Александр II. Часть 3

Аудио-лекции Александр II, Монархия, Романовы

Стенограмма передачи “Не так” на радиостанции “Эхо Москвы”

22 июня 2002 года.
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» Леонид Ляшенко — историк.
Эфир ведет Сергей Бунтман.

С. БУНТМАН Мы продолжаем говорить об эпохе Александра II. Мы подошли к обществу, которое очень сильно изменилось в александровскую эпоху, и в связи с реформами, и само по себе. Что все-таки было первично? Про «яйцо и курицу» давайте еще раз скажем.
Л. ЛЯШЕНКО Во-первых, когда мы говорим об обществе, то мы имеем в виду политически активное меньшинство населения, которое даже к концу XIX века составляло максимум 200 тыс. человек. Это 0,2% от населения вообще Российской империи, тогдашней. А изменило общество, честно говоря, многое, потому что как раз накануне александровских преобразований сам социальный характер общества меняется. Из дворянского оно превращается сначала в дворянско-разночинное, а потом и просто в разночинное. А разночинец в России это ведь слой очень своеобразный, социально ущербный и культурно ущербный. И поэтому не измениться общество не могло. И вот что интересно: что общественная жизнь в 60-70 годах XIX века свелась не столько к обсуждению реформ, к продолжению реформ, к каким-нибудь призывам продолжать реформы, сколько к схватке революционеров и правительства, к сожалению. Об этом у нас, собственно, и пойдет речь сегодня.
Но все-таки надо сначала сказать, что другие общественные лагеря делали, чем они были заняты. Консерваторы по-прежнему спорили внутри себя по поводу того, что такое российская монархия. С точки зрения одних, это был живой изменяющийся организм. И именно поэтому, приспосабливаясь к меняющимся историческим условиям, монархия и прожила сотни и сотни лет и продолжала жить. А с точки зрения других, монархия как раз была сильна тем, что не менялась вообще, приспосабливая исторические обстоятельства к себе.
С. БУНТМАН И тоже поэтому устояла?
Л. ЛЯШЕНКО И поэтому устояла, и поэтому любые реформы это предательство традиций, монархии, монархических принципов. Вообще говоря, между двумя этими точками зрения, консервативными, правительство Александра-то и металось, меняться или не меняться, насколько меняться, до каких пределов. В либеральном лагере вообще произошла парадоксальная ситуация. Либералы в это время, в 60-х годах, в начале 70-х годов были вынуждены отказаться от своей программы. Потому что практически все требования либеральной программы выполняло правительство: отмена крепостного права, изменение суда, местное самоуправление, военная реформа, цензура и прочее. На критике методов реформ, вообще, политического капитала большого не наживешь и большого количества сторонников тоже не получишь. И у либералов оставался один козырь в рукаве, но он всегда оставался в рукаве. Это Конституция. В начале 60-х годов либералы сами снимают этот лозунг как несвоевременный, с одной стороны, чтобы не спугнуть правительство, которое идет по пути реформ, а с другой стороны, они понимают, что Конституция, парламент в России в этот момент может быть только дворянской. А поэтому вместо сосуществования, перемирия межсословного получено, наоборот, усиление сословной розни. Опять дворянство будет ненавидимо всем остальным населением и всеми остальными слоями населения. Лозунг Конституции они снимают, но, что интересно, этот лозунг тут же выдвигают консерваторы, реакционеры. Почему и как, если можно, чуть позже.

Общественное движение это ведь движение интеллигентское. Это не секрет и это понятно всем, и в этом не было ничего необычного. Правда, ведь что такое интеллигенция, тем более, российская интеллигенция XIX века споры до сих идут, и в последнее время даже становятся все острее. Мы-то привыкли к тому, что российская интеллигенция XIX века это объединение наиболее мыслящих, совестливых, образованных людей. Но ведь есть точки зрения, которые называют интеллигенцией просто людей, которые, в той или иной мере, оппозиционны к правительству. А есть, вообще, точка зрения очень специфическая, на мой взгляд, но интересная, которая говорит, что вообще ничего Россия не изобретала, и российская интеллигенция это совсем не наше изобретение, интеллигенция существовала с Древней Греции. Просто это два слоя: один слой это эксперты, которые вырабатывают проект национального развития, а другой слой это проводники в жизнь этих планов. Это инженеры, врачи, учителя.
С. БУНТМАН Это функционально как-то получается, профессионально-общественно.
Л. ЛЯШЕНКО Да, конечно.
С. БУНТМАН Но феномен русской интеллигенции все-таки, наверное, существует.
Л. ЛЯШЕНКО Конечно.
С. БУНТМАН Потому что здесь связано очень многое, это не просто интеллектуал, не просто человек, занимающийся умственным трудом или общественным развитием, но это еще и человек, занимающий определенную позицию.
Л. ЛЯШЕНКО Конечно. И нравственную, и политическую, и какую угодно определенную позицию. Но особенность заключалась в том, что российская интеллигенция была объединением довольно разобщенным, раздробленным, разошедшимся по своим общественно-политическим квартирам, и еще и в этих квартирах постоянно устраивающим какие-то склоки, разборки. То есть еще и внутри консервативного, либерального, революционного лагеря они дробились. Вообще, интеллигентское движение в этот период необычайно индивидуализировано. Потому что даже, скажем, славянофил Самарин ни в чем не походил на славянофила Аксакова, хотя оба были славянофилами. Западник Чичерин ни в чем не походил на западника Кавелина, хотя оба были западниками. Революционер Герцен и революционер Чернышевский не секрет, что это люди, не нашедшие общего языка, даже когда Чернышевский приехал к Герцену объясняться в Лондон.
С. БУНТМАН Может быть, с одной стороны, сильно индивидуализированное, а с другой стороны, слишком широкие термины, которыми определяются? Термин «славянофил», термин «революционер», термин «западник». И отсутствие какой бы то ни было партийной жизни, даже намека на партию.
Л. ЛЯШЕНКО Да. Во-вторых, ведь что произошло в александровскую эпоху? Говорят, что интеллигенция и вообще Россия переходит к реализму. Но это был очень странный реализм, который не хотел обращать внимания на то, что происходит в мире. Вся Европа начинает трезвыми глазами смотреть на капитализм, капиталистические порядки, начинает работать над усовершенствованием этих порядков. В России абсолютно антикапиталистические настроения, хотя мы не знаем, что это такое, вообще, капитализм. Но мы уже против. Причем все, кроме западников.
Далее надо сказать, что дворянская элита в этот момент как раз начинает терять свои позиции, уходить с политической арены. Элиты буржуазной в России нет. Она еще и не сложилась, и не сформировалась, и не объединилась, и не выработала своих социальных требований. И, стало быть, на первый план выходит чистая интеллигенция, ни буржуазная, ни дворянская, а разночинная, которая вроде бы представляет интересы всей нации, всего народа. Ей так кажется, во всяком случае, и она громко об этом заявляет.
С. БУНТМАН Причем, прежде всего, того народа, который безмолвствует в общественном смысле.
Л. ЛЯШЕНКО Конечно. И в России получилась вещь, которую, честно говоря, до этого мы не встречали нигде. Интеллигенция становится не только разработчиком планов национального развития. Это ей свойственно, это ее дело. Но она становится и реализатором этих планов. А это уже страшно. Интеллигенция, как вы понимаете, лицо не материально ответственное в обществе. И когда она начинает реализовывать планы, она их реализует, исходя из своих умствований, из своих планов и придумок, совершенно не считаясь с тем, реально это или нереально. Естественно, не считая ничего экономически. И, главное, не обращая внимания, востребовано это страной или нет, понятно населению или непонятно то, что они предлагают. Мы прекрасно знаем, что деспотизм и рабство два самых страшных бича России не изживаются крайними направлениями и лагерями. Даже если один из них побеждает, то через какое-то время все равно все возвращается на круги своя, и начинается с нулевой точки отсчета опять путь куда-то. Этот деспотизм общественные лагеря изживать-то, по сути дела, не хотели. Революционер Михайловский, народник, идеолог народничества. Я процитирую коротенько. «Свобода есть великая и соблазнительная вещь. Но мы не хотим свободы, если она, как это было в Европе, только увеличит наш вековой долг народу».
Отказ от свободы, от защиты прав личности, от свободы общественных групп и группировок это самое страшное, что может быть в общественном движении. А ведь отказывались не только революционеры. Снимая лозунг Конституции, либералы ведь отказывались от свободы тоже, потому что свобода, защита личности возможна только в конституционном государстве, только в парламентском. И это было самым страшным, самым неприятным. А что отсюда шло, из всего, о чем мы говорили? Утопия. Вернее, утопии. Потому что мы обычно чаще говорим: «вот, народники, утопические планы, крестьянство, вроде бы социалисты, а они никакие не социалисты». Все это так. Но ведь не только народники занимались утопией. А славянофильская утопия чем лучше? Что можно было построить, какое государство, реально опираясь на славянофильские разработки, планы? А утопия чем страшна? Тем, что человек, ее разработавший, ничего не хочет уступить. Он считает, что он для людей как Прометей принес огонь, и ни одного уголька из этого огня отнять нельзя, иначе людей обделишь. И каждый защищал свою утопию и свой план с такой яростью, что дискуссии превратились в проламывание черепов.
С. БУНТМАН То есть это отсутствие возможности какого бы то ни было диалога?
Л. ЛЯШЕНКО Конечно.
С. БУНТМАН И диалога политического. Но все-таки можно сказать, что здесь сама интеллигенция, витая в этих эмпиреях, берет на себя ответственность за многое. Но дело в том, что здесь есть и объективный момент: отсутствие какой бы то ни было структуры для общественной жизни, для ведения той самой дискуссии, то есть рамка, если нет рамки, то, конечно, все за рамками находится.
Л. ЛЯШЕНКО Я как раз хотел к этому перейти. Но чтобы закончить, одно такое наблюдение было кем-то сделано, очень хорошее, не могу его не привести. Что в 60-х годах наступила очень странная эра в России, свободная по форме и деспотическая по духу. Причем деспотизм общества был ничуть не лучше, чем деспотизм правительства. Общество тоже давило на всех и каждого, заставляя принимать ту или иную концепцию, те или иные выводы, ту или иную манеру поведения, моду одежды, прически и т.д. И революционеры или либералы ведь действительно называли тех, кто доволен тем, что делает правительство, «ретроградами», «рептилиями», «динозаврами» и т.д. А в ответ получали: «палачи», «робеспьеры», «кровопускатели». То есть, вообще, даже не ощущалось намека на политический центр. Шло столкновение двух действительно могучих, по тем временам, армад, а чего-то, их примиряющего или смягчающего их удары друг другу, вообще не было. Но Вы совершенно правы, Сергей, что, конечно, интеллигенция не сама по себе была такой умалишенной в России, стала такой психически несколько неуравновешенной. Нет, конечно, вина правительства огромна. И, вообще, в исторических условиях, в которых интеллигенция складывалась…
С. БУНТМАН Я бы не говорил о вине правительства, о сознательной. Я не уверен, что какое бы то ни было правительство могло оперативно создать рамки для общественной жизни.
Л. ЛЯШЕНКО Оперативно, конечно, нет. Но, тем не менее, ведь правительство Александра II вызвало эту самую общественную инициативу своими реформами, своей «оттепелью» политической. Но использовать эту инициативу хоть как-нибудь оно не пожелало. Мы с вами говорили, это не секрет, что реформы носили верхушечный, бюрократический характер. Реформы шли сверху вниз, проводились при помощи бюрократического аппарата. И Александр Васильевич Сухово-Кобылин, знаменитый наш драматург, бросил совершенно чудесную фразу, которая не только для XIX века годится. «Рак чиновничества, разъявший в одну сплошную рану тело России, едет на ней верхом и высоко держит знамя прогресса». То есть знамя прогресса действительно держит в руках чиновничество, бюрократия. А общество даже в том небольшом плане, скажем, как советовал Алексей Константинович Толстой, «повесить «Станислава» им каждому на шею», не в том смысле, чтобы каждого орденом наградить, а чтобы дать работу какую-то, чтобы потом можно было наградить за выполненную работу и орденом, даже так не использовалось, даже на этом уровне. Общество очень резко взрослеет в ходе реформ, а его держат на помочах, как младенца, и ничего не дают ему, ни вправо, ни влево, ведут и ведут. Причем ведут люди, которых общество часто не уважает. Одно дело, Николай Милютин или Дмитрий Милютин.
С. БУНТМАН Непосредственные авторы реформ.
Л. ЛЯШЕНКО Да. И совсем другое дело, Дмитрий Толстой или другие, которые просто душили, все это уводили в сторону и т.д. И поэтому это столкновение правительства и общества было неизбежным. Другой вопрос, насколько острым могло и должно было быть это столкновение. И поэтому либералы и говорили, что «мы готовы столпиться вокруг трона». Не потому что они такие послушные граждане. Они понимали, как опасно не столпиться вокруг трона, как опасно пытаться этот трон подгонять топорами, вилами или чем угодно. Ни в коем случае. И зачем подгонять? Он и так идет постепенно. Кто-то из либералов говорил, Александр II предложил перманентную эволюцию. Перманентная эволюция это то, что и нужно государству.
С. БУНТМАН В принципе, да, другое дело в масштабах и в темпах. Потому что, если это перманентная эволюция, на каждом своем этапе упирается в какую-то плотину, которую сама же и создает, и начинает расползаться, уже теряет очертания свои. Это как раз и ловит любой экстремист и переходит к делу.
Л. ЛЯШЕНКО Он даже и не ловит. Его просто подталкивают к этому.
С. БУНТМАН Опять мы несколько пришли к тому, что за перехлест и за то, что общество уже потихоньку начало выходить из каких бы то ни было рамок, общественное движение, все-таки здесь вина равная.
Л. ЛЯШЕНКО Конечно.
С. БУНТМАН И существуют исторические условия, которые этому способствуют.
Л. ЛЯШЕНКО Вообще, в истории очень трудно одного виноватого найти.
С. БУНТМАН Да, и это бесполезное занятие. Во всяком случае, мы должны констатировать тот факт, что революция, экстремизм это оборотная сторона тех же самых реформ, но вполне можно избежать, но не об сейчас этом речь. Как это происходило, другое дело.
Л. ЛЯШЕНКО Но в конкретных исторических условиях.
С. БУНТМАН Совершенно верно. О том, как это происходило в тех конкретных исторических условиях, что собой представляли движения и кружки, и как это все выплеснулось и превратилось в охоту на царя, (не только на царя, но все-таки главный объект это император), во второй части программы, после кратких новостей.
—
С. БУНТМАН Переходим уже к серьезным молодым людям.
Л. ЛЯШЕНКО Переходим к революционерам, к революционному лагерю. Тут вот что интересно. Два десятилетия, 60-е и 70-е годы, два основных десятилетия правления Александра II, революционный лагерь повторяет в каждом десятилетии все сначала, друг друга. Посмотрите, скажем, в 60-е годы. Кто тут основные действующие лица? Конечно, еще Герцен, во всяком случае, до польского восстания 63 года, когда его влияние начинает падать. Герцен, который, конечно, являлся революционером, то есть признавал революцию как метод действия. Но считал, что, вообще говоря, если можно без нее обойтись, то это лучше для страны, потому что в ходе революции слишком велики потери людские, материальные, нравственные…
С. БУНТМАН Любые.
Л. ЛЯШЕНКО Да, любые потери. Чернышевский, человек, который считал, что только с помощью революции можно добиться установления справедливого строя. Но как абсолютно трезвый политик, понимал, что революции по заказу не делают, что должны созреть условия, масса условий экономических, политических, каких угодно, прежде чем революция действительно станет возможной. И отсюда его знаменитый роман «Что делать», который до сих пор очень часто преподают в школах, как радостный гимн социализму, на самом деле надо преподавать, как трагедию революционеров, которые пришли не вовремя, и в конце романа их «дама революции» в траурных одеждах провожает, что «ребята, все, вы сходите, а ничего вы не увидели». Но у нас предпочитают в нем видеть все какого-то такого оптимиста, не очень разумного.
С. БУНТМАН Это с точки зрения как бы построенного социализма можно было, конечно… не без недостатков, но вполне оптимизм.
Л. ЛЯШЕНКО Да. И эти две крупные фигуры, до поры до времени, к сожалению, очень до поры, верховодили или руководили революционным движением в России. Потому что это были действительно вожди, и общепризнанные. Но эти люди ведь сдерживали этот экстремизм молодежи, это желание сделать все сейчас же и вопреки всему, всем обстоятельствам. И что получилось? В 62 году в результате появления совершенно глупой прокламации «Молодая Россия» и совпадения появления этой прокламации с пожарами (вообще говоря, засушливая была весна) вспыхнули пожары в Петербурге и в Москве, в Поволжье. И полиции стало выгодно и удобно представить это широким заговором революционеров против правительства. Они представили. Причем полиция знала авторов прокламации, но их не тронули и за прокламацию не наказали. А наказали Чернышевского и весь круг журнала «Современник», который собрался вокруг Чернышевского. Из политики изъяли трезвых людей. И что получили? Да, победили сильного противника. Да, отправили его в Якутск, Вилюйск. Что получили? Получили тут же Ишутина, а следом за тем Нечаева, которые уже ни на что вообще не смотрели, ничего не брали в расчет. Они считали, что долг революционера, совесть революционера требует действия немедленного. Если ты революционер, ты должен немедленно действовать и бороться с этим строем. Они и начали бороться.
А кто главный враг революционера и кто главная фигура этого строя? Император. И отсюда появляется Каракозов с его выстрелом в 66 году, совершенно непонятным стране и совершенно безумным выстрелом в Александра II на выходе из Летнего сада. И этого момента, с 4 апреля 1866 года начинается охота на царя, хотя на самом деле настоящая охота, облава началась гораздо позже. Но, тем не менее, впервые в России стреляют в монарха, причем стреляет человек из общества, пытается убить монарха. Не его окружение, не в результате дворцового заговора, а стреляет человек, который называет себя социалистом, является, в общем-то, дворянином. И главное, что потрясло Александра II, когда он подошел к Каракозову после того, как его схватили, и спросил: «Каковы мотивы Вашего поступка?», Каракозов ему ответил: «За обман народа реформами». Этого Александр не ожидал никак. Он всегда думал, что реформа, особенно крестьянская это повод, для того чтобы в анналы истории золотыми буквами его имя занесли, а «за обман народа» это было довольно страшно и неприятно. Естественно, что началось следствие, что начались аресты. Это все понятно. Каракозова очень быстро осудили и повесили, но ведь это ничего не изменило.
Более того, приходит Нечаев, по сравнению с которым ишутинцы кажутся детсадовскими детишками. Нечаев, который приносит в общественное движение России две вещи страшные. Во-первых, аморальность как политику с его «катехизисом революционера». И, во-вторых, то, что мы называли во времена советские «демократический централизм»: меньшинство подчиняется большинству внутри партии, организации. До этого Россия об этом не слышала. И декабристы каждый имел свое мнение, и никак большинство не влияло на него, да и в любой организации, кружке ни о чем подобном речи было не могло. У Нечаева было это. Что Нечаев сделал революционного, я, честно говоря, сказать не могу. Потому что кроме как подлога, шантажа, фиктивной женитьбы с целью получить наследство за невестой, подготовки убийства родных отцов некоторых членов организации с тем, чтобы получить наследство, и, наконец, убийство своего же Иванова, члена организации…
С. БУНТМАН Это самое яркое событие.
Л. ЛЯШЕНКО …собственно говоря, нечаевцы больше ничего и не сделали. И этот разгул экстремизма, а не революционности и не социалистичности, а экстремизма настоящего в конце 60-х годов обернулся тем, что в 70-х годах революционный лагерь начинает как бы с нуля. То есть со студенческих кружков, кружков самообразования сначала, затем эти кружки постепенно становятся кружками агитаторов и пропагандистов. Потом, после того как они пошли в народ, как известно, причем ничего они правительству не могли этим хождением плохого сделать. А репрессии, которые обрушились на ходивших в народ, с их деяниями никак не соотносятся. Потому что было арестовано 1,5 тыс. человек по России, и 80 с лишним человек в одиночках умерли, сошли с ума, пытались покончить жизнь самоубийством и т.д. И когда их через 3 года после одиночек вывели на суд, они уже были героями общества, невинно пострадавшими. И они действительно были невинно пострадавшими, в общем-то.
С. БУНТМАН То есть точно такая же совершенно неадекватная реакция власти, как и в том случае с прокламацией, и с уничтожением этого разумного слоя?
Л. ЛЯШЕНКО Конечно. И после Александр II и вся Россия получает сначала действительно настоящую подпольную организацию «Земля и воля», которую Ленин недаром называл лучшей по организованности и по уровню конспирации. Это совершенная правда. Но «Земля и воля» это еще была организация все-таки пропагандистов и агитаторов. Но, поскольку им опять-таки, как мы уже говорили, не дают вообще никак себя реализовать и проявить, им не дают поговорить с народом, доказать свою правоту или неправоту, ничего не дают. Их арестовывают, опять ссылают, административно, без суда высылают. Они раскалываются, и появляется «Народная воля», организация, которая сделала террор методом переустройства общества. И это было уже совсем ужасно. Почему? Потому что индивидуальные покушения на монарха это плохо, но еще туда-сюда. Потому что за ними не стоит еще никакой идеологии. А террор как метод переустройства общества здесь уже никаких компромиссов не может быть, никакой договоренности с правительством, здесь уже только кровавая вооруженная борьба. И «Народная воля», в 1879 году образовавшись, сразу же берет «быка за рога», и поздней осенью 1879 года, в октябре-ноябре организует взрыв царского поезда. Сначала они хотели сделать это на Украине, там почему-то не удалось. То ли провода отсырели, то ли их перерезал кто-то, потом, уже при советской власти, судили Окладникова, одного из членов этой террористической группы, за предательство. И удалось взорвать царский поезд на Рогожско-Симоновской заставе, то есть на «Серпе и молоте» нынешнем, с Софьей Перовской, с Гартманом, прокопав из подпола домика, снятого ими, под железнодорожную насыпь лаз, страшный совершенно, длинный. Они же не были шахтерами, не знали вообще, как открепить, и все это дрожало все время. И залезая в этот лаз, те, кто должен был копать, брали с собой цианистый калий, чтобы, если засыплет, тут же, не мучаясь, покончить жизнь. Но, так или иначе, взорвали. Но что интересно? Поезд царский они пропустили, у них были всяческие технические ошибки. Взорвали они поезд свитский, причем очень удачно, без человеческих жертв, что крайне редко бывает при взрыве железной дороги. Они взорвали вагоны, в которых ехала еда для царской кухни. И поэтому образовался «винегрет» на рельсах, но более ничего не было. Но что интересно? После этого Катков объявил в своей газете и журнале сбор средств на постройку часовни в честь избавления государя-императора от этой напасти. За год было собрано что-то около 20 руб. 30 коп.
С. БУНТМАН То есть общество абсолютно не настроено.
Л. ЛЯШЕНКО Совершенно нет.
С. БУНТМАН Находится в состоянии поддержки экстремизма.
Л. ЛЯШЕНКО Здесь наплыв и взрыв патриотизма, который вызвал выстрел Каракозова в императора, тот взрыв патриотизма, который вызвал взрыв Березовского в Париже, поляка в Александра II теперь ничего похожего совершенно нет. То есть его оставили один на один с этой самой «Народной волей». И поэтому уже никого, наверное, и не удивило, (или я не знаю, может и удивило, но несильно), когда Халтурин взорвал столовую в Зимнем дворце, натаскав туда динамита постепенно. Вообще говоря, когда смотришь документы, посвященные этому взрыву, остается удивляться, почему Александра II не шлепнули в Зимнем дворце раньше. Потому что охрана там была весьма своеобразная, паспортного режима не существовало, охранники больше надеялись на свою зрительную память, чем на какие-то бумажки. И туда водили служащие Зимнего дворца родственников просто так, отметить день рождения. Очень удобно: погреб внизу, кухня рядом, все очень прилично.
Воровство в Зимнем дворце было такое, что Халтурин, когда выходил на встречу с товарищами, должен был все время что-то прихватывать из Зимнего дворца, чтобы не выделяться. Какие-нибудь там предметы от сервиза: ложечки, чашки, плошки. И поэтому этот взрыв, конечно, был неожиданным и страшным. Впервые дома взрывают монарха. Но опять монарх уцелел, правда, пострадало на этот раз более 50 солдат охраны, обслуги, лакеев. Монарх задержался, в столовую не успел войти, когда там произошел этот взрыв. Но все это его уже не спасало. И даже Конституция Лорис-Меликова, генерала, диктатора российского, который был призван все это угомонить, задушить или как угодно извести эту заразу, революционную и террористическую, и он предложил конституционный проект, предконституционный, по нашим меркам, и этот проект был принят и подписан Александром II, он должен был 3 марта в газетах быть опубликован, но он не успел быть опубликованным, поскольку 1 марта 1881 года две бомбы Александра II убили все-таки.
И тут мы возвращаемся к вопросу, который Вы задавали в одной из передач, а где были силовые структуры, российские, Третье отделение и т.д. Что произошло? Столкновение и борьба, если говорить о силовых структурах и революционерах, двух неравных сил. Силовых структур, которые не имели опыта борьбы с подпольными организациями вообще. Что такое кружки, интеллигентские, студенческие или еще какие-то революционеров-подпольщиков, имеющих десятилетний стаж работы? Это первый момент. А второй момент просто талантливые были ребята. И землевольцы, и народовольцы были просто талантливее. Это уж так сошлось, совпало. Ведь когда на суде первомартовцев, людей, убивших императора, выступает эксперт, знаменитый генерал Татлебен, герой Севастополя и Плевны, и говорит: «что бы они ни совершили, но Желябова и Кибальчича казнить нельзя, их надо посадить и заставить работать». Желябова над организацией армии, видимо, а Кибальчича над разработкой вооружения. Потому что таких метательных снарядов, которыми был убит Александр II, не было ни в одной армии мира. А если бы генерал еще знал, чем Кибальчич в камере занимается, и что он разрабатывает ракету, думает, что для космоса, но на самом деле это спокойно могла быть «Катюша», то он бы, наверное, еще более горячо настаивал на том, что их казнить нельзя. А Кибальчич и Желябов не одни были.
Михайлов был гением конспирации, и в «Земле и воле», и в «Народной воле». Вот, человек родился, у него развлечение любимое было приехать в неизвестный город и с местным народом поспорить: ему дают 10 минут, чтобы скрыться, а потом его час ищут, если найдут, то он проиграл, не найдут они проиграли. И скрывался, и его не находили. Человек, которого знакомый студент догонял на улице и говорил: «за мной идут шпики», и Михайлов ему говорил: «за мной, дальше проходной двор, магазин, там выход, перелезешь через забор, буду ждать», и уводил. И он сам искал конспиративные квартиры для членов исполнительного комитета «Народной воли», и не было ни одного провала. Он искал места для типографий, где печаталась литература, и был только один провал, но случайный: дворник набрел на эту типографию случайно. Самое интересное, что когда Михайлова арестовали, они посыпались все, подряд буквально. Начали напоминать не конспираторов, а Плейшнера. Идет на свидание «клеточников», на конспиративную квартиру, и не смотрит, стоит горшок с цветком на подоконнике, или не стоит. Заходит и вляпывается прямо в засаду. Так что талантливые просто ребята были. Но, когда очень быстро начали продвигать людей полицейских, которые предлагали раньше свои методы, я имею в виду Судейкина, прежде всего, то он сломал остатки «Народной воли» моментально, методом провокации, методом организации революционных кружков, руководимых, находящихся под контролем полиции. И через два года оставшиеся народовольцы не знали, где их кружки, а где полицейские кружки. И все, и на этом все закончилось.
С. БУНТМАН Что, не чувствовали опасности? Или считали, что они, возможно, справятся и так, слишком сильна машина?
Л. ЛЯШЕНКО Вообще ничего не знали. Даже не знали, где расположен центр. Считали, что в Швейцарии. Считали, что все газеты, а они на прекрасной веленевой бумаге выходили, печатаются не в России. Когда Константин Николаевич говорил, что мы находимся в состоянии французского двора времен Французской революции, только с одним исключением они видели своих врагов и знали их в лицо, а мы вообще не знаем, кто это такие и сколько их, он был совершенно прав. Вот такая печальная получилась история.
С. БУНТМАН Да, печальная история. В следующий раз мы подведем итоги этого царствования, потому что здесь очень важно посмотреть, с чем переходит Россия к эпохе Александра III.
Л. ЛЯШЕНКО Да, какое наследство оставлено было.
С. БУНТМАН Такой во многом неоконсервативной эпохи, второе издание эпохи Николая I. И увидим, и поймем, какие перспективы, даже на больший срок, оставило царствование Александра II для России и для Европы. Потому что очень интересные европейские процессы начинают происходить, в которых участвует и Россия.