержавию, к государству. Он начал со ссылки на Григория Котошихина, который, объясняя, почему иностранным послам никогда не разрешали передавать подарки своих монархов русским царицам лично, писал: «Для того, что московского государства женский пол грамоте неученые, и не обычай тому есть, а породным разумом простоваты, и на отговоры несмышлены и стыдливы: понеже от младенческих лет до замужества своего у отцов своих живут в тайных покоях, и опричь самых ближних родственных, чужие люди, никто их, и они людей, видети не могут»30. И. Забелин видит в описании положения женщины в русском обществе характеристику самого общества, состояние его умственных и нравственных сил, состояние его образованности и гражданской свободы. Историк рассуждает: отчего такому обществу быть гораздо умным и смелым, т.е. свободным, когда оно неученое, умственно неразвитое; когда от младенческих лет и до старости оно живет в тайных покоях, т.е. во всякой умственной и нравственной опеке и цензуре и никогда и ничего не видит, т.е. ничего не знает кроме самых ближних, родственных учений и наказаний Домостроя. Содержание общества, как и женщины в тереме, закрытым, объясняет, «отчего в нем не действует живая сила человеческой свободы и нет в нем развязных свободных движений ума и воли»31.
Иван Забелин пишет это во второй половине 60-х годов XIX в., в эпоху великих реформ, которые меняли жизнь общества, пробуждали «развязные свободные движения ума и воли». В поисках причин, объяснения характерных особенностей русского общества, человека и государства, историк обращается к древнейшим временам и обнаруживает семью семей, т.е. род, как первоначальную клетку древнего русского общества. Поэтому древняя власть была власть по преимуществу родовая. В семье управлял и властвовал отец, родитель властвовал в роде. Он же властвовал в государстве: «Где бы, в какой бы форме родовая власть ни возникала, она везде и всегда была властью отеческой со всеми своими свойствами: с одной стороны, с непомерной жестокостью безотчетного произвола; а с другой — с той любовной родственностью в отношених, которая всегда ставила ее в непосредственные родственные, братские отношения к подвластной среде»32.
Родовые отношения — это отношения отца и детей, опекуна и опекаемых. Это было, — пишет И. Забелин, — «начало нашего развития, такое крепкое начало, по которому русский народ даже и до сих пор понимается и ведется как малолеток, недоросль, требующий на всяком шагу, во всех его жизненных стремлениях и движениях неусыпных забот и попечений родительских». И. Забелин пишет «до сих пор» в 1869 г. Он мог бы повторить эти слова более столетия спустя: родовое начало остается, как писал автор «Домашнего быта русских цариц», «нашим нравственным и политическим бытовым воздухом, которым мы жили, дышали в течение всей нашей истории»33.
Характер родовых отношений определяет принципиальное различие русского общества от западного. Родовой дух препятствует строгому распределению, разграничению прав, все сливается в одну нераздельную массу родства. Личность понимается только по отношению к отцу: старше или младше. Общество на Западе, пишет И. Забелин, является «совокупностью независимых друг от друга равноправных личностей, у нас совокупностью родни»34. Историк иллюстрирует свою мысль примером. Идеалом западного средневекового общества был рыцарь: он становился рыцарем не потому, что его посвящали в это звание, а потому, что личными качествами и доблестями он воплощал идеал достойного человека. На Руси «идеал хорошего достойного человека личность искала не в себе самой, а в своем отечестве, в своем роде, в своем родовом старшинстве»35. По нашим старым понятиям, — объясняет И. Забелин, — человек почитался в обществе достойным не потому, что на самом деле высок был своими нравственными или умственными качествами или какими заслугами и доблестями, а прежде и первее всего потому, что высок был своим родовым старшинством, т.е. старшинством своего рода или старшинством в своем роде»36. Место в обществе человеку указывали его род, его отечество, а не личные заслуги, таланты или доблести. Это значило также особое понимание чести. Рыцарская честь строго охраняла неприкосновенность личности. Честь рыцаря лежала в идее собственного достоинства. Честь русской личности лежала в идее достоинства рода или отечества. И. Забелин высказывает предположение, что само слово честь происходит от слова «отчить», т.е. относиться к человеку, как к отцу, воздавать человеку отеческое уважение. В связи с этим для русского боярина не было никакого бесчестия в наказании, которому его мог подвергнуть государь, воплощение отца.
Иван Забелин отвергает предположение, объяснение, даваемое некоторыми русскими историками, что московское самодержавие было «татарской идеей», формой власти, принесенной и навязанной Батыем. По его мнению, «самодержавие в своей самовластной форме XVI и XVII вв. явилось роскошным цветом, плодом именно родовой культуры, которая заботливо воспитала нас с самых первых времен нашей истории»37.
В царствование Алексея Тишайшего, длившееся 31 год, произошли события исключительной исторической важности: Украина перешла «под руку» московского царя; православная церковь раскололась на сторонников реформы патриарха Никона и на «старообрядцев», верующих, отказавшихся принять нововведения. Кроме того, государство вело войны с Речью Посполитой, Швецией, Турцией. На фоне этих событий шло усиление самодержавной власти, которая крепла в условиях глубокого социального кризиса.
