АДМИНИСТРАТИВНОЕ И ФИНАНСОВОЕ ДЕЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКИХ ЗЕМЕЛЬ
АДМИНИСТРАТИВНОЕ И ФИНАНСОВОЕ ДЕЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКИХ ЗЕМЕЛЬ. В административном отношении русские земли делились на уезды, волости, станы, пятины, присуды, губы и погосты. Уездом называлась целая страна, приписанная судом и данью к одному городу. В уезде кроме главного города были пригороды, которые также имели городское устройство, и слободы. Как те, так и другие были приписаны по управлению к своему уездному городу; так, в Рязанском у. значились: Переяславль Рязанский, Пронск, Ряжск и Николо-Зарайский монастырь. Слово «уезд» в значении области или страны, имеющей свое особенное устройство, встречается в самых первых памятниках московской администрации. Так, в первой духовной грамоте Ивана Даниловича Калиты сказано: «А тамгою и иными волостьми городскими поделятся сынове мои; такоже и мыты, которыи в котором уезде». В этой же грамоте есть намеки на то, что в Московском государстве при первых князьях из дома Невского уезд имел равное значение с уделом, поэтому выражение «которыи в котором уезде» значит «которые в котором уделе». А такое значение уезда ведет к заключению, что он в Московском государстве и, вероятно, в других русских княжествах первоначально представлял отдельное более или менее самостоятельное целое, имел своего князя, свои права и уставы. (Мы находим эти уставы, которые давались московскими князьями разным уездам и волостям.) Т. о., уезд был скорее бытовой единицей; администрация только воспользовалась его готовым устройством и не изменила в нем ничего. Средоточием и представителем уезда был главный город, название которого носил и весь уезд. В главном уездном городе сосредоточивались все власти, управлявшие уездом. Сюда присылались на решение и утверждение уголовные дела; равным образом здесь был суд и по всем другим делам. В уездном же городе велись записные книги всем землям и угодьям, находившимся в уезде, а также списки всех уездных жителей с обозначением, кто находится на службе и кто не находится, на какой земле живет, на вотчинной, поместной или черной, у кого какое семейство и сколько за кем какой земли. По этим спискам и книгам делалась общая раскладка податей и повинностей и с ними же сообразовывались все наряды на службу. В городе собирались большей частью все податные сборы, и отсюда их уже отправляли в государеву казну. В город же съезжались все служилые люди перед отправлением в поход; здесь воеводы делали им осмотр и записывали их в свои «смотряные» книги с обозначением, кто как «люден, конен и оружен» отправляется на службу.
Уездные или негородские земли делились на волости и станы. Эти единицы до некоторой степени были также бытовыми. Деревни первоначально были очень малы, поэтому им нужно было примкнуть к какому-нибудь центру; таким центром и были в Новгородской земле (см.: Новгородская республика) погосты, а в других местностях — волости и станы. Этим-то делением и воспользовалась администрация. Когда и кем устроены волости и станы в разных княжествах — мы не знаем. Волости представляют более древнее деление уездов, станы же появились только со времени Ивана Васильевича III. В Московском государстве станы заменили с этих пор волости. При этом, кажется, переменились только названия, а само устройство волостей оставлено то же, даже прозвища их сохранились те же; так, вместо прежних волостей Сурожской, Инабожской, Корзеневской и др. мы встречаем станы: Сурожский, Инабожский, Корзеневский и др. Впрочем, и само название «волость» не вполне заменилось новым; так, в Московском великом, Ростовском и Белозерском княжествах оба эти названия употребляются одновременно и притом — как это видно из грамот того времени — так, что иногда стан составлял часть волости и, следовательно, волость делилась на станы, а иногда, напротив, волость составляла часть стана. Волость, или впоследствии стан, составляла отдельную часть уезда и состояла из нескольких слобод, сел, деревень, приселков и починков, которые управлялись одним волостелем, или становщиком. Раскладку податей и повинностей жители волости назначали сами, точно так же и первоначальный суд по всем делам лиц, принадлежавших к волости, производился волостелем. Каждая волость была так отделена от другой, что в случае суда между двумя лицами разных волостей волостели должны были судить с общего согласия друг с другом и делить пошлины от суда поровну. Даже в случае выхода девицы замуж в другую волость назначалась особая пошлина, известная под названием «выводной куницы». При неотыскании убийцы дикая вира, или головщина, платилась всей волостью, на земле которой был найден убитый.
Деление земель на пятины, присуды, губы и погосты было собственно новгородским; в других русских владениях мы не находим подобного деления, и, хотя некоторые из этих названий встречаются в других владениях Северо-Восточной Руси (напр., погост), они здесь имеют совершенно другое значение, чем в Новгороде, — скорее историческое, как остаток древности, чем административное. Пятиной называлась пятая часть новгородских владений; в каждой пятине было по нескольку уездов, называемых в Новгороде присудами, в каждом присуде — по нескольку погостов и волостей. Новгородские пятины имели следующие названия: Деревская, лежавшая на границах Новгорода с Тверью, Обонежская — вокруг Онежского озера, Шелонская — по берегам Шелони и Ловати, Вотьская — по берегам Луги и Бежецкая — пограничная с московскими и отчасти с тверскими владениями. Каждая пятина делилась на две половины; число погостов в пятинах было неодинаково. Нельзя утвердительно сказать, когда появилось в Новгороде деление земель на пятины. В новгородских административных актах пятины появляются не раньше XV в. Есть намеки на то, что и гораздо ранее этого в Новгороде была такая группировка земель; так, в уставной грамоте Новгородского кн. Святослава Ольговича говорится об Обонежском ряде, в котором полагается значительное число городов и погостов. Хотя число, а отчасти и названия этих городов и погостов не те, какие носят принадлежавшие к Обонежской пятине, не должно забывать, что грамота Святослава Ольговича была написана еще в 1-й пол. XII в. Губы и погосты в новгородских и псковских владениях имели то же значение, какое в древних русских владениях — волости и станы. Погосты преимущественно встречаются в актах новгородских, а губы — в псковских. Впрочем, не во всех псковских владениях были губы, а только в тех, которые были пограничны с новгородскими; в других же владениях Пскова были также погосты. Кем и когда было введено деление земель на погосты и губы — неизвестно; известно только, что погост был очень древним учреждением в Новгороде. Так, в грамоте Святослава Ольговича, данной в 1137 на десятину в пользу новгородской епископии, десятина разделена уже на погосты; погосты упоминаются уже на Онеге, в Заволочье и по берегам Белого моря. В Новгороде еще встречается деление на волости, но это деление было не административное, а экономическое. В Новгороде волости значили то же, что в древности на Руси вотчины; они составляли крупные владения частных собственников; так, были волости княжеские, монастырские, частных владельцев. В новгородских административных актах встречаются еще ряды или рядки; так назывались поселения, имевшие городской характер, но не имевшие значения городов и приписанные судом и данью к городам, на земле которых они стояли. Это были только зарождавшиеся города; они были по большей части на судоходных реках и вообще на бойких местах, а потому в них были развиты торговля и промышленность. Жители рядка признавались горожанами и носили название рядовичей, посадских людей. К рядкам принадлежали иногда и пахотная земля, и разные угодья, которые сдавались ими на оброк. Земля, находившаяся собственно под рядком, делилась на дворы, как в городах, а не на четверти, как в селах, и раскладка податей и повинностей рядовичей делалась также по дворам.
Финансовое деление земель. Все земли в Северо-Восточной Руси, городские и не городские, приведенные в известность, т. е. описанные и измеренные при описании их для сбора податей и раскладки повинностей в XIII, XIV и XV вв., делились на: 1) чети и сохи; 2) выти и обжи; 3) кости. Сохой на древнем административном языке называлась самая большая единица земли, признаваемая главной мерой при раскладке податей и повинностей. Время учреждения сохи неизвестно. В московских административных актах в первый раз она упоминается в жалованной грамоте кн. Дмитрия Донского Сергиеву монастырю, но в этом известии не указывается время ее учреждения. Как чисто финансовая мера, соха означала только общую платежную единицу для сбора податей и раскладки повинностей по всему государству, а потому она не могла быть постоянной и одинаковой геометрической мерой земли, но часто изменялась по соображениям правительства, сообразно времени, государственным нуждам и т. д., сообразно местности, т. е. отношению земли к народным промыслам, качеству земли и, наконец, сообразно отношениям поземельного владения к государству. Во-первых, соха изменялась со временем или сообразуясь с нуждами государства. Грамота, данная новгородцами в 1437 вел. кн. Василию Васильевичу на черный бор по новгородским волостям, ясно намекает на это. В грамоте сказано: «А в соху два коня, а третья припряж, да тшан кожевнической за соху; невод за соху, лавка за соху, плуг за две сохи, кузнец за соху, четыре пешци за соху, ладья за две сохи, црен (цреном назывался особенного устройства котел, употребляемый для выварки соли. — И. Б.) за две сохи, а кто сидит на исполовьи, на том взяти за полсохи». Далее, в к. XV в., по завоевании Новгорода вел. кн. Иваном Васильевичем, мы видим неоднократную перемену в измерении новгородских сох; так, в одной новгородской переписной книге в соху положено 3 обжи, а на обжу — четыре коробьи или восемь четей, следовательно, в соху — 24 чети, а в другой новгородской писцовой книге в соху вложено 126 четей, или четвертей, потом встречаем по 30 четей в новгородскую соху; такое же непостоянство в измерении сох мы встречаем и в других русских владениях. Во-вторых, соха имела неодинаковую меру, смотря по местности или по отношению земли к народным промыслам. В местностях земледельческих, где доходы жители получали преимущественно с земли и где земледелие составляло главное занятие жителей, правительство расширяло пространство сох, в странах же ремесленных или торговых, где промыслы были в меньшей зависимости от пространства земли, напротив, сокращало пространство сох и даже иногда не делало никакого различия между сохами доброй, средней и худой земли. Так, в городах, посадах и рядках, как местностях преимущественно торговых и ремесленных, четвертная пашня вовсе не принималась в расчет при расписании сох, все финансовые расчеты правительства производились в них по дворам и промыслам, и сами сохи измерялись дворами. В-третьих, соха соразмерялась с качеством земли. В этом отношении земли делились на добрые, средние и худые; нормой для определения достоинства земли служил доход, даваемый ею, причем неравенство доходов должно было произвести неравенство платежных единиц относительно их объема. Правительство, желая соблюсти, насколько возможно, единство в сборе податей и в то же время уравнять всех плательщиков, должно было прибегнуть к системе т. н. «одобрения земель», т. е. земли, неравные по своей доброте, уравнивать посредством наддачи на сохи. Эта наддача производилась в средних землях на четвертую долю против добрых земель, а в худых — на целую половину; потому если в соху доброй земли полагалось 800 четвертей, то в соху средней полагалось 1000, а в соху худой — 1200 четвертей. Впрочем, это правило не везде соблюдалось в одинаковой мере; так, в иных местностях для одобрения средней земли против доброй назначалась шестая доля сохи последней, а для худой — третья; иногда же на одобрение средней земли назначалась третья доля, а худой — половина. В-четвертых, соха соразмерялась с отношениями поземельного владения к государству. Мы знаем, что земли по владению разделялись на черные, вотчинные, поместные, монастырские и дворцовые, а потому и сохи имели такое же деление: они были черные, вотчинные, поместные и т. д., и каждый из этих разрядов сох имел свое измерение. Причина этого заключалась в том, что разные права владения влекли за собой и различие в платеже податей и отправлении повинностей. Правительство, не желая разнообразить сборную податную единицу, т. е. требуя, чтобы со всех земель собиралось номинально одно количество податей, должно было ввести различную меру платежных единиц, т. е. для каждого разряда поземельных владений назначить особый объем сохи. Первое место по тяжести податей и служб занимали черные земли как непосредственная собственность общины и государства. Черные сохи были мельче всех других сох; их максимум составлял 600, а минимум — 400 четей для доброй земли. Второе место по мелкости сох и тяжести податей с них занимали монастырские земли, не превышавшие в своей мере 700 четей в соху доброй земли и доходившие иногда до 200 четей. Эта близость монастырских сох к черным была, кажется, одной из главных причин, по которым правительство в прежнее время не делало никаких ограничений распространению монастырских имений и переводу в монастырское владение вотчинных владений. Значительной льготой перед монастырскими и черными землями пользовались земли вотчинные и поместные; их сохи были на целую треть крупнее высшей меры черных и монастырских сох, а именно, в них полагалось по 800 четвертей доброй земли на соху, а средней — по 1000 четвертей, соха же худой земли доходила до 1200 четвертей. Причиной столь значительной привилегии, очевидно, была служба помещиков и вотчинников, которую они должны были нести со своих земель по числу четвертей, и чтобы эта служба не была для них слишком обременительной, правительство увеличивало сохи вотчинных и поместных земель. Самый льготный класс земель составляли земли подклетные, или дворцовые. По свидетельству писцовых книг, в дворцовых владениях в соху доброй земли полагалось 1300 четвертей; следовательно, с дворцовых земель оплачивалось податей с лишком вдвое меньше сравнительно с черными и монастырскими. Такой льготой дворцовые земли пользовались, конечно, потому, что на них лежали еще различные дворцовые повинности, которые и без того составляли значительную тяжесть. Последний разряд земель составляли т. н. тарханные, или грамотничьи, земли. Об этих землях мы не можем сказать ничего определенного, т. к. в них не было общей и постоянной меры сох и повинностей, а все это всегда зависело от государевой грамоты, на которой основывалось право владения землей. Здесь сохи увеличивались и уменьшались по воле государя для того, чтобы платеж с них был более или менее легок для владельца, имевшего грамоту.
Сохи земель городских, посадских и рядских измерялись не четями, а дворами. Здесь так же, как и в сельских землях, не было одинаковой и постоянной меры; так, в иных памятниках мы находим, что в соху городской земли клалось 62 двора, в иных — 392, в иных — по 40 дворов лучших людей на 80 дворов средних людей и по 160 дворов молодших людей. Разнообразие в разделении городских сох или вообще торговых и промышленных людей основывалось на различии их капиталов. На этом основании городские сохи делились на сохи: 1) лучших торговых людей; 2) средних людей (в сохе средних людей было вдвое больше дворов, чем в сохе лучших людей); 3) молодших людей (в четыре раза больше дворов, чем в сохе лучших людей); 4) «бобыличьи», 24 двора которых равнялись одному двору лучших людей. При назначении сох городских и посадских принимались отношения, отличные от тех, какие прилагались к уездным землям. В селах земли составляли капитал и источник капитала, а в городах капитал составляли торговля и промыслы, поэтому и соизмерять их было невозможно. Сохи делились на доли, которые были утверждены правительством и оставались неизменными. Здесь основанием служило деление сохи на 2 и на 3, а поэтому было два разряда делений: половинные и третные. К первым принадлежали: полсохи (1/2), четь сохи (1/4), полчети сохи (1/8), полполчети сохи (1/16) и полполполчети сохи (1/32); ко вторым: треть сохи (1/3), полтрети сохи (1/6), полполтрети сохи (1/12) и полполполтрети сохи (1/24). Это определение долей правительством было необходимо, потому что частные поземельные владения не всегда составляли полные доли, а потому при раскладке податей и повинностей необходимо было знать, какая доля податной единицы падает на долю платежной единицы.
Общей условной единицей меры сох была четь, или четверть. Основанием для принятия такой общей меры, вероятно, служило прямое значение сохи, которое первоначально могло быть отнесено к одним пахотным землям. Переносное значение, т. е. значение меры поземельного капитала и промыслов, соха получила уже довольно поздно, но и при таком значении сох главной основой их были только пахотные земли, прочие же земли, т. е. луга, леса и др., рассматривались только как прибавочные к пахотным. Эти последние, хотя также измерялись, но уже своей, особенной мерой; так, луга измерялись копнами, а леса — десятинами и верстами. Мерой пахотной земли было то количество хлеба, которое засевалось на ней; так, пространство, на котором засевалась четверть ржи, называлось четью. Понятно, что эта мера не была геометрической, а только примерной, тем не менее она всегда была более или менее одинаковой; четь, по общепринятому правилу, равнялась половине десятины, как это видно из памятников того времени. Четверти, так же как и сохи, имели свои доли. Эти доли были следующие: осминник, т. е. половина четверти, пол-осминника (1/2), четверик (1/8), полчетверика (1/16), полполчетверика (1/32), полполполчетверика (1/64) и наконец малый четверик (1/128). Кроме того, были еще доли третные: третник (1/3 четверти), полтретника (1/6), полполтретника (1/12), полполполтретника (1/24) и малый третник (1/48). Третники еще разделялись на третники четвертные и осьминные. Геометрически же земля измерялась десятинами, которые были в 80 саженей длиннику и 40 поперечнику, или квадратные — в 60 саженей длиннику и 60 поперечнику. В новгородских грамотах встречается мера сохи, называемая коробьей; эта мера по величине своей была одинакова с десятиной, следовательно, в каждой коробье было по две четверти. При раскладке земли в чети или коробьи в наших старинных официальных памятниках встречается обычно такое выражение: «Столько-то чети в поле, а в дву (полех) потомуж». Это выражение указывает на трехпольную систему в старинном русском хозяйстве, как об этом ясно свидетельствует грамота вел. кн. Василия Ивановича, писанная в 1512. В этой грамоте говорится: «…И ты бы ехал на Ергольское, да на ямском дворе хоромы велел поделати, да земли бы еси отмерил к яму ямщиком на пашню и пожен на сено и ямским конем на выпуск, чья земля ни буди, которая пришла круг яму, во всех трех полех по десяти десятин в поле, да 60 копен сена». По этому свидетельству, выражение «пять чети в поле и в дву потомуж» надо понимать так, что во всех трех полях пятнадцать четей. В законодательстве XX в. было принято такое правило, что если у кого-нибудь будут очень древние документы на владение землей, то каждую четь, значащуюся в них, принимать за три чети или за полторы десятины. В сохах число четей должно быть принимаемо втрое; так, если в сохе указано 1200 четей, то, значит, здесь указывается только на одно поле и потому тут должно подразумевать «а в дву потомуж», т. е. что в сохе во всех трех полях было 3600 четей. Что это было именно так, на это мы имеем доказательства в различных памятниках того времени. Для примера разберем показание одной раздаточной тверской книги. В этой книге на соху положено 1200 четей худой земли, а соха разделена на 75 вытей, на выть же кладено по 16 четей в поле и «в дву потомуж», т. е. по 48 четей на выть во всех трех полях, следовательно, на соху приходилось прямо по 1200 четей в поле, а во всех трех полях — 3600 четвертей.
Мелкой платежной единицей пахотной земли была в московских владениях выть, а в новгородских — обжа. Выти, подобно сохам, не имели постоянной и одинаковой меры, но изменялись, во-первых, по отношению ко времени или нуждам государства, во-вторых, по отношению к качеству земли; так, в Крестининской таблице в поместных землях на выть доброй земли положено 12 четвертей, на выть средней — 14, а на выть худой земли — 16 четвертей; в-третьих, выти изменились по отношению поземельного владения к государству, т. е. одно число четвертей на выть полагалось в поместных землях, другое — в дворцовых, третье — в черных и монастырских. Выть была платящей единицей; она составляла долю, на которую раскладывалась податная единица — соха. Соха была отвлеченной, общественной податной единицей, выть — определенной, хозяйственной, известного плательщика. Отношение между вытями разнокачественных земель было не таким, как между сохами; так, напр., в поместных владениях на соху средней земли против доброй земли полагалось наддачи четверть сохи, а для одобрения худой земли — полсохи, т. е. если соха доброй земли полагалась в 800 четвертей, то соха средней земли — в 1000, а соха худой — в 1200 четвертей; в вытях же для одобрения средней земли делалась наддача 1/6 доли доброй земли, а для одобрения худой — 1/3 доли выти доброй земли, поэтому если в выть доброй земли полагалось 12 четвертей, то в выть средней — 14, а в выть худой — 16 четвертей. Причина неодинаковости правил для расширения и сокращения сох и вытей заключалась в различии взглядов на те и другие. При назначении сох правительство смотрело на землю как на капитал, с которого должно было получать доходы. При таком взгляде на предмет, естественно, главной целью при распределении сох было возможное уравнение платежных единиц соответственно получаемым с них доходам. При распределении же вытей правительство имело в виду не один поземельный капитал, но плательщиков с этого капитала. Выть составляла полное хозяйство и, следовательно, капитал владельца; т. о., здесь нужно было уравнивать еще самих владельцев. Если бы плательщики имели одинаковые средства и каждый из них жил на целой выти, то, конечно, лучше всего было бы придерживаться одинакового распределения и для сох, и для вытей, но средства плательщиков были далеко не одинаковы — иной из них владел целой вытью, даже двумя и тремя вытями, другие же только половиной, третью и даже 1/12 долей выти. А потому правило, прилагавшееся к распределению сох, было не всегда удобоприложимо к распределению вытей; так, если количество вытей на соху положить постоянно одинаковым для земли хорошего, среднего и худого качества, то выть земли худого качества растянулась бы на такое обширное пространство, что бедному было бы не под силу обработать ее, и наоборот: в краях, где земледельцы богаты и в силах обрабатывать большие пространства земли, слишком мелкие выти сделались бы ненужным дроблением платежных единиц. А потому правительство при определении вытей должно было соизмерять величину их как можно более с силами земледельца. Отчего произошло, что иногда в землях, разных по качеству, выти были одинаковы, и наоборот: в землях, одинаковых по раскладке в сохи, выти являлись неодинаковыми. Иногда же при раскладке вытей значение сох вовсе упускалось из виду, а именно, делалось обычно так: пахотная земля, принадлежавшая известному селу или деревне, писалась особой статьей, общим числом, сколько четей приходилось на целую деревню; выти же считались отдельно, своим чередом, через сложение долей, записанных за крестьянами. Выти и обжи имели одинаковые дроби с сохами, т. е. делились на два и на три. Это деление было следующее: от деления на два происходили полвыти, четь выти, полчети выти и т. д.; от деления на три — треть выти, полтрети выти, полполтрети выти и т. д. Правила для такого деления постоянно оставались неизменными. Как сохи, так и выти с их подразделениями имели еще общее название «кость», на тогдашнем административном языке означавшее разряд сох и вытей, одинаковых относительно платежа податей и отправления повинностей, т. е. каждая кость имела общие разрубы и разметы; так, в одной грамоте того времени сказано: «Велено чердынцам, уездным крестьянам, выборным людям Чердынский уезд для платежу денежных доходов росписать по писцовым книгам в выти и в сошное письмо порознь, по костям, кому с кем ближе в платеже быти». При расписании земель на кости сначала обращалось внимание на качество сох, а с другой стороны — на состояние и промыслы плательщиков. Поэтому сохи, равные по платежу податей, зачислялись в одну кость и имели общие разрубы и разметы, и наоборот — сохи, не подходящие под один уровень, писались отдельной, особой костью с теми, которые с ними одинаковы; напр., черные сохи не могли быть в одной кости с монастырскими, т. к. измерение тех и других было неодинаково; от этого и произошли обычные в древних официальных памятниках выражения: «быть в одних сохах с такими-то» или «с такими-то в одной кости быть не мочно». Точно такое же различие наблюдалось и в отношении промыслов плательщиков. В этом отношении плательщики, состоявшие даже в одной сохе, т. е. жившие на одинаковых землях, не могли верстаться между собой в податях и повинностях, если их промыслы были неодинаковы; так, напр., земледелец не мог идти в размет с рыболовом, разрубы посадских людей не сходились с разрубами сельчан и т. д. Поэтому люди, принадлежавшие к известной сохе и по своим промыслам не подходившие под общий уровень с другими, находившимися в той же сохе, писались особой статьей, которая и называлась костью, и получали от правительства определенную сошную выпись или выпись из общих писцовых книг уезда, в которой прописывались все дворы и земли, причисляемые к известной кости; по этой же сошной все находившиеся в кости верстались между собой в податях и повинностях. При раскладке податей и повинностей принимались в расчет не одни промыслы, но и состояние плательщиков; потому богатые члены известной сохи составляли особую кость, средние — особую, бедные — также особую, из которых каждая имела свои разрубы и разметы. От этого бедные в случае притеснения со стороны богатых, которые желали бы равняться с ними в податях и повинностях, обычно говорили, что «нам-де с ними в одной кости быть тяжело, не по животом и промыслом». Вследствие такого распорядка жители делились на лучших, средних и молодших; каждый из этих классов составлял особенную кость, и при раскладке податей правительство назначало для каждой кости особенную меру; эта мера обычно обозначалась количеством дворов на соху и принималась плательщиками в соображение при верстанье между собой. При таком распорядке богатым приходилось платить больше, а бедным — меньше. Так, по свидетельству одной платежной книги Рязанского у., по раскладке по костям лучшие люди платили с каждого двора 80-ю долю податной единицы, средние — 100-ю, а молодшие или бедные — 120-ю, и этими долями каждая кость уже версталась сама собой, без вмешательства правительства; в тогдашних грамотах обычно писалось: «А в государевых податях верстатися самим по животам и промыслам». Для раскладки податей и повинностей на плательщиков велись особые книги, которые назывались писцовыми, переписными и окладными, или обложными.